Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Сначала Камилла полиакрилат калия делала понемногу, сугубо в шкурно-гигиенических целях. Но с ростом популярности прокладок среди отечественного женского населения ей пришлось всерьез заняться производством акриловой кислоты (слава богу, пропилена угольная химия и крекинговые нефтяные колонны давали для этого в изобилии). Ну а поскольку жена почему-то решила сразу облагодетельствовать всех женщин Державы, а с калием у нее особых проблем не было, этот самый полиакрилат калия стал производиться сотнями тонн в сутки.
Ну да, на гектар степи его нужно всего-то килограмм пятьсот — зато в поле он удержит при малейшей возможности уже тонн двести воды на этом самом гектаре. А при случае еще и вернет воду, которую растущая, скажем, пшеничка даже испарить успела, хотя и немного — так что польза от химикалия получилась ощутимая. Причем ощущать ее начали уже года два назад: гидрогель этот пару лет с полной отдачей "работал" пока не начинал портиться, а вообще в поля его сыпать начали уже года три как. Местами уже и дважды сыпануть успели, и получилось все правильно. Хотя именно что "местами", однако мест-то таких было уже все же немало.
Дочь наша в Можайске выстроила по сути дела собственную "столицу", там даже институт открылся: Можайский станкоинструментальный. Да, для ее стекольных дел станки и оборудование требовалось довольно специфическое, и Машка решила "ковать свои кадры" для собственных нужд. Ну а для наплыва абитуриентов в городе действовали уже четыре школы-десятилетки (правда, классов с восьмого по десятый в каждой насчитывалось только по одному — кроме "второй школы", выстроенной напротив "инженерного квартала", где все три потока были "десятилетними"). В квартале, конечно, не одни инженеры жили, врачам и учителям там тоже местечко нашлось... десять четырехэтажных домов по периметру квартала, два трехэтажных плюс двухэтажный детский сад — внутри. В одном из внутренних домов и сама дочь наша с семьей жила, а во втором — не поместившаяся в первой "личная охрана". То есть девочки эти тоже почти все или где-то учились, или... или не учились, а работали: по поводу "персональной безопасности" Маха отличалась здоровой паранойей. В чем я ее всячески поддерживал, поскольку очень многие почему-то люто ненавидят тех, кто лучше их одет и сытнее ест — а год-то нынче не из самых сытых. Впрочем, как и многие другие года.
Слава уже в начале августа принес расчеты по грядущему "недороду", и по его расчетам выходило, что "недородовать" по России придется миллионам так двадцати пяти народу. Из которых миллиона четыре — если не пять — окажутся на грани голодной смерти.
— Я и сам знаю, что ты мне скажешь, но все же — исключительно для составления верного плана работ — хочу уточнить: как ты собираешься народ кормить. То есть куда заранее хлеб завозить, и где заранее новые деревни под колхозы строить. И сколько...
— Слава, у нас же есть уже план по землеустройству новых территорий? Вот пусть он и выполняется, а я думаю, что менять планы во время их исполнения контрпродуктивно.
— Контр... что?
— Вреда он этого получится больше чем пользы, вот что. А народ я, кстати, кормить вообще не собираюсь.
— Не со... а тогда зачем ты из штанов выпрыгивая строил все эти элеваторы, овощехранилища, зачем торговлю зарубежную полностью загубил?
— Ответь мне, о прекрасный юноша, а каковы перспективы урожая в благословенной Европе?
— Европа тоже в... хреновые у них перспективы, я имею в виду.
— И почем там будет нынче зерно?
— Ты собираешься все запасы продать в Европу?!
— Нет конечно. Но я собираюсь предложить американцам дать мне взятку... за то, что я в Европу зерно продавать не буду. Ни свое не буду, ни аргентинское, которое я почти все на корню тоже скупил. Они на этом получат лишней прибыли долларов по пять, а то и по шесть с тонны, и с их стороны было бы свинством не поделиться с тем, кто не даст ценам упасть. Много, конечно, я с них не слуплю, но, думаю, миллионов двадцать — долларов конечно — взять с них будет справедливо.
— И что ты будешь делать с этими долларами?
— Лишние деньги никогда не лишние. Закуплю станки какие-нибудь очень нужные... ты знаешь, я пожалуй взятку сразу станками и потребую. Так что выстрою еще пять, а то и десять заводов разных нужных...
— Саш, все это, конечно, хорошо, но я не за этим пришел.
— Я не собираюсь, как ты говоришь, кормить народ. Я — один, а народа — много. Народ пусть сам себя кормит — точнее, я буду в этом помогать лишь тех, кто и сам это сделать в состоянии. А у нас сами себя прокормить могут, как показывает опыт, только колхозники, поэтому и помощь продовольствием и фуражом только колхозы и получат. Колхозы, а не народ!
— Вот колхозы-то в помощи как раз не нуждаются...
— Те колхозы, что уже колхозы — не нуждаются. А вот те, которые только станут колхозами...
— То есть... я понял!
— Да, кто землю свою обобществит и в колхоз запишется, или хотя бы в ТОЗ — тот с голоду не помрет. А кто не захочет — ну что же, вольному воля. И, кстати, с первого сентября во всех казенных магазинах продукты мы будем отпускать только за советские деньги.
— Но ведь их-то в зарплату получают только рабочие казенных заводов...
— Почему? Тех заводчиков, кто товары для казны делает, мы же советскими деньгами обеспечиваем?
— Но на казну-то немногие работают...
— Казна товары покупает по нами же рассчитанным ценам. Хочешь дороже продавать — иди на свободный рынок, так покупателей вроде море толпится. Я что, хоть слово против сказал?
— Так ведь рабочим-то с этого...
— Слава, ну ты же экономику знаешь. Подумай сам: зачем государству заботиться о рабочих, которые сами о себе заботиться не хотят?
— Как не хотят?!
— Никак не хотят! В Ярославле Рейнсдорф-младший два десятка ПТУ открыл — и кто там учится? Дети одни? А рабочему — зачем учиться, он и так свой рубль в день заработает на поденщине! Вот пусть на свой подсобный рубль и кормится! У нас мальчишки на ткацких производствах пудовые шпули ворочают — и их я за труд доблестный голодными не оставлю, от пуза накормлю — чтобы силу побыстрее набирали.
— А на других заводах...
— Слушай, ты, марксист-расстрига, у тебя на казенных заводах вакансий сколько? Кто только и мечтает, чтобы столичным жителем остаться — останется, даже место на столичном кладбище досрочно получит. А кто готов вместо кладбища поехать в Караганду какую-нибудь... нет, я знаю что в Караганду уже не требуются, это я для примера — их и перевезу, и обустрою, и пропасть не дам. Так что по первому вопросу мы, думаю, все решили.
— Я все же не понял: куда хлеб-то везти?
— Берешь карту, смотришь, где у нас народу много, а колхозов мало... и вообще, кто у нас планированием хозяйства занимается? Ты? Вот иди и занимайся!
Второго сентября ко мне пожаловал неожиданный посетитель. В принципе, я его знал — в прошлой, если не ошибаюсь, жизни, встречался несколько раз. Но сейчас...
Николаю Александровичу Второву в этот раз стать самым богатеньким буратиной в России не случилось. Во-первых, самым богатеньким даже официально уже стал я, а во-вторых, то, что я потихонечку вытворял в стране, очень сильно мешало ему наращивать капиталы на казенных заказах. И на неказенных — тоже: политика управляемого Мышкой Госбанка сделала банковское дело крайне рисковым и невыгодным занятием, казна — и, главным образом, армия — все необходимое получало с "казенных" же заводов и фабрик, а вся "большая химия" у частников была напрочь задавлена усилиями Камиллы, Ольги Александровны и могучими ордами учеников Фаворского и Менделеева, возглавивших десятки опять-таки "казенных" уже предприятий. Но одна важная отрасль народного хозяйства у меня осталась практически неохваченной — из-за полного отсутствия представления о предмете. И вот в этой части Николай Александрович себя проявил, став крупнейшим текстильным магнатом.
Да, пришел он неожиданно, но с вопросом более чем ожидаемым:
— Господин канцлер, я вынужден вас побеспокоить по вопросу важности первостепенной. Казенные магазины перестали отпускать товар за обычные деньги...
— Мои магазины, как хочу, так и торгую...
— Я имел в виду казенные...
— Николай Александрович, вы же за каждой копейкой в чужих руках следите пока она не попадет уже в ваши, так неужели вы не знаете, кто все эти магазины выстроил и содержит?
— Ну да... извините. Но тем не менее, в большинстве-то городов иных магазинов, кроме ваших, почитай и не осталось продуктами торговать. И, выходит, рабочим негде их купить. У меня тридцать тысяч рабочих продукты купить не могут! А у них и семьи — и что им делать?
— А на рынке покупать?
— Смеяться изволите... колхозники-то... ваши колхозники, да... они теперь тоже за товар советские деньги просят. А кроме них никого на рынке нынче и нет.
— Так платите рабочим уже советскими деньгами...
— А где их взять? Я бы платил...
— А вы свои товары за них продавайте — лучезарно улыбаясь, "догадался" я.
— А я бы и продавал, но рабочий с вашей деньгой в кармане закупается в ваших же городках, а мне туда ходу нет. Вы же товар мой не покупаете?
— Дорого, вот и не покупаю. Хотя не скрою, товар нужный, очень нужный. Но — дорого.
— А дешевле продавать себе в убыток выходит! И...
— Николай Александрович, уж мне-то про убытки не говорите. Я ткани вон для своих рабочих и крестьян большей частью в Америке покупаю, и то дешевле выходит — а рабочим там платят втрое больше, чем в России. Но позвольте один вопрос, частного, так сказать, свойства?
— Пожалуйста...
— Вот вы лично, в смысле вы и ваша семья — вы сколько денег в месяц проедаете?
— Не совсем понял...
— Сколько в месяц ваша семья тратит на свои личные нужды? На еду, одежду, жилье, на врачей не приведи господь, развлечения всякие... сколько? Не считая расходов, на дело уходящих?
— Довольно много... думаю, тысяч пять, больше даже. Мы же не в трактире обедаем, да и одеваемся не в дешевых лавках. Опять же прислуга...
— Не сомневаюсь. Я тоже... у меня с женой, четырьмя маленькими детьми, тремя уже почти взрослыми на все уходит почти четыре тысячи. Ну да, у меня и одежда подешевле выходит, и продукты те же... я к чему спрашиваю: у вас в год выходит до... убытков минус пять миллионов примерно. Пять миллионов прибыли вы же не проедаете? Зачем они вам?
— Думаю, вы не очень удивитесь, если я скажу что вкладываю их в дело? Новые фабрики строю, рабочие городки опять же... И если у меня прибыли не будет, то не будет и фабрик, и рабочим негде будет на хлеб зарабатывать...
— Понятно. И хочется прибыли побольше чтобы фабрик больше понаставить...
— А хотя бы и так.
— Отлично. У вас капитал, если не ошибаюсь, миллионов в двадцать семь будет? Так, амортизацию вы наверняка в стоимость включаете, но рабочие всяко ломают станков изрядно... миллиона два на починку уходит, так?
— Меньше... немного меньше, около полутора.
— А рабочих у вас, говорите, более тридцати тысяч... еще тысяч двести в год уходит на помощь им? Докторов оплатить, еще на всякое по мелочи...
— Больше, тысяч до трехсот.
— Небось половина доходов идет в ваши товарищества разные, так что на развитие остается миллиона полтора?
— Торговые товарищества вашими молитвами почитай исчезли, так что больше двух — но это все одно немного. Простой ткацкий станок денег немалых стоит, я уже не говорю о жаккардовых и...
— Николай Александрович, вы же прирожденный текстильный магнат, а занимаетесь мелочевкой всякой. Давайте я вас назначу министром текстильной промышленности?
— Министром чего?
— Того, чем вы занимаетесь. Только на новом месте заниматься этим будете уже всерьез: золотых гор не обещаю, но на строительство новых фабрик миллионов пятьдесят-семьдесят в год вы получите. Только сначала вы выстроите заводы, которые эти ткацкие станки у нас выделывать будут, потому как нечего наши русские денежки разным иностранцам дарить. Соглашайтесь! Министры у меня получают в месяц по десять тысяч оклада жалования, ещё и премии разные бывают... и уж всяко такого медицинского обслуживания вы ни за какие деньги не купите. Условия у меня простые: можно делать все, что нужно для страны и не воровать. Но последнее, я прекрасно знаю, вам и не свойственно, а что стране нужно вы лучше меня понимаете.
— Пятьдесят миллионов, говорите... Все же я, скорее всего, откажусь. Деньги — это понятно, но вы желаете свое производство станков наладить, а ведь многое, что для такого производства потребно, нам, русским, просто не продадут. И выйдет, что я пост сей напрасно займу. Вы уж не обессудьте.
— Не обессудю. Или не обессужу — как правильно? Но это неважно — засмеялся я. — Поставлю задачу иначе: если у вас есть двадцать миллионов американских долларов, на которые американские американцы поставят вам всё, на что вы пальцем укажете — то есть вообще всё что пожелаете, на таких условиях вы бы согласились попробовать?
— Вы, я вижу, не просто так сказочником считаетесь...
— Это точно, вру я много. Но строго пользы дела для вам скажу: сейчас у меня в руках есть стальные тиски, в которые я смог зажать детородные органы некоторых очень небедных янки. Сумма высвобождения упомянутых органов как раз и составляет примерно двадцать миллионов — но владельцы зажатого по ряду причин именно наличными деньгами расплачиваться не могут. И потому поставят в Россию на эту сумму все то, что я попрошу. А если вы согласитесь на мое предложение, просить я буду то, что вы мне укажете.
— А вы не боитесь, что я уже в должности министра буду себе как заводовладельцу контракты наивыгоднейшие отдавать?
— Не боюсь: выгода у меня с любого контракта одинакова будет, а кто их исполнит — меня вообще не волнует. Тем более, думаю, что через год или два вы возжелаете все свои нынешние заводы казне подарить...
— И почему же?
— Потому что вы как министр быстро доведете себя как заводовладельца до разорения. Как — сами увидите... Принимаете пост?
— А с рабочими...
— Исключительно потому, что рабочие городки у вас дают возможность людям жить по-человечески, миллион в кредит я вам дам. Расплатитесь полотном, простынным полотном, сколько — цену согласуете в Госкомитете по ценообразованию. Заранее скажу: цена вам не понравится, но и не разорит. Пока не разорит, но и в убыток все же тоже не введет — пока...
— Спасибо... не от себя, от рабочих спасибо говорю. А о предложении вашем я еще подумаю... недолго.
— Буду признателен: мне список для выкупа американцам надо уже на той неделе отправить.
Ага, он подумает... Я еще раз проглядел подготовленную секретариатом традиционную "Краткую справку о посетителе": в подмосковном Муромцеве, рядом с текстильной фабрикой, пайщиком которой Второв стал в прошлом году, он уже начал строительство завода по выпуску запчастей к ткацким машинам. Серьезного такого завода: уже были выстроены две вагранки — чтобы, очевидно, отливать "запасные станины" из чугуна. Да, я ему "монополией внешней торговли" похоже сорвал контракт с бельгийцами на поставку станков для этого завода — ну так что, если министр представляет собой уже государство, то контракт можно будет и возобновить. Причем как бы уже и "за казенный счет"...
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |