Переворот

Много писалось о том, как Сталин, получив в свои руки чисто технические средства воздействия на партию, быстро расставил на ответственные посты преданных ему людей. И тем самым очень быстро прибрал эту партию к рукам. При этом опускается обычно вопрос, кому преданных? Лично Сталину? Или политической платформе, которую он отстаивал? А если лично Сталину, то потому, что слепо ему верили (это в двадцатых-то годах)? Или потому, что Сталин был наиболее сильным политиком из тех, кто выражал волю этих людей?

Об этом, кстати, вскользь упомянул в своих сочинениях Троцкий. Очень глубоко понимавший, конечно, при всех его мелочных личных нападках на Сталина, идейную подоплеку этого противостояния.

Всё в той же своей работе, посвящённой Сталину, Троцкий писал:

"...Тем временем жизнь партии подошла к новому кризису. В первый период борьбы мне была противопоставлена "тройка". Но сама она была далека от единства. Как Зиновьев, так и Каменев в теоретическом и политическом отношении были, пожалуй, выше Сталина. Но им обоим не хватало той мелочи, которая называется характером. Более интернациональный, чем у Сталина, кругозор, приобретенный ими в эмиграции под руководством Ленина, не усиливал, а, наоборот, ослаблял их. Курс шел на самодовлеющее национальное развитие, и старая формула русского патриотизма "шапками закидаем" усердно переводилась теперь на новосоциалистический язык. Попытка Зиновьева и Каменева хоть частично отстоять интернациональные взгляды превращала их в глазах бюрократии в "троцкистов" второго сорта. Тем неистовее пытались они вести кампанию против меня, чтоб упрочить на этом пути доверие к себе аппарата. Но и эти усилия были напрасны. Аппарат все более явно открывал в Сталине наиболее крепкую кость от своих костей. Зиновьев и Каменев оказались вскоре враждебно противопоставлены Сталину, а когда они попытались из "тройки" перенести спор в Центральный Комитет, то обнаружилось, что у Сталина несокрушимое большинство..."

"Наиболее крепкая кость от своих костей". Нет, всё-таки нельзя не отдать должное Троцкому в его понимании существа политических баталий.

Видимые результаты этой борьбы начали проявляться где-то к середине 30-х годов. Многое тогда начало меняться в советском обществе, на всех уровнях и в самых разнообразных сферах жизни. Начал исчезать куда-то истерический революционный надрыв. Изменения коснулись не только политической жизни. Многое, совсем недавно прежде немыслимое и уже вроде бы подзабытое, оставленное в той, прежней жизни, как-то естественно стало возвращаться к людям. Даже в быту, в самых его мелочах. Незаметно жизнь начинала становиться другой.

Это сейчас для нас может показаться смешной мелочью. Ну что здесь такого? Можно без опаски, что донесут соседи, праздновать Новый Год. Ёлку можно нарядить, к радости детей. И ещё непривычное. Красные командиры стали вдруг капитанами и полковниками.

А тогда для многих это было явлением чего-то невообразимо нового. И в то же время вчера ещё опасно запретного старого. Снова где-то кто-то увидел вдруг казачьи лампасы. И не в прорезь прицела, а в обычных "буднях великих строек".

И Троцкий это тоже подметил, написав обвиняющее:

"...Пересмотр прошлого довершался столь лихорадочными темпами, что разрушались вчерашние авторитеты. Официальнейший историк Покровский был после смерти объявлен врагом народа, так как недостаточно почтительно относился к прошлой истории России. Началась реабилитация не только старого национального патриотизма, но и военной традиции. Начались исследования русской военной доктрины, реабилитация русских стратегов включая и 1914 год..."

А периодически происходят и настоящие землетрясения. В ноябре 1936 года с жесткими формулировками снимается с репертуара пьеса Демьяна Бедного "Богатыри", где в издевательском виде было представлено крещение Руси. Пьеса уже шла, ее в творческой среде хвалили, чиновники от культуры приняли ее благосклонно. Посетил один из спектаклей и Молотов. На следующий день вышло разгромное постановление Политбюро, где осуждался антиисторический подход и издевательство над "героическими чертами русского народа". Но самым потрясающим было даже не это, а утверждение (и где? — в Постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) о том, что "...крещение Руси было положительным этапом в истории русского народа..." Мир перевернулся.

Да, действительно. Как-то вдруг необыкновенно быстро изменилось отношение к "дореволюционной" истории России. И не в одних лишь академических аудиториях, далёких от простых людей. А в самой их гуще. Молодые люди бегали тогда в кино и смотрели не только "Чапаева" и "Юность Максима", но и фильмы, возникшие почти одновременно и воспевающие вот буквально вчера ещё проклинаемых людей.

В 1937 году вышла первая серия фильма "Пётр Первый". По новому роману графа (!) Алексея Николаевича Толстого. Да с какими актёрами! Симонов. Жаров. Черкасов.

И совсем уже не удивительно вчера немыслимое. Этот самый бывший граф и вчерашний "белоэмигрант" в этом же году становится депутатом Верховного Совета СССР первого созыва.

В 1938 году появляется фильм "Александр Невский". Который снова прославляет одного из русских правителей. Да не просто великого князя, а святого благоверного князя, канонизированного русской православной церковью ещё в шестнадцатом веке. И снова великолепный актёрский ансамбль. Режиссёр — знаменитый на весь мир Сергей Эйзенштейн. За кадром звучит музыка Сергея Прокофьева. Великого композитора, всего два года как вернувшегося из эмиграции. И на его музыку звучат вдруг с экрана удивительные слова, за произнесение которых вчера ещё можно было поплатиться вполне нешуточно.

"Вставайте, люди русские,

На славный бой, на смертный бой.

Вставайте, люди вольные,

За нашу землю честную!"

Совсем скоро появляются за ними "Минин и Пожарский" (1939), "Суворов" (1940), другие фильмы, прославлявшие не правителей уже, но героев Русской земли.

Что же произошло?

А произошло ни много ни мало, но потрясение основ. Предъявленные выше изменения явились лишь внешним отражением тектонических процессов, происшедших в судьбе советского государства. Что это были за процессы? И как их оценивать? Как благо? Как ошибку? Как преступление?

Давайте послушаем по этому поводу главного оппонента Сталина. Уж он-то хорошо знал толк и в сталинских ошибках. И в сталинских преступлениях.

Итак.

Лев Троцкий. "Преданная революция: Что такое СССР и куда он идет?". Издание 1937 года.

"...Революция сделала героическую попытку разрушить так называемый "семейный очаг", т.е. то архаическое, затхлое и косное учреждение, в котором женщина трудящихся классов отбывает каторжные работы с детских лет и до смерти. Место семьи, как замкнуто мелкого предприятия, должна была, по замыслу, занять законченная система общественного ухода и обслуживания: родильные дома, ясли, детские сады, школы, общественные столовые, общественные прачечные, амбулатории, больницы, санатории, спортивные организации, кино, театры и проч. Полное поглощение хозяйственных функций семьи учреждениями социалистического общества, связывающего солидарностью и взаимной заботой все поколения, должно было принести женщине, и тем самым — любящей чете, действительное освобождение от тысячелетных оков. Доколе эта задача задач не разрешена, 40 миллионов советских семей остаются, в подавляющем большинстве своем, гнездами средневековья, женской кабалы и истерии, повседневных детских унижений, женских и детских суеверий. Никакие иллюзии на этот счет недопустимы. Именно поэтому последовательные изменения постановки вопроса о семье в СССР наилучше характеризуют действительную природу советского общества и эволюцию его правящего слоя...

...Торжественная реабилитация семьи, происходящая одновременно — какое провиденциальное совпадение! — с реабилитацией рубля, порождена материальной и культурной несостоятельностью государства. Вместо того, чтобы открыто сказать: мы оказались еще слишком нищи и невежественны для создания социалистических отношений между людьми, эту задачу осуществят наши дети и внуки, — вожди заставляют не только склеивать заново черепки разбитой семьи, но и считать ее, под страхом лишения огня и воды, священной ячейкой победоносного социализма. Трудно измерить глазом размах отступления!

Все и вся втянуты в новый курс: законодатель и беллетрист, суд и милиция, газета и школьная кафедра. Когда наивный и честный комсомолец отваживается написать в свою газету: "Вы лучше занялись бы разрешением задачи: как выйти женщине из тисков семьи", он получает в ответ пару увесистых тумаков и — умолкает. Азбука коммунизма объявлена "левацким загибом". Тупые и черствые предрассудки малокультурного мещанства возрождены под именем новой морали...

...Тем временем брачно-семейное законодательство Октябрьской революции, некогда предмет ее законной гордости, переделывается и калечится путем широких заимствований из законодательной сокровищницы буржуазных стран. Как бы для того, чтоб запечатлеть измену издевательством, те самые доводы, какие приводились раньше в пользу безусловной свободы разводов и абортов — "освобождение женщины", "защита прав личности", "охрана материнства", — повторяются ныне в пользу их ограничения или полного запрета.

Отступление не только принимает формы отвратительного ханжества, но и по существу заходит неизмеримо дальше, чем того требует железная необходимость хозяйства. К объективным причинам, вызывающим возврат к таким буржуазным нормам, как выплата алиментов, присоединяется социальный интерес правящего слоя в углублении буржуазного права. Самым повелительным мотивом нынешнего культа семьи является, несомненно, потребность бюрократии в устойчивой иерархии отношений и в дисциплинировании молодежи посредством 40 миллионов опорных пунктов авторитета и власти.

Когда жива была еще надежда сосредоточить воспитание новых поколений в руках государства, власть не только не заботилась о поддержании авторитета "старших", в частности отца с матерью, но наоборот, стремилась, как можно больше отделить детей от семьи, чтоб оградить их тем от традиций косного быта. Еще совсем недавно, в течение первой пятилетки, школа и комсомол широко пользовались детьми для разоблачения, устыжения, вообще "перевоспитания" пьянствующего отца или религиозной матери; с каким успехом — вопрос особый. Во всяком случае этот метод означал потрясение родительского авторитета в самых его основах. Ныне и в этой немаловажной области произошел крутой поворот: наряду с седьмой пятая заповедь полностью восстановлена в правах, правда, еще без ссылки на бога; но и французская школа обходится без этого атрибута, что не мешает ей с успехом насаждать консерватизм и рутину.

Забота об авторитете старших повела уже, впрочем, к изменению политики в отношении религии. Отрицание бога, его помощников и его чудес являлось наиболее острым клином из всех, какие революционная власть вгоняла между детьми и отцами. Обгоняя рост культуры, серьезной пропаганды и научного воспитания, борьба с церковью, под руководством людей типа Ярославского, вырождалась нередко в бутафорию и в озорство. Ныне штурм небес, как и штурм семьи, приостановлен. Озабоченная репутацией своей солидности бюрократия приказала молодым безбожникам сдать боевые доспехи и засесть за книжки. По отношению к религии устанавливается постепенно режим иронического нейтралитета. Но это только первый этап. Не трудно было бы предсказать второй и третий, еслиб ход событий зависел только от предержащих властей...

...Внешняя политика всегда и везде — продолжение внутренней, ибо ведется тем же господствующим классом и преследует те же исторические задачи. Перерождение правящего слоя в СССР не могло не сопровождаться соответственным изменением целей и методов советской дипломатии. Уже "теория" социализма в отдельной стране, впервые возвещенная осенью 1924 года, знаменовала стремление освободить советскую внешнюю политику от программы международной революции...

...Предав мировую революцию, но чувствуя себя преданной ею, термидорианская бюрократия главные свои усилия направила на то, чтоб "нейтрализовать" буржуазию. Для этого надо было казаться умеренной, солидной, подлинной опорой порядка. Но чтоб долго и с успехом казаться чем-либо, надо стать им на деле. Об этом позаботилась органическая эволюция правящего слоя. Так, отступая постепенно перед последствиями собственных ошибок, бюрократия пришла к мысли застраховать неприкосновенность СССР путем включения его в систему европейско-азиатского статус-кво. Что может быть, в самом деле, лучше вечного пакта о взаимном ненападении между социализмом и капитализмом? Нынешняя официальная формула внешней политики, широко рекламированная не только советской дипломатией, которой позволительно говорить на условном языке своей професии, но и Коминтерном, которому полагается говорить на языке революции, гласит: "Ни пяди чужой земли не хотим, но не уступим ни вершка и своей земли". Как будто дело идет о простом столкновении из-за кусков земли, а не о мировой борьбе двух непримиримых социальных систем!..

...Вхождение СССР в Лигу Наций, изображенное перед собственным населением, при помощи достойной Геббельса режиссуры, как триумф социализма и результат "давления" мирового пролетариата, оказалось, на самом деле, приемлемо для буржуазии лишь в результате крайнего ослабления революционной опасности, и явилось не победой СССР, а капитуляцией термидорианской бюрократии перед насквозь скомпрометированным женевским учреждением, которое, по знакомым уже нам словам программы, "ближайшие свои усилия направляет на подавление революционных движений". Что же изменилось столь радикально с того времени, когда принималась хартия большевизма: природа Лиги Наций? функция пацифизма в капиталистическом обществе? или же — политика советов? Поставить этот вопрос значит тем самым ответить на него...

...Как бы, однако, ни оценивать выгоды и невыгоды франко-советского пакта, ни один серьезный революционный политик не станет отрицать права советского государства искать дополнительной опоры для своей неприкосновенности во временном соглашении с тем или иным империализмом. Надо только ясно и открыто указывать массам место такого частного, тактического соглашения в общей системе исторических сил. Чтоб использовать, в частности, антагонизм между Францией и Германией, нет ни малейшей надобности идеализировать буржуазного союзника или ту комбинацию империалистов, которая временно прикрывается ширмой Лиги Наций. Между тем не только советская дипломатия, но, по следам ее, и Коминтерн систематически перекрашивают эпизодических союзников Москвы в "друзей мира", обманывают рабочих лозунгами "коллективной безопасности" и "разоружения" и тем превращаются на деле в политическую агентуру империалистов перед рабочими массами...

...Третий Интернационал родился из возмущенного протеста против социал-патриотизма. Но революционный заряд, заложенный в него Октябрьской революцией, давно израсходовался. Коминтерн стоит ныне под знаком Лиги Наций, как и Второй Интернационал, только с более свежим запасом цинизма. Когда британский социалист сэр Стеффорд Криппс называет Лигу Наций интернациональным объединением громил, что может быть неучтиво, но не так уж несправедливо, "Таймс" иронически спрашивает: "как объяснить в таком случае присоединение к Лиге Наций Советского Союза?" Ответить не легко. Так московская бюрократия приносит ныне могущественную поддержку социал-патриотизму, которому Октябрьская революция нанесла в свое время сокрушительный удар.