Третий шаг. Книга 5. Иллюзия реальности

— Вам показалось.

Сейчас она сама была почему-то твердо уверена, что не произошло ровным счетом ничего. Не было никакой потери сознания потому, что просто не могло быть, и все!

— Извините, если что не так. Право дело, я хотел только помочь.

Незнакомец развернулся и пошел прочь.

А ведь я, пожалуй, знаю, кто это, подумала она. Как-то он был у них членом экзаменационной комиссии. Это граф... имя его забыла. Ах, можно не вспоминать. Лучше о нем поскорее забыть. Нежелательный свидетель... чего? Ее минутной слабости?

Слабости или чего другого? Всплыла в памяти страничка Кодекса астронавта: все болезненные и неприятные ощущения, все отклонения от нормального самочувствия, особенно связанные с временной потерей сознания, обязательно фиксировать в медицинском дневнике. Но была ли у нее потеря сознания? Что фиксировать? Может, рассказать о случившемся курсовому врачу? Не, спокойнее будет промолчать, а то однокашники засмеют насмерть. Да и что, собственно говоря, произошло? Ровным счетом ничего!

Ладно, нечего сидеть, столько дел впереди — порадовать родителей да навестить их, поделиться новостью с друзьями, попрощаться перед долгим расставанием... она встала и быстрым шагом направилась к ближайшей кабинке нуль-транспортировки.

Маги

На Перекрестке, входных вратах Ирия, не могло быть ненастья. Грозовые тучи, проносящиеся над Замком Размышлений, являлись материализацией чувств, переживаемых собравшимися в императорском кабинете магами.

После долгого молчания Маргрит сказал:

— Случившееся с Ваном может быть объяснено только тем, что этот ваш Левер...

— Леверье, — поправил Олмир. — Граф Герман Васильевич Леверье.

— В Содружестве он известен как Левер, — резко возразил Марий. После Соглашения, де-факто лишившего его неформального, но почетного звания главы сообщества магов, он по каждому поводу, по делу и без, поправлял Олмира.

— Ну, в общем-то, особой разницы не вижу. Левер — так Левер. Леверье — так Леверье, — счел нужным сгладить неловкость Маргрит, степенно поглаживая свои длинные усы. — Не все ли равно, как его зовут? Что вообще представляет собой этот человек?

"Человек" в устах Маргрита звучало пренебрежительно, почти как "букашка". Каждый молодой маг по-своему переживал период, в котором представлялся себе всемогущим.

— Вот объективка на него, — сказал Олмир, и посреди кабинета возник инфонтан.

Подобные приспособления, занесенные из виртуальных реальностей и непостижимые по принципу действия, пользовались особой популярностью среди магов. Олмировский инфонтан содержал полную справку на Леверье, как бы овеществляя информацию. Глянув мельком на бьющую струю, каждый мог оперировать всеми содержащимися в ней сведениями, а коснувшись — надолго запечатлевал в памяти.

— Ну вот, — удовлетворенно проговорил Маргрит, — участие в Четвертой экспедиции к Сумеречным Созвездиям. Нет сомнений: Леверье — марионетка Перворожденных! Я сразу почувствовал неладное.

— Да не ты один, — с еле заметной усмешкой вставил Марат. Он, единственный ученик Дикого Мага, считал себя непревзойденным искусником в чтении мыслей и в понимании скрытых причин человеческих поступков.

— Не трудно увидеть очевидное, — в тон ему отозвался Месенн. — В этом мире только Перворожденные выпадают из-под нашего предвидения. Ни один мой Промысл не...

Он болезненно воспринимал каждый случай, вскрывающий несовершенство его конструкций. Давнишнюю неудачу с внедрением Промысла в Медузу он до сих пор расценивал как личное оскорбление.

— Ба, а Леверье-то был секретарем Первой Школы Гуро! У него диплом высшего посвященного. Неужели такой человек мог попасть под чары Перворожденных? — недоуменно воскликнул Маргрит.

— Значит — мог, — отрубил Месенн, недовольный тем, что его прервали.

— Но теоретически, как полагают в Содружестве, пси-защита Шамона непреодолима! Если мы чего-то недопонимаем и наши теории неверны, что тогда? Получается, что любой человек может попасть под контроль Перворожденных и даже... — Маргрит сделал паузу перед тем, как сказать казалось бы невероятное — ...один из нас, магов?

— Оснований для страхов нет, — спокойно сказал Марий тоном учителя младших классов. — Как я неоднократно информировал наше высокое собрание, при любом внедрении в подсознание каких угодно замкнутых психических конструкций, на сленге психоаналитиков именуемых то "червяками", то "жучками", происходит сдвиг несущих моар-частот...

— Ой ли? Так уж "каких угодно"? — упорствовал Маргрит.

В ответ Марий легким взмахом руки превратил Олмировский инфонтан в настоящий водопад. Обрушившийся на магов информационный шквал демонстрировал: даже малое препятствие — и поток, имитирующий виерный посыл, неизбежно меняет свое русло, не достигает затона, в котором мог бы приобрести материальные силы.

— Есть все же в мире явления, которые прогнозируются с абсолютной точностью, — прокомментировал свою модель Марий. — Лишившись свободы воли, маг теряет власть над вещным миром. Это незыблемая истина.

— А также истина в том, что на сегодняшний момент мы вообще не представляем себе намерений Перворожденных. Тем более — планов их дальнейших действий в отношении человеческой цивилизации. Если таковые планы, естественно, имеются, — возвысил голос Маргрит, обводя серьезным взглядом собравшихся магов. Поскольку никто ему не возразил, продолжил, подняв руку: — И это крайне тревожно. Мы, маги, взяли на себя тяготы хранителей человечества. Поэтому обязаны иметь надлежащий ответ на все происки Перворожденных. Задача момента — раз и навсегда отучить их соваться в наши дела.

Еще не известно, кто к кому суется, подумал Олмир. Как ни крути, но люди первыми потревожили Перворожденных, вторгшись в пределы их обитания. Зомбирование большинства участников Четвертой экспедиции к Сумеречным Созвездиям можно расценить как ответ на наше назойливое любопытство. Потом они — в предупреждение? — направили одну из своих Медуз в направлении Ремиты, но позже изменили ее полет. По человеческим меркам их реакция на наше поведение неадекватна, недружественна. Нам бы остановиться. Подумать, к чему бы это. Но, закусив удила, мы рвемся к их Шару. Зачем? для чего? — сами толком не понимаем. Наверное, просто потому, что испуганы.

— Чем больше я размышляю о нашей встрече с Перворожденными, — сказал он, — тем все явственнее возникает передо мной образ двух мчащихся навстречу друг другу линкоров. Взаимного крушения не избежать, если только у одного из кораблей не обнаружится трещина в корпусе.

— Боюсь, что наш корабль послабее. Не то водоизмещение — они строили свое судно на много миллиардов лет дольше, — живо откликнулся Маргрит.

Вновь воцарилась гнетущая тишина.

— Случившееся с герцогом Лусонским не имеет обычных внешних проявлений, — продолжил доклад Олмир. — Тщательное медицинское обследование не выявило аномалий. Стандартные психотесты также не указывают какой-либо патологии. Только виерному зрению видны произошедшие с ним изменения. Сам Ван утверждает, что телесно чувствует себя как обычно, но утратил контроль над виерным узлом и не может войти в свой Дуат.

— Я неоднократно предупреждал его о необходимости сопоставлять буйные желания и хилые возможности, — вставил Марий, и его указательный палец назидательно взмыл вверх.

— Вот подробная запись попытки Вана пройти по темпорали Леверье. В самом начале — типичная картина монотонного нарастания энтроса. На суточной же глубине закон увеличения сопротивления унива резко меняется — становится полиномиальным. Понадеявшись на свои силы, Ван максимально увеличил скорость проникновения, сняв внутреннюю защиту. Итог плачевный: в неожиданно возникшей области экспоненциального роста силы сопротивления виерная отдача сдвинула осцилляторную базу...

Олмир говорил и говорил, комментируя визуальный ряд. Какой убогий язык! Собравшиеся понимали его только потому, что сами неоднократно совершали виртуальные путешествия в прошлое. Слова мало что значили — прозвучавшие термины "энтрос", "унив" и прочие воспринимались ими на чувственном уровне.

Во все времена научно-технический прогресс сопровождался изобретением великого множества новых слов и наполнением старых терминов новым смыслом. И чем сложнее была созданная конструкция, тем больше приходилось о ней говорить. Один гоминид взял в руки палку — его поступок тут же повторили те, кто находился рядом. Особые пояснения были не нужны. Однако уже лепка хорошего горшка требовала длительного обучения, терпеливого растолковывания ученикам премудростей и секретов мастерства. Строительство многомачтового парусного судна было немыслимо без детальных чертежей. От появления идеи полета до изготовления первого самолета прошли тысячелетия, в течение которых люди мечтали, пытались понять ощущения будущих воздухоплавателей, экспериментировали, создавали научные теории и технические приспособления. Первые космические путешествия предварялись гораздо большей интеллектуальной работой...

Чье-то вольное фантазирование на тему "хорошо бы" подхватывалось и внедрялось деятелями искусства в общественное сознание с тем, чтобы через много-много лет, а то и столетий облечься сначала в научные теории, затем в экспериментальные образцы, далее — войти в быт. Миллионы людей на разных языках и для разных аудиторий со всех сторон представляли словами каждую новинку. В сообществе магов все иначе: были фундаментальные открытия, удивительные устройства и алгоритмы — не было для них нужных слов.

Каждый маг осенен талантами. Марк — величайший физик, Месенн — изобретатель, Марий — высочайший интеллект, способный препарировать любую жизненную ситуацию, предусмотреть и предугадать самые отдаленные последствия, Маргрит... к чему перечислять? Не было среди них гениев классификации. Не было выдающихся лингвистов. Философов и науковедов, как говорится, от бога. Они действовали, но почему именно таким образом, а не иначе? — объяснить толком не умели ни себе, ни другим. Один и тот же результат каждый маг, как правило, получал своим, сугубо индивидуальным путем. Каждый придумывал свои приемы обращения с виерными полями, и вопрос, какие из них лучше, какие хуже, до последнего времени даже не поднимался.

Став полноправным членом магического сообщества, Олмир начал вносить элементы научной организации труда, упорядочивать и унифицировать методы работы с виерными силами. Добился принятия Соглашения, во исполнение которого маги стали регулярно вести довольно подробные дневники — по выражению Месенна, открылась Олмировская летопись волшебства. Простое сопоставление различных записей натолкнуло на массу неожиданных открытий. Подчиняясь решению Совета, Олмир стал писать Энциклопедию магии, включая в нее наиболее удачные приемы применения виерных сил. Достигнутые успехи впечатляли и... порождали все новые и новые потребности в понимании. Будто бы взбирались они по крутой лестнице, каждая ступенька которой лишь отодвигала линию горизонта.

Суть произошедшего с Ваном Мерсье, консортом Лусонским и Главным императорским прокурором, раскрывалась в нескольких словах: лично расследуя ряд уголовных преступлений, предположительно связанных с графом Леверье, он надорвался и потерял умение управлять виерными силами. Событие досадное, но не смертельное. Не первое и, вероятно, не последнее. Всякое случается. Чародеи и посильнее, бывало, надсаживались. Человеческие тела, в которых маги обитали в обычном мире, обладали огромным восстановительным потенциалом. Следовало надеяться, что со временем магические способности к нему вернутся.

Настораживало иное: то, что Леверье обладал защитным коконом, природа которого была абсолютно загадочной.

С момента появления первых устройств, известных как Таблицы Месенна-Корева, громоздких и быстро изнашивающихся, магические технологии установления слабых причинно-следственных связей шагнули далеко вперед. Уже не только маги, но и обычные люди, используя специальные приспособления размером с футбольный мяч, на компьютерных экранах изучали реконструкции важных событий прошлого и судьбоносных поступков знакомых и незнакомых им исторических личностей. На промышленные рельсы было поставлено возвращение к жизни умерших людей. Даже тех, от чьих тел осталось всего ничего, — тому подтверждение хотя бы оживление кремированных останков родителей Олмира.

Выяснилась общая закономерность: чем сложнее и неординарнее личность, тем труднее было пройти вспять по ее жизненному пути. Еще труднее оказывалось увидеть прошлые деяния представителей иных рас разумных. Снуссы с их необъяснимыми представлениями о законах Мироздания — так вообще почти выпадали из магического поля зрения. Последить прошлое любого из членов сообщества магов также было практически невозможно: накладывались друг на друга равновероятностные поступки, и тонула в них истина.

Случай с Леверье был особым: проникновение в его прошлое наталкивалось на яростное сопротивление. Невидимый барьер, словно насос, выкачивал виерные силы любопытствующих. Олмиру пришло на ум, что до сих пор подобное наблюдалось, пожалуй, только тогда, когда кто-нибудь пытался разузнать прошлое самого себя или человечества в целом.

— Весьма похоже на вхождение в авторезонансный режим, — подтвердил ощущения императора Марий. — Надеюсь, у присутствующих хватит благоразумия не повторять попытку Мерсье. Легкомысленность его просто преступна!

Марий в упор смотрел на Олмира. Император выдержал взгляд. Не признался, что пытаясь разобраться с произошедшим с Ваном, скользнул в прошлое Леверье, вовремя остановился, но третий день мучается неясными головными болями.

— Отдача способна разрушить мозговые клетки, — сказал банальность Марий, — да так, что потребуется длительное лечение. Не обойтись без оперативного вмешательства на субмолекулярном уровне.

Пауза была необходима, чтобы маги в полной мере уразумели угрозу.

— Опасно проникновение в прошлое не только самого Леверье, но и всех людей, с кем оный уникум имел контакт. Надеюсь, это всем понятно?

Марий обвел глазами присутствующих и вновь впился тяжелым взглядом в Олмира.

— Понятно, что с Леверье придется еще разбираться и разбираться. Я давно говорю, что от авторезонансов следует не шарахаться, а включить в перечень наиболее приоритетных направлений исследований. Сложно? — да. Опасно? — да. Но надо, — произнес молчащий до этого Морис.

— Вот где наша ахиллесова пята! — воскликнул Маргрит. — И Перворожденные бьют именно в нее. Интересно, они вычислили нашу слабость или случайно наткнулись на нее?

— Не верю я в случайности, — буркнул Морис.

— Призываю вас быть предельно осторожными, — забеспокоился Марий. — Об авторезонансы споткнулось и множество зеленых юнцов, и такие столпы магии, как Мерк и, вероятно... мм... сам Моар. Возможно, для нас это нечто вроде логического круга. Принципиально неразрешимо и непреодолимо. Остерегайтесь!

— Пока не разберемся с ними, будем получать по носу. Но что это мы все о грустном и о грустном? — сбросил напряжение Морис. — Вроде бы собрались мы по другому поводу.