Уроки ирокезского 44

Правда самый образованный был уже женат — что целиком было заслугой Камиллы. Не в смысле "женат" заслугой, а что "был". Потому что именно она перетащила из родного Воронежа во второй городок Андрея Петровича Киселева. Вот уж неутомимый труженик: он и в школе преподавал, и в Векшинском пединституте, и тут же учебники писал. Камилла его хитро сманила: сначала просто пригласила знаменитого земляка "посмотреть и дать полезные советы", а затем, когда земляк этот пришел в экстаз от количества школьников, специально для него учредила этот самый пединститут — и Киселев не смог не остаться. Я попросил его — вместе с Ольгой — быстренько подготовить курс для будущих "педагогов", до лета его детишкам прочитать...

Сам тоже приготовил "курс", и сам же его — по трансляции, конечно — будущим выпускникам и прочитал. Так что в начале июня по деревням российским разъехались из моих городков почти двадцать две тысячи свежеиспеченных учителей, и еще тысяч пятнадцать пришлось мобилизовать из выпускников прошлых лет. Что существенно подкосило уже заводы, с которых молодые рабочие выгребались — но сейчас образование важнее всего. А за год — на который они выгребались — подучим уже и "штатный состав". Потому что всем существующим педучилищам России был изрядно прибавлен бюджет, разверстаны планы небывалые... но отнюдь не несбыточные: после того, как я ввел новую тарифную сетку специально для деревенских учителей (семьдесят пять рублей в месяц на бесплатном жилье плюс двухмесячный оплачиваемый отпуск), в них ринулись буквально толпы будущих педагогинь. И будущих педагогов: три года преподавания в сельской школе для парней засчитывались за "обязательный военный стаж".

Правда, оставалась мелкая мелочь: школы ведь еще выстроить требовалось. Но в этом деле полезный совет дала мне Машка, приехавшая по своим делам в Москву на пару дней:

— Саш, вот ты сколько-то заводов специально запустил чтобы окна-двери для школ этих делать.

— Запустил, но согласись, что без окон и дверей школу выстроить не выйдет?

— Соглашаюсь, но я вообще не про это. Я вот что думаю: если мужики будут знать, что эти окна и двери им все равно поставят, то сами они будут сидеть на завалинке и ждать когда ты все это им сделаешь. А если окна и двери, ну и печки с трубами, которые на моих заводах делаются, всем давать не будут?

— То есть предлагаешь школы строить без окон и дверей все же?

— Если их будут давать только в те деревни, которые успели саму коробку поднять... ты не говори, что всем хватит. А я... ну, Анна Петровна или еще кто — пустят слух, что всем как раз не хватит и кто первый встал, того и тапки, и как ты думаешь, за сколько времени мужики в селе землебитную школу подымут?

— Я не думаю...

— А зря, между прочим. Мне вот в Можайск тоже люди грамотные нужны. Так я объявила, что окна-двери-печки дадут в первые выстроенные школы, в три первых. А в прочие уже если и дадут, то в следующем году.

— И что?

— И то, что во всех трех деревнях, где я это объявила, мужики сами школы отстроили меньше чем за неделю!

— Не понял...

— Я объявила, что только три первые школы — из тех трех, что мне нужны были — будут достроены за мой счет в этом году. Ну они уже и достроены — засмеялась дочь наша, — а я лишь не сказала что мне только три и нужны. Вот только мужики уже по своей воле школы выстроили еще в семи деревнях... я за учителями в город приехала. В Можайске только на две дополнительные учителей нашла...

— Ну ты мудра не по годам! Возьми с полки пирожок. И, кстати, огромное спасибо — я именно так и сделаю. Постой, ты из Москвы учителей теперь сманиваешь? Так, и сколько ты им платишь?

— Плачу по указу, не волнуйся. И не учителей сманиваю, а гимназистов бывших. В Можайске-то даже школы не было, пока я не выстроила, я туда как раз таких гимназистов из Москвы и набрала. А теперь еще набираю... только уж не гимназистов, а девочек, что женские школы позаканчивали. Кстати, ты мне обещал новый автомобиль подарить...

— Обещал, можешь пойти в гараж и любой забрать. Там сейчас как раз привезли, для министров.

— Мне три нужно: учителки эти в Можайске жить будут... ну, пока будут. Их в деревни возить надо, а там верст десять, а то и пятнадцать. Не на лошадях же их каждый день гонять!

— Пойди в гараж и возьми любой автомобиль. Один возьми — министрам тоже транспорт нужен персональный. А еще два... позвони в Векшин, пусть они для тебя специально сделают. Два фургончика, будут в Можайске два авто для медицинской скорой помощи заодно...

Да, у Машки ценных идей оказалось море. Именно она — в своих, понятное дело, "корыстных" интересах договорилась с московским торговцем с веселой фамилией Чичкин о постройке в городе целого завода по переработке молока: Александр Васильевич как раз молочной торговлей в городе и занялся недавно. И теперь Машкины "подшефные" колхозы молоко это во все возрастающих количествах Чичкину на завод и отправляли — с изрядной для колхозов выгодой. Конечно, колхозникам теперь и работы прибавилось: все же "датские красные" коровки море молока отдавали взамен очень тщательного ухода — но результат — по мнению самих крестьян — того стоил. Вот только для "результата" дочь наша отъела сразу три десятка "больших" грузовиков, на которые поставила цистерны из нержавейки, чтобы молоко быстро на завод доставлять...

Еще — для перевозки молока из деревень на три выстроенных — опять же с подачи Машки — Юрой Луховицким "пастеризационных завода" она "оторвала от народного хозяйства" и три дюжины "глазастиков". Правда эти машины ей в городке у меня "сверх плана" изготовили — но я-то, может, и получше им применение нашел бы. Хотя все же вряд ли: мне их скорее всего и не сделали бы, потому что дочь наша в городках среди "детской части населения" пользовалась не просто уважением, но и искренней любовью...

Да, надо бы автомобилей вообще побольше делать, все же не гоже канцлеру каждую машину личным указом распределять. И лучше начать строительство автозаводов уже в этом году — следующий-то уж больно коротким выходит. Потому что в середине апреля Император издал указ... то есть после некоторой перебранки согласился его подписать. Указ гласил, что год тысяча девятьсот седьмой будет коротким, так как все месяцы с мая по сентябрь будут всего по двадцать восемь дней. Зато уже со следующего, с тысяча девятьсот восьмого, Россия будет годы считать одновременно с Европой.

Там еще приписка была — мне Машка подсказала, когда я дома текст обсуждал — что хотя Рождество в результате будет праздноваться уже шестого января, зато все получат еще один новый праздник — Старый Новый год, который объявляется дополнительным выходным днем. Лишний праздник — народу в радость, так что им все недовольство "замшелых крестьян" будет подавлено... ну, может быть. Все равно народ зимой на работе особо не надрывался, тем более в деревне, так что большого убытка экономике не будет. Правда, имелся шанс, что разнообразные церковники взвоют...

Не взвыли. Все же я заранее съездил в Уфу, обсудил вопрос с Мухамедьяром Султановым, который работал российским муфтием. Веселый оказался старик: когда я ему объяснил мучающие меня проблемы, он ответил просто:

— Если вы считаете, что так будет удобнее, делайте. Нам, магометанам, христианский календарь всяко безразличен — а потом, подумав, спросил:

— Вот вы, человек, несомненно, весьма занятой, сочли необходимым приехать ко мне и узнать мнение магометан и это приятно. Не мне, всем нам. Вы собираетесь посетить наставников всех религий?

— Надо еще в Читу съездить, обсудить новый календарь с Пандито хамбо-ламой: последователей учения Будды в России тоже немало. Собственно, поэтому я и вынужден отклонить ваше приглашение погостить еще несколько дней...

— А с иудеями вы уже обсудили?

— И не собираюсь. У них своя свадьба, у нас — своя.

— То есть вы ко мне приехали первым? Магометане России ответят на ваше уважение своим — я знаю, что вы лично ни к какой религии себя не относите, но то, что уважаете многие...

Ну да, уважаю. Многие уважаю, верно. Когда Николай подписал указ "О равенстве религий", объяснить, какие у этих религий теперь "равные права" мне пришлось и Султанову, и Иролтуеву (то есть Пандито Хамбо-ламе), и вот они-то как раз у меня уважением и запользовались — за понятливость. Поняли, что иметь представительство в Священном Синоде и исполнять его указания, "не противоречащие религиозным убеждениям", гораздо лучше, чем рассматриваться законом как "коммерческие организации". Протестанты вообще предложению обрадовались, ведь статус протестантских церквей даже повышался, а католики и иудеи от предложения отказались. Впрочем, Александр Каковский — Варшавский архиепископ — уже начал задумываться, а не погорячился ли он — после того, как ему был выслан счет на уплату налогов с доходов католических церквей... Ну да ладно, Синоду (переименованному в Министерство по делам религий) это было не к спеху. А мне — тем более.

Кстати, первым законом, прошедшим через новое Министерство, стал закон о браке: теперь браки лишь "освящались" церквями, а регистрировались они отныне сугубо светскими учреждениями, именуемыми "Департаментами записи актов гражданского состояния". Ну да, я слегка тут не удержался... но ведь не только в моих "городках" межконфессиональные браки становились все более распространенными, а регистрировать их по всей стране в церквях, скажем, православных было бы "идеологически неправильно".

В конце мая ко мне в Москву приехал гость из категории "легок на помине". Отец Питирим, Кирилл Константинович, между прочим тоже уже епископ — Векшинский. Ну да, не у каждого священника в приходе сразу два Казанских собора имеется и царь в прихожанах...

Сначала я подумал, что он приехал по поручению церковных иерархов поругаться насчет нового календаря, на худой конец по поводу ЗАГСов — но ошибся. С ним я в этой жизни почти и не общался — точек пересечения особых не было. А те, что были, уместнее назвать "точками конфликтов". Первый такой конфликт вышел как раз по поводу заключения браков. В городке-то детишки и православные были, и магометане, и калмыки — а как их между собой женить-то? А поскольку в России признавались лишь церковные браки, возникало множество проблем. Я предложил всех молодоженов в городках женить как раз в "Казанских соборах", а Кириллу Константиновичу я и посоветовал "быстренько придумать процедуру временного принятия православия" исключительно на момент заключения брака. Поп оказался воспитанным, матерно не ругался... но на мозги я капать давно научился, так что он обряд придумал. Став канцлером, я издал отдельный указ "О межконфессиональных браках", по которому православным попам вменялось уже в обязанность таковые регистрировать даже если он заключался между мусульманами и, скажем, буддистами или протестантами, или вообще между атеистами. Указывать-то просто было, поскольку именно Православная церковь управлялась Священным Синодом, и батюшки возразить не могли. Хотя я и тогда понимал, что это как-то неправильно — и когда смог, то постарался "исправиться".

Второй случился по поводу отсутствия в моих школах Закона Божия — то есть это он со мной конфликтовал, а я просто не обращал на него внимания... И тут он сам приехал в Москву. Причем, как оказалось, с подарочком — от Ольги Александровны. Правда подарок был не мне, а самому Кириллу Константиновичу, но он и меня порадовал. Я когда-то почти вскользь вспомнил про обилие очень из себя "золотых" предметов быта, окружающих меня в детстве, и упомянул — как раз в присутствии этой славной женщины — про нитрид титана. И вот она, оказывается, не только сам нитрид сделала (я его видел — какой-то порошок цвета детской неожиданности), а придумала, как сталь им покрывать. Способ оказался простой — окись титана на сталь насыпалась, а потом все это при температуре высокой обрабатывалось безводным аммиаком. Ну, по крайней мере я так понял процесс в пересказе священника. Но он "уроком прикладной химии" не ограничился, а, покончив с рассказом (долженствовавшим подчеркнуть дешевизну получаемых изделий), перешел, наконец, к существу своего дела:

— Я, Александр Владимирович, пришел к вам с просьбой. Вот Евдокия Петровна уважаемая затеяла из своих средств Гераськинскую церковь в Ерзовке вновь отстроить...

— Не вижу препятствий.

— Что, извините?

— Пусть отстраивает. Деньги — ее, церковь эту, если я не забыл, ее дед родной и поставил. Имеет полное право в память о деде ее обновить. Или у вас какие-то возражения?

— Да нет, что вы! Но я не об этом попросить пришел. Видите ли, Ольга Александровна по просьбе Евдокии Петровны вот такие лемеха выделала...

— В лаборатории отковала? — удивился я.

— Нет, сами лемеха как раз для Евдокии Петровны на механическом выделали, Ольга Александровна их позолотила этим нитридом. Но и механический завод, и химический институт более таких лемехов выделывать не желают.

— И правильно делают, между прочим. У них занятий и без того невпроворот. Так что поручать им выделку лемехов для церковных куполов я уж точно не буду, и не просите.

— Я о другом попросить хочу. Церквей в России многие тысячи чинить потребно, и нынче благодаря вашей... индустриализации, да, и железо на кровли есть, и камень для стен. Но душу в храм все же люди вкладывают, а красота душам возвышенность дает...

— Кирилл Константинович, мы с вами уже вроде давно знакомы, а вы опять с проповедью. Говорите по существу.

— Хорошо, по существу так по существу. Церковь из своих средств завод выстроит по производству лемехов таких, господин Антоневич проект нам дал, а станки — шведская епархия Православной церкви уже заказала. И железо купить будет несложно, но вот этот самый аммиак безводный мало где есть и дорог, и еще окись титана потребного качества изыскать мы не смогли. А у вас и аммиак дешев, и окись титана в избытке... то есть нам-то малость нужна будет. И посему я прошу вас включить в ваш, как Мария Иннокентьевна назвала, если я не перепутал, план снабжения и наши невеликие потребности.

— Зачем?

— Я же сказал, изрядно церквей чинить... Извините, не сразу сообразил. Мужики — они же как дети, причем дети капризные. Им хочется и рубаху малиновую, и штаны в полоску, и сапоги со скрипом. И церковь с золотыми куполами — тоже, чтоб перед соседними селами хвалиться. А завод — он же на многие годы работ строиться будет, все церквы враз золотом не покроет. И настоятели будут — это я вам обещаю, будут — паству свою призывать и увещевать способствовать вам в делах ваших.

— Это, конечно, приятно...

— Я же, как вы только что сами сказали, не первый год с вами знаком. И вижу, сколь облегчают жизнь люду колхозы ваши, как дети крестьянские в городах ваших растут, знаниями напоённые. На благо народа то, что вы делаете — но народ недоверчив, да и недалек. И, что уж греха таить, ленив. Но если настоятель будет в каждой проповеди хвалить колхозы — от души хвалить, учить гигиене, вразумлять недалеких, что детишек от школы отваживают, что дело сие богоугодное...