Уроки ирокезского 10

Первую турбину (две первые турбины) он поставил на новенький, только что сделанный пассажирский пароходик для поездок по Волге — все же до Царицына до "входа" в мое имение чуть ниже села Нижне-Балыклейского было почти сто километров и мне хотелось и по реке путешествовать с комфортом. Кораблики похожие я уже строил когда-то — на Амуре в основном, по типу старого "Москвича" из моего детства, и решил, что уже с парой машин по восемьдесят сил кораблик получится достаточно быстрым, даже если его побольше сделать, вроде уже "Москвы". Ну а с новыми турбинами он вообще вышел "стремительным" — на реке ни один не мог сравняться с ним в скорости и до Царицына он за три часа добирался — вниз по течению он вообще почти летал, хотя и был раза в полтора побольше "прежних", амурских. Но пассажирским транспортом "на продажу" я заниматься не хотел принципиально, так что до конца лета их выстроили четыре штуки и на этом закончили — но турбины-то Гаврилов делать не перестал!

Так что с турбинного завода теперь поступали и турбозубчатые машинки для барж. Небольшие, весом всего в полтонны — и мощностью в триста лошадиных сил. Да, похоже теперь английские паровички придется отравлять на переплавку — с турбиной только на мазуте экономия больше чем вдвое получается... но это для Гаврилова была лишь "проба пера". Правда турбогенератор на шесть мегаватт он делать не стал, все же я это прямо запретил. Но вот про двухмегаваттный я ничего такого не говорил...

Стасов тоже постарался — и изготовил сорокаатмосферный котел, после чего Гаврилов "снял" с турбины две тысячи двести киловатт мощности. Турбина новая от "старой" отличалась всего лишь наличием двух дополнительных колес, и, хотя по размерам получилась чуть больше "базовой", все же легко поместилась в "водокачку" на место первой из установленных. У нее, первой, лопатки были еще прямыми, и замена проходила "по плану" — но теперь Герасимов предложил остальные две просто убрать.

Ладно, он меня порадовал, так почему бы и его не порадовать? Он и обрадовался — когда я в отместку предложил поставить три новых турбины на этой водокачке. Женжурист трубы-то поставил в расчете на двадцать кубометров в секунду... каждую из трех, а в пустыне воды много не бывает. Ну... в сугубо философском плане. Хотя если хорошенько подумать...

Долго думать не пришлось: другие дела навалились. Причем оказалось, что Камилла лучше меня понимает некоторые моменты придворного протокола: царь не приехал. Приехал граф Воронцов-Дашков, Илларион Иванович собственной персоной — а это в корне меняло дело. С царем у меня не было ни малейшего желания общаться, а вот с графом... Начать с того, что его я уважал — за деловую хватку и безусловную честность в делах. Да и помогал он мне в прошлом совершенно бескорыстно — так что посланца я никуда не послал. А во время долгой — и взаимно приятной — беседы у меня внезапно родилась очень интересная мысль...

Илларион Иванович в Царицын приехал по собственной инициативе — после того, как в либеральной парижской газетенке появилась статья, в которой — естественно — мешались с грязью городские власти и в пример Парижу (!) ставился "русский провинциальный городок Царицын", в котором все такое замечательное...

Дел особых у члена Госсовета не было, и по дороге с дачи (то есть из Воронцовского дворца в Алуште) он решил заехать и посмотреть, что же такое интересное парижский журналист увидел в "провинциальном городишке". Заехал, посмотрел. Поговорил с городскими властями, с Мельниковым — и отправился ко мне в поместье. Правда тут Камилла ошиблась — никакой телеграммы с извещением о приезде он не посылал, а просто взял и приехал — в первый городок. Тут дед меня и вызвал — благо столь простая вещь как телефон давно (и надежно) угнездилась в "поместье".

Разговор наш прошел в "кабинете" — уже дедова дома, и был он долгим и неспешным, тем более что Илларион Иванович никуда особо не спешил, а посмотреть "городок в ночи" ему было интересно. Сам-то я особого внимания на творящееся за окном не обращал: ну подумаешь, улицы фонарями освещены, эка невидаль! Но на графа увиденное произвело впечатление очень сильное, и он, выслушав причины, мешающие мне "все бросить и начать осчастливливать столицу", обещал приложить все старания для их устранения.

Честно говоря, особых надежд на успех его безнадежного предприятия я не питал: с Николаем отношения у Иллариона Ивановича были (до приглашения к участию в корейской концессии в роли "царева ока") неважными, да и сейчас только "налаживались" — но любовь императора к международному выпендрежу давала некоторые шансы. И раз уж вероятность приглашения в столицу стала сильно ненулевой, следовало хорошенько подготовиться.

Но если учесть, что готовиться я начал еще с прошлого года...