Уроки ирокезского 39

— Здравствуйте, ваше превосходительство, присаживайтесь. Владимир Анатольевич, я, как человек сугубо гражданский, предпочитаю обращаться тоже по-граждански, по имени-отчеству. А так как дело у меня к вам, некоторым образом, не совсем официальное, то и вас попрошу — пока не будет твердых заверенных доказательств что я превосхожу вас... ну хотя бы длинной детородного органа — ко мне подобным же образом обращаться. У вас нет возражений?

Генерал все равно в душе остается юным поручиком. Так что Владимир Анатольевич, усмехнувшись, предложение принял.

— Ну а теперь перейдем к делу. Видите ли, Владимир Анатольевич, мне срочно потребовалось ваше поместье Петровское, точнее — деревня Лыткарино...

— Ничего не выйдет, майорат-с! — в голос генерала вернулись нотки презрительности.

— Ну с майоратом... нет, все же не мне лично, России. А майорат — что майорат? Это дело, как мы оба знаем, легко поправимо.

— За пресечением рода по мужской линии? — теперь в голосе звучал не испуг, но готовность к жесткой обороне.

— Да упаси Господь! Можно исключить земли и по неотложной государственной потребности, но проблема в том, что к прекращению майората имеется не две, а три причины, и третья — за действия, несовместимые с достоинством... я могу объяснять как угодно, указ издать нужный, но все равно найдется какая-нибудь скотина, что начнет вас обвинять в предательстве России. Я таких шустрых хоть повесить могу, но имя ваше уже запачкано будет, а я этого ну никак не желаю. Однако Лыткарино мне нужно безусловно.

— И какова же причина столь сильной потребности?

— Не поверите — песок. Простой песок, вот только во всей России другого такого песка пока не нашли, а мне он нужен уже сейчас.

— Золотой, что ли?

— Был бы золотой, я бы за ваше семейство лишь порадовался. Обычный, речной — но единственно годный для выделки оптического стекла.

— Так копайте его в поместье, никто слова не скажет... бесплатно копайте!

— Видите ли, дорогой Владимир Анатольевич, в вас у меня нет сомнений ни малейших, но... оптическое стекло — материал стратегический, не мне вам, генералу, об этом рассказывать. Проблема не в вас... Племянники ваши предпочитают Италию России, а все мы не вечны, к сожалению. Италия же — верный союзник... скажем, наших потенциальных противников. И ничего дурного о родне вашей не думая, скажу прямо: существует шантаж, подкуп, угрозы, подделка бумаг, наконец... так что Лыткарино должно быть в собственности Державы и без права продажи его кому бы то ни было.

— И как скоро вы собираетесь завод начинать строить? Есть ли на это деньги в казне, ведь я слышал, что оптические заводы весьма недешевы?

— В казне? Откуда в казне деньги? Стыдно сказать: даже украсть нечего! Впору Коковцева и всю его шатию по трамваям посылать!

— Зачем по трамваям?

— Мелочь по карманам у пассажиров тырить — иных-то твердых доходов нынче в Державе и не найти. А вот выстроим заводы, денежки заведутся в избытке, тогда будет не стыдно и покражами заняться — улыбнулся я. — Так что завод этот весной дочь моя строить начнет, а деньги... продаст побольше своих побрякушек, наскребет на заводик-то...

В целом разошлись мы довольно мирно. И через пару недель, перед самым Новым годом, генерал сам напросился на аудиенцию, и передал мне просьбу на высочайшее имя (царя, естественно) исключить из майората Лыткарино и принять его в дар Российской Державе (без права передачи любому частному лицу) вместе с возводимым за счет Барятинских заводом...

— Дорогой вы мой Владимир Анатольевич, я вам так благодарен за то, что смогли разрешить возникшую передо мною проблему, огромное вам спасибо! Вот только... Мне кажется, что одного поместья более чем достаточно, завод ведь стоить будет немало...

— Александр Владимирович, если даже дочь канцлера свои украшения на пользу России закладывает, то можем ли мы, Барятинские, остаться в стороне?

Да, я-то имел в виду продукцию сапфирового заводика, а он как-то не совсем верно мою реплику интерпретировал...

— Я вам безумно признателен, и от лица всей России приношу огромную благодарность. Однако...

Барятинские — богатейшие курские помещики. Тридцать с лишним тысяч десятин, опять же оклады генеральские... годового доходу у семейства — тысяч за сто. Но вот кто бы им сказал, что современный оптический завод стоит подороже иного металлургического? Ну, из тех металлургических, что до меня в России строились. Обобрать помещиков я еще успею, а как сделать, чтобы генерал от своего предложения насчет завода отказался, не потеряв лица?

— Владимир Анатольевич, все же должен вам прямо сказать: я буду только рад, если вы примите участие в строительстве завода. Но, как уже канцлер, просто вынужден просить вас ограничиться небольшой суммой участия, тысяч в сто?

Небольшая тень сомнения пробежала по лицу генерала.

— Нет, даже это будет слишком. Видите ли, я убежден, что ваш благородный порыв готовы будут поддержать десятки, сотни людей, однако столь значительный денежный вклад в процветание России многих может просто отпугнуть, они решать отказаться от участия, сочтя свои возможности слишком ничтожными. Давайте все же ограничимся, скажем, двадцатью пятью тысячами?

— Я как-то об этой стороне дела не подумал — на лице генерала проступило облегчение. — Но, возможно, и полста тысяч не покажутся суммой страшной? Ведь это от всей фамилии...

Черт бы побрал вас, таких благородных! Ну и как вас потом грабить? А ведь придется...

Но — потом. А сейчас... сейчас нужные люди на нужных местах делали свои очень нужные дела и у меня появилось, наконец, время подумать над тем, что делать дальше. В Петербурге — после разбирательств с путиловцами — мне делать было особо нечего, а Москве... да, народ в главном был абсолютно прав: Москва не сразу строилась — так что мы с Камиллой вернулись на берега Волги. Опять же, к царю поближе: пусть народ искренне считает что я там мудрые руководящие указания впитываю. А я тем временем займусь-ка тем, что умел делать лучше всего: автомобилями. Точнее, моторами. Очень стране моторы нужны — так почему бы и нет?