Что оставим мы после себя?

Головин рванул следом и вскоре достиг края крыши. Следующая кровля была метра на полтора ниже. Хилый металлический барьерчик на краю ската болтался одним концом в воздухе. Всё ясно.

Беглец прыгнул, но в запарке не сообразил, что с раненой ногой такие трюки чреваты. Не удержался, покатился по скату. Хлипкая проржавевшая оградка его не удержала. И отправился гражданин в полет с высоты пяти питерских этажей.

И всё. Побегали.

Головин со злостью поглядел на торчащий невдалеке огромный купол Измайловского собора, матерно выругался и пошел искать ход на чердак.

Как оказалось впоследствии, убитый был связником, нелегально прибывшим из Берлина. Он нелегально пересек шведско-советскую границу и обитал по подложным документам. Цель визита-установление контактов с антисоветским подпольем.

Профессор, к которому первоначально и шли, уверял, что он тут совсем ни при чем, не разделяет политических взглядов берлинских монархистов, ни тем более, не сочувствует призывам Рейли к террору. И, скорее всего, он говорил правду. Но этого типа всё-таки у себя приютил! И вот все они так!

В середине июня Дзержинский дал отмашку — и началось то, что эмигрантские газеты впоследствии назвали "Варфоломеевской ночью российской интеллигенции". Хотя мероприятия шли не одну ночь и даже не одну неделю. Да и вообще, чекисты предпочитали приходить днем. Ни от кого скрываться они не собирались. Скорее, наоборот.

Тем не менее, эта не слишком удачная метафора была подхвачена и начала распространяться. Разумеется, мои журналисты хорошо на ней потоптались. Товарищ Геббельс очень доходчиво объяснил в печати, что гугеноты, которых в Варфоломеевскую ночь немножко перерезали, совсем не являлись невинными страдальцами за веру. Они откровенно разжигали во Франции гражданскую войну. Тем более, что гугеноты и не скрывали — их целью был развал страны*.

(* Политической целью лидера гугенотов Гаспара де Колиньи было образование на месте Франции своеобразной феодальной конфедерации, где центральная власть была бы чисто номинальной. Штамп "гугеноты хорошие, католики плохие" внедрили в XVIII веке французские просветители, в точнее — стоявшие за ними масоны.)

А что же происходило на самом деле? Ребята товарища Дзержинского стали подметать известных им членов контрреволюционных организаций. Как оказалось, знали они многих. Эти господа особой опасности не представляли, так что за ними присматривали — мало ли, может, кто посерьезнее нарисуется. Но теперь была дана команда "фас!".

Арестованные, в основном, интеллигенты, как только оказывались в "подвалах ЧК", тут же начинали сдавать всех, кого знали. Так что работы чекистам хватило. Всё это происходило с большим шумом. Я подключил к делу Демьяна Бедного, который стал клепать стишки в духе "так их, гадов".

Большинство этих деятелей в кулуарах подполья маялось дурью. Разумеется, нам предоставляли не все материалы, но из того, что я видел было понятно — большинство подпольщиков занималось составлением прожектов на тему "как нам обустроить Россию". Все мечтали о демократии в разных её формах. Мой давний коллега Витя Королев был допущен на несколько допросов. Оттуда он вернулся совершенно обалдевшим и заявлял всем, кто хотел послушать.

— Я могу понять, людей, которые считают демократию самой лучшей формой государственного устройства. Но ведь для них демократия — это фетиш! Они её хотят установить не для того, чтобы решать проблемы страны. А просто вот потому, что она должна быть! А там — хоть трава не расти. Теперь я по-настоящему понимаю, почему Сергей называет их либерастами.

Вообще-то никто не собирался их арестованных расстреливать. Да и сажать, в общем-то, тоже. Так — подержать какое-то время за решеткой, чтобы прониклись сознанием, что шутки закончились. Но среди этой публики попадались и более серьезные люди. Так что иногда чекистов встречали стрельбой.

Особенно в этом деле отличился Питер. Хотя Таганцев уже болтался где-то за границей. Тем не менее, раскрытая организация была очень похожей. Возможно, и в моей истории за Таганцевым стояли совсем иные люди.

Боевая организация ещё только начала создаваться и не получила распространения в широких кругах питерской интеллигенции. Так что Гумилева в это дело не вляпался. Однако всплыли куда более мрачные вещи — контрреволюционерами создавались подпольные банки. В свете наступавшего нэпа это было очень неприятным сюрпризом. Ведь допускать к банковскому делу частников никто не собирался. Так что ЧК спешно наращивала свой экономический отдел. Надо было разобраться, что тут первично. То ли банки, как это говорили арестованные, создавались для финансирования подпольных структур. То ли эти самые структуры служили прикрытием для каких-то дельцов.

Интересно, что информацию про банковские дела довольно быстро давать перестали. Видимо, ниточки шли куда-то очень высоко. Зато в октябре был убит член коллегии Народного комиссариата внешней торговли и одновременно и управляющий делами Особого отдела ЧК Генрих Ягода. Террористы расстреляли его машину и сами все погибли в перестрелке с охраной. Они оказались членами Высшего монархического союза. Вроде бы. Сомнения вызывало то, что акция была очень хорошо организована.

Что было для это тусовки необычно. Члены ВМС не отличались мастерством. За лето они совершили три акции в Гельсинфорсе. Два раза тупо кидали гранаты — в исполком и в матросский клуб. Один раз попытались взорвать отделение милиции — но неудачно, взрывное устройство не сработало. Уйти удалось только одной группе. Так что класс исполнения наводил на интересные мысли. Как и то, что информацию убийству Ягоды полностью закрыли. В моё время о Генрихе Григорьевиче разное писали. В том числе — о его темных коммерческих операциях за границей.

Так что может чекисты что-то на него накопали. И немного помогли ребятам из ВМС...

Ну, а про остальные дела мы писали всюду, где только можно. Как про теракты, так и про отловленных контриков. Собственно, в этом-то и был смысл. Антисоветски настроенные интеллигенты, брюзжащие по квартирам, сами по себе особой опасности не представляли. Но они являлись хорошей "базой" для террористических групп, засылаемых из-за бугра. Так что данных "профессоров Преображенских" стоило хорошо напугать. Ибо нефиг.

Разумеется, либеральные эмигранты истошно кричали, что все организации мы выдумали. Дескать, большевики ночей не спят, всё думают — как бы извести соль земли русской — интеллигенцию. По этом же поводу начался очередной раунд свары с монархистами. Мол, они своими бессмысленными акциями провоцируют чекистов на массовые репрессии. Те отвечали: мы хоть что-то делаем, а вы только языком метете...

* * *

В время этой возни, в середине сентября вернулся из Карелии Барченко. Он убыл туда ещё летом, снабженный кучей всяких мандатов. С ним я отправил пару своих репортеров. Я уже упоминал, что корреспондентов РОСТА мы старались набирать из фронтовиков. Так что эти ребята умели не только писать, но и стрелять. Места-то глухие. В это время не существовало ни железнодорожной ветки Петрозаводск-Костмукша, ни большинства тамошних поселков — так что вокруг Воттваары простиралась лишь тайга.

Однако, оказалось, что на запад от Медвежьей Горы главной опасностью являлись комары. В 18-19 годах сюда забредали отряды белофиннов с целью пограбить. По той причине, что финские хуторяне не слишком понимали — почему они должны кормить борцов за независимую Финляндию. Чтобы не портить отношений с местными, националисты ходили к соседям, на предмет разжиться продовольствием. В конце концов местные карелы организовались, вытребовали из Петрозаводска командиров... И хотя финских партизанских отрядов на территории Суоми оставалось много-в округе Медвежьей Горы был полный порядок.

Так вот, Барченко был в восторге. Причем, подозрительно быстро нарисовались какие-то немцы, которые были готовы вложить немалые деньги в проект.

Я уж стал задумываться — а не пора ли их сориентировать на поиски Аркаима? Беда только в том, что я там никогда не был, и расположение городища представлял с точностью "плюс-минус сто километров". К тому же обстановка в тамошних степях напоминала Дикий Запад. Так что это дело будущего. Пусть пока тренируются на кошках. В смысле — на Воттвааре.

Поиграем в либерастов

Между тем в Европе творились свои дела.

14 сентября ресторан "Трокадеро" был по вечернему оживлен. На сцене музыканты наяривали завезенный американскими военными регтайм, который заставлял морщиться парижских эстетов. Впрочем, как говорили многие, "старый Париж остался в окопах Великой войны". Значительную часть посетителей составляли нувориши, сделавшие себе состояния во время войны.

Мужчины, сидевшие за столиком в углу, к таковым не относились. Два одетых со вкусом мьсе вели неспешный деловой разговор.

Один из них, Борис Савинков, плохо скрывал злорадство. Он был весьма самолюбивым человеком, и его очень задело то, что Рейли в последнее время имел дело не с ним, а с этими клоунами из Берлина. Их Борис Викторович откровенно презирал. Монархисты непонятно с чего были искренне уверены, что в России их ждут не дождутся. К тому же они имели странный вывих в сознании — полагали, что как только они вернутся в Россию, наследие революционных лет исчезнет как страшный сон. И всё станет так же, как до Войны. А ведь такого не случится в любом случае.

А ещё берлинские деятели имели привычку пускать по ветру любые выделенные им деньги. Нет, их не разворовали. Они уходили как в песок — на разные пышные мероприятия, банкеты, аренду дорогих помещений... А для дела оставались крохи. И получалась не борьба с большевиками, а сплошной позор.

И Рейли вынужден снова обратиться к нему, к Савинкову.

Английский разведчик прекрасно понимал настроение своего собеседника. В какой-то мере Савинков был прав. Попытка опереться на ВМС оказалась не самой лучшей идеей. По словам тех, кому удалось вырваться из Советской России, на них там смотрели как на живых ископаемых. Члены антибольшевистских организаций принимали прибывших из-за рубежа людей, но относились к ним как к незваным гостям. То есть — терпели, а вот помогать делом решительно не желали. А уж когда пошли аресты...

Но Савинков сам виноват. У Бориса Викторовича тоже были свои причуды. Вообще-то он был чрезвычайно энергичным человеком, полагавшим, что волевая личность может добиться всего, чего хочет. Однако время от времени он впадал в иное настроение. В один их таких периодов, ещё до войны, Савинков написал свой знаменитый роман "То, чего не было". Это произведение часто ругали как подражание "Войне и миру". Про литературные вопросы Сидней судить не брался, но идея-то в романе была чисто толстовская — что людей несет поток событий — и ход истории от отдельного человека никак не зависит. Вот и в последний раз, когда они виделись, Савинков излагал нечто похожее. Но, похоже, теперь он снова был полон энергии.

— Борис Викторович, я умею признавать свои ошибки. Моя попытка работать с Берлином с Берлином оказалась бесперспективной. Да, там либо болтуны, либо люди, одержимые слепой жаждой мести.

— Озлобленные дилетанты. — Скривился Савинков. — Кто станет рисковать свободой и жизнью ради политических клоунов?

Рейли вздохнул. Да уж, если бы большевики уничтожили царскую семью — это было бы куда лучше для дела. В виде "жертв большевиков" они смотрелись бы куда лучше. А теперь Александра Федоровна сидит в Лондоне, окружив себя какими-то мистически настроенными типами и вещает такое, что все смеются. И эти лондонские сидельцы сделали чуть ли не икону из штабс-капитана Соколовского, который в восемнадцатом попытался освободить Николая, погиб сам и подставил под пулю экс-императора. Хотя очевидно, что это была провокация чекистов. А эти, из ВМС, зачем-то с Александров Федоровной переругиваются.

Рейли отхлебнул вина и продолжал:

— Но с другой стороны... Пускай чекисты гоняются за людьми из ВМС. У вас ведь есть в России свои люди, стоящие в стороне от этих дилетантских организаций?

— Разумеется.

— Вот и надо разворачивать свою деятельность вокруг них. При этом — отмежеваться от монархистов, провозгласив демократическую платформу.

Савинков кивнул.

— Да, это самый лучший выход.

В самом деле. В Париже и Варшаве сидело достаточно людей, готовых за пойти за Савинковым. Особенно, если им объяснить: демократия-то может быть разной. И совсем не исключает сильную и жесткую власть. В конце концов Наполеон тоже первоначально был Первым консулом, а не императором.

Дело пошло. Во французских газетах появились материалы о возрождении "Народного союза защиты Родины и свободы". Под это Савинков получил кое-какие деньги о французов и англичан. Но для нормальной работы были необходимы структуры в Советской России, которая 7 октября превратилась в СССР. А вот с этим было худо. Людей на советской стороне имелась немного, связь с ними была отвратительной. И что самое главное — Борис Викторович совершенно не понимал — как исправлять положение? В начале века он вербовал членов своей организации среди экзальтированной молодежи из революционной среды. После большевистского переворота — среди демобилизованных офицеров, большинство из которых было уверено — стоит только поднажать — и эта власть рухнет. А что сейчас происходит в СССР, он представлял очень плохо. В приходящих оттуда немногочисленных донесениях говорилось, что большевики дышат на ладан, но... Активную работу проводить невозможно. Чекисты не дают. Савинков полагал, что люди в его структурах не те. Нужны новые. Но где же их взять?

* * *

Меня пригласил к себе Дзержинский. В кабинете, кроме главного чекиста, находился и Артузов.

— Товарищ Сергей, к нас к вам очень ответственное и совершенно секретное задание. Вот ознакомьтесь с этим документом.

Я стал читать и про себя присвистнул. История повторяется! Передо мной лежал черновик программного документа партии "Либеральные демократы"! Значит, Артузов и тут решил поиграть в "Синдикат-2".

В документе более всего мне понравились строки:

"Проста и каждому ясна программа "ЛД": интеллигенция — это известно всем — соль и ум своего народа. Коммунисты этого не признают. В ответ интеллигенты не признают коммунистов и объявляют им непримиримую борьбу.*"

(* Реальная цитата из "программного документа", составленного чекистом А.П.Федоровым.)

— Я так понимаю — это фиктивная организация?

— Правильно понимаете, — отозвался Дзержинский. Вам необходимо изготовить агитационные материалы, якобы изданные этой структурой. Привлекать вы можете только совершенно надежных сотрудников. А требования к этим документа следующие...

Вернувшись на Большую Никитскую, я вызвал к себе Светлану и Михаила.

— Товарищи, нам поручили важное дело. Причем, весьма интересное. Миша, вот ты умеешь плохо писать?

— Не знаю, не пробовал.

— А придется! Ознакомьтесь с этим документом.

Мои друзья прочитали бумагу и вопросительно уставились на меня.

— Так вот, нам нужно изготовить штук тридцать листовок, прокламаций и прочих воззваний от имени этих самых "Либеральных демократов". Требования. Они должны производить впечатление, что их писали разные люди из разных регионов. Что их писали интеллигенты. И самое веселое — материалы должны быть написаны плохо!