"Невысказанное"

— Подожди, — кричу ему вдогонку. — Что тебе нужно от меня?

Он смотрит на меня с мучительной, отчаянной тоской в темных, умных глазах, но просто качает головой.

— Ничего, — говорит он, идет к двери, наклоняется и натягивает мокрые ботинки.

— Думаю, ты только что соврал... впервые за весь вечер, — говорю я, замерев посреди коридора и обхватив себя руками. Мне снова холодно. Прежде чем он успевает что-нибудь сказать, я продолжаю: — Вниз по улице есть закусочная... "Фантастическое Кафе"... — Если ты в самом деле говорил серьезно, то может, выпьем по чашечке кофе завтра после работы? — Он долго молчит, а потом кивает.

— Договорились, — отвечает он и выходит. Я медленно иду к двери и запираю ее, сердце продолжает громко стучать. Какого черта я делаю?

Я несколько раз обхожу кругом квартал, пытаясь набраться смелости пересечь улицу и зайти в кафе. Что если он там? И что если нет? Я в очередной раз прохожу мимо хозяйственного магазина, когда дверь кафе распахивается, и, надевая длинный плащ, выходит он, разворачивается и идет вниз по улице. Он меня не заметил, но я вижу на его лице разочарование. Закрываю глаза. Это так глупо.

Бегу через улицу, уворачиваясь от машин, звук моих шагов заставляет его поднять глаза.

— Прости, я опоздал, — говорю я. Мгновение он меня разглядывает, а потом пожимает плечами.

— Я здесь, — отвечает он, — так что еще не опоздал. — Он машет рукой в сторону кафе, но я качаю головой и хватаю его за руку. Я даже не люблю кофе, это была просто проверка. И он прошел ее.

— Идем, — говорю я и тяну его за собой. — Ко мне.

Он выгибает бровь, но следует за мной вверх по улице и заходит в дом, где я живу. Мы оба молчим, стоя в фойе в ожидании лифта. Я улыбаюсь и киваю миссис Шайвен, которая выходит из него, а Охотник открывает перед ней дверь. Я удерживаю открытыми двери пустого лифта, который гневно пищит, и отступаю назад, как только Охотник делает шаг внутрь. Двери закрываются, и я смеряю его взглядом.

— Почему я?

Он смотрит на меня и пожимает плечами.

— А почему ты пошел за мной в туалет?

— Я... не знаю.

— Я тоже.

Покачиваясь на пятках, я слежу, как загораются цифры на панели с номерами этажей. Четыре. Пять. Я живу на двенадцатом. Черт, какой медленный лифт. Внезапно Охотник набрасывается на меня, притискивает к стене, и сердце начинает колотиться где-то в горле... Я напрягаюсь, но он накрывает мои губы своими и целует: глубоко и жадно, я открываю рот — наши языки сплетаются — и скольжу ладонями по его рубашке вниз, начинаю играть с пуговицей на джинсах, а потом расстегиваю молнию. Он стонет мне в рот, а лифт вдруг останавливается, и двери с лязгом и стоном разъезжаются в стороны. Неохотно отстраняюсь, и, не доставая руки из его трусов, веду его по коридору к своей квартире.

Пальцы дрожат, когда я пытаюсь попасть ключом в замок. Это сумасшествие. Поворачиваю ключ, и Охотник тут же затаскивает меня в прихожую. Он захлопывает и запирает дверь, сверля меня взглядом, потом прислоняется спиной к стене и скидывает туфли. Я тоже разуваюсь, губы пересохли, сердце стучит, он делает шаг ко мне, берет за руку и ведет в мою спальню.

— Как ты хочешь? — спрашиваю я, высвобождая руку и подходя к ночному столику. В конце концов, это моя квартира. — Сверху? — Открываю ящик и роюсь в содержимом, пока не обнаруживаю почти полный тюбик смазки.

— Все равно, — отвечает Охотник, оказываясь у меня за спиной и обвивая руками талию. Он расстегивает пуговицу на джинсах, просовывает за пояс руки и пытается стянуть с меня брюки, не прекращая ласкать мой твердеющий член сквозь ткань. — Но я хочу попробовать тебя на вкус. Сейчас. — Он убирает руку, когда я разворачиваюсь к нему, и опускается на колени. Я глажу пальцами его мягкие каштановые волосы, а он стаскивает с меня одежду и обхватывает член губами, вырывая у меня глубокий стон. Я смотрю, как мой член скользит, то исчезая у него во рту, то снова появляясь почти целиком, пока он сосет и лижет. Одна его рука лежит на моем бедре, а другая — у него же в трусах.

— Великая Мэйель, у тебя здорово получается, — ахаю я, когда он обводит языком головку. Он поднимает на меня глаза — наши взгляды встречаются, — а потом заглатывает меня до самого горла. Я откидываю волосы с его лба, чувствуя, что проваливаюсь в эти темные глаза. Его глаза... открыты. — О чем ты думал? — внезапно спрашиваю я, и он вскидывает бровь. — На крыше, в тот раз. Ты закрыл глаза. О чем ты тогда думал?

Он выпускает меня изо рта и встает на ноги, опираясь на край кровати.

— О тебе, — говорит он и целует меня. Его ладони скользят вверх по моим бокам, останавливаются на талии, и я резко втягиваю в себя воздух, когда Охотник толкает меня на кровать. — Я всегда думаю о тебе, — говорит он, накрывая меня своим телом. — С тех пор как увидел. Там, на крыше, — он целует мои губы, — и в туалете, — шею, — во сне, — грудь, — в душе... — Его губы касаются пупка, и я выгибаюсь, шумно и прерывисто дыша. — Каждый раз, прикасаясь к себе, я вижу твое лицо и зову тебя по имени. — Он наклоняется и слизывает смазку, сочащуюся из моего члена.

Это неправильно. Я резко выпрямляюсь, протягиваю руку и хватаю его за плечо. Он поднимает глаза, в его лице читается растерянность.

— Я видел тебя в кошмарах, — говорю я. — Боялся, ненавидел... я даже не помню, как тебя зовут.

Он долго не сводит с меня глаз.

— Райел, — выдает он наконец.

— Райел? — Хмурюсь. — Ты говорил мне другое.

— Я сказал тебе свое охотничье имя. Райелом меня звали до того, как я присоединился к Охотникам. — В груди становится тепло. Охотники никогда никому не говорят своих настоящих имен. Снова протягиваю руку, прижимаю ладонь к худой щеке и заставляю его наклониться ко мне. Губы словно плавятся от поцелуя — нежного и неторопливого. Не помню, чтобы когда-нибудь с кем-нибудь так целовался.

Он отодвигается, задыхаясь, и слезает с постели. Я откидываюсь на локти и улыбаюсь, наблюдая, как он снимает с себя джинсы и трусы. У меня еще не было возможности хорошенько рассмотреть его, но у него классный член. Он хватает смазку и забирается обратно на кровать. Я упираюсь ступней ему в грудь и, ухмыляясь, мну мягкую ткань его футболки пальцами ноги.

— Не дрейфь, красавчик, снимай все, — прошу я.

На его губах появляется кривая улыбка.

— Ты в самом деле хочешь увидеть этот бледный мешок с костями?

Я киваю.

— Может, позже. — Он хватает меня за лодыжку, отталкивает ее и становится между моих ног. А потом без предупреждения наклоняется, и мой член снова оказывается у него во рту.

— Осторожно, — успеваю простонать я. — Продолжишь в том же духе, и я не сдержусь.

Он выпрямляется и облизывает губы.

— Не волнуйся... ты совсем молоденький; быстро придешь в форму. — Он откручивает крышку тюбика и смазывает пальцы. — Кроме того, я хочу, чтобы ты кончил мне в рот.

— О черт, — шепчу я, задыхаясь — от его слов по телу проходит дрожь. — Надо было сразу сказать об этом. — Он лижет кожу под головкой и снова заглатывает член до конца, а скользкие пальцы потирают анус, прежде чем толкнуться внутрь. Я вскидываю бедра, дыхание перехватывает, когда он нащупывает простату, выводя пальцами внутри медленные круги. — О черт, — ахаю я и кончаю, дергая ногой. Он стонет, посылая вибрации по члену, и продолжает ласкать меня изнутри, высасывая все до капли.

Когда он выпускает мой член изо рта, я выжат как лимон. Лежу на кровати, пытаясь перевести дыхание, не в силах пошевелиться.

— Это было великолепно, — говорю я.

— Мы еще не закончили, — возражает он, вытаскивая пальцы из моей задницы, и меня охватывает озноб. Я со стоном поднимаю голову и смотрю, как он размазывает любрикант по своему члену. Он тянется ко мне, но я снова упираюсь ногой ему в грудь.

— Ты все еще в футболке, — замечаю я.

— Мне бы не хотелось ее снимать, — отвечает он, помолчав. Я хмурюсь и снова приподнимаюсь на локтях.

— Почему? Потому что ты старше меня?

— Потому что у тебя тело как у бога, а я гожусь тебе в отцы...

Я смеюсь.

— Мне все равно. Ну же... я хочу на тебя посмотреть. — Привстаю и тянусь к нему, но он перехватывает мои руки и сжимает. Я перестаю улыбаться. Он действительно серьезен. — Райел, — тихо говорю я, — мне плевать, сколько тебе лет или как плохо, по-твоему, ты выглядишь. Ты мне не разонравишься. — Он вздыхает и отпускает мои руки. Колеблется, а потом стаскивает через голову футболку.

Мой взгляд скользит по его обнаженным плечам, пока он прижимает футболку к груди... Он худой, но не тощий; бледный, но не болезненно. Я не вижу никаких недостатков. Он смотрит на меня, темные глаза на мгновение встречаются с моими, а потом он отводит взгляд, и футболка падает ему на колени.

Я ахаю, и он вздрагивает.

— Вот поэтому я и не хотел, чтобы ты это видел, — поясняет он, подбирая футболку и стараясь встать с кровати, но я хватаю его за руку и тяну обратно, забираю у него футболку, когда он пытается надеть ее снова.

— Я просто удивился, — возражаю я, бросая футболку через комнату, чтобы он не мог быстро до нее добраться. — Ты сказал, что похож на мешок с костями. Ты не упоминал о шрамах. — Он перестает вырываться и, отвернувшись, садится на край постели. Я протягиваю руку и обвожу пальцами четыре глубоких, светлых шрама, тянущихся от левого плеча к пупку. Следы когтей. — Это сделал один из нас.

— Я был молод и отправился на охоту, — говорит он едва слышно. — Лев-оборотень сбил меня с лошади, вспорол брюхо и бросил умирать.

— Прости, — говорю я, но он лишь качает головой и отталкивает мою руку.

— За что? Я пытался его убить. Он не сделал никому ничего плохого, а я выследил его, чтобы пустить пулю в лоб. Он просто защищался... они все защищались.

Я долго молчу. Никогда не встречал Охотников, которые бы сожалели о содеянном.

— Тебя ввели в заблуждение, — наконец говорю я. — Ты не понимал, что делаешь. — Откидываю волосы с его лба, темные с проседью пряди такие мягкие под моими пальцами. Он смотрит на меня, и в темных глазах явно читаются вина и стыд. Я что, должен был сказать ему, что все хорошо? Что мне все равно, что он убил бесчисленное множество невинных Оборотней? Я не могу. Но и винить его за это я не собираюсь. — Ну так что, я думал, мы еще не закончили, — говорю я, кладу ладонь ему на затылок и притягиваю к себе. — Для бледного мешка с костями ты меня слишком возбуждаешь.

Он смеется.

— Я знал, что ты шлюха. — Он целует меня, и я всхлипываю, открывая рот, скользя своим языком по его. Мне нравится его вкус. Его руки ложатся мне на плечи и мягко толкают назад, но я вырываюсь.

— Что?

В ответ я встаю на колени и опрокидываю его на спину. Перекинув через него ногу, сажусь на него верхом, так что его член трется о мои яйца. Он гладит ладонями мои бедра, когда я разворачиваюсь, сжимаю его член и, несколько раз проведя рукой по всей длине, направляю в себя. Он стонет и вскидывает бедра, входя в меня, я выгибаюсь и закрываю глаза, когда он оказывается во мне.

Двигаюсь, лаская ладонями его грудь, не обращая внимания на шрамы, а он следит за мной глазами, полными желания.

— Ты такой красивый, — говорит он хриплым голосом. Я улыбаюсь, хватаю его за руки и тяну на себя...

— Ты тоже, — отвечаю я, обнимая его за шею и целуя. В конце концов, красота в глазах смотрящего. Его руки обнимают меня за талию, притягивая ближе, его член проникает все глубже, и я стону в его губы. Так приятно ощущать его внутри...

Он выводит бедрами круг, и я впиваюсь в его плечи, стискивая ногами талию, пока он продолжает вбивать меня в матрас. Я толкаюсь бедрами навстречу его рывкам, его член снова и снова задевает простату, острое и внезапное как вспышка молнии удовольствие скапливается внизу живота, словно тучи перед грозой, а потом прошивает насквозь до кончиков пальцев на ногах...

Я с криком кончаю, за молнией следует раскат грома, вибрирует, заставляя меня сгорать от желания и дрожать в руках любовника. Он продолжает входить в меня, впиваясь пальцами в спину, его дыхание — тяжелое и неровное — щекочет шею. Он с криком толкается в меня, и его бедра подрагивают от напряжения, пока он кончает.

Мы очень долго лежим без движения. Я пытаюсь отдышаться и наслаждаюсь теплом его тела, его тяжестью, ощущением его внутри меня, запахом нашего пота. Он отстраняется первым, выскальзывая из меня, и я неохотно отпускаю его. Он со стоном переворачивается и ложится рядом.

— Это было здорово, — говорит он через какое-то время.

— Да, — соглашаюсь я. Лежу еще минуту, а потом встаю. Я весь липкий, и ноги словно резиновые, когда слезаю с постели. — Я в душ. — Он ничего не говорит.

Иду в ванную и закрываю дверь. Моюсь и поглядываю на ключ на столике у раковины... Может, отдать ключ ему? Я почти не знаю его и всего час назад я его ненавидел. Но теперь...

Возвращаюсь в комнату с полотенцем, но без ключа. Охотник не ушел, он не двигается, пока я стираю с него сперму и пот, но я все равно чувствую, как он смотрит на меня. Вздохнув, ложусь рядом с ним и, уставившись в потолок, жду, что он скажет... Уж он-то точно знает, что нам теперь делать.

Открываю глаза и моргаю. Я заснул.

— Райел? — говорю я, приподнимаясь. Тишина. Протягиваю руку и ощупываю постель — она пустая и холодная. Он ушел и явно давно. Я сажусь и вглядываюсь в темноту, чувствуя необъяснимую тяжесть в груди. Надо было отдать ему тот ключ.

Посидев с минуту, я встаю с кровати, хватаю халат с крючка на двери и выхожу в коридор. Включаю свет и заглядываю в гостиную, первым делом взгляд скользит к пустому дивану. Иду на кухню, но сейчас мне уже совершенно ясно, что его здесь нет. Проверяю дверь... она заперта. Тяжело привалившись к ней, опускаю голову, скрещиваю руки на груди и смотрю в пол. Нужно было что-нибудь сказать. Все проблемы от недомолвок. Нужно было сказать ему, что я хочу, чтобы он остался.

Я вздыхаю, выпрямляюсь, выключаю свет в гостиной и иду по коридору. Мне надо в туалет. Облегчившись, поворачиваюсь к раковине, включаю воду и жду, пока она станет теплее.

Опускаю глаза на столик у раковины, и губы изгибаются в едва заметной улыбке. Ключа нет.

КОНЕЦ