Ваше благородие. Книга 2

Нужно долбить каждый день. Каждый день. Гомера всё равно в подлиннике не читать, но знать язык нужно так, чтобы не заблудиться и не остаться голодным в Греции.

Глава 5

На подготовку к занятиям у меня уходило полчаса, не больше. С чистописанием я справлялся одномоментно. Как раз была в разгаре кампания по очищению русского языка от греческого мусора, всяких там ятей и тит с фитами. Не одна Россия совершенствовала свой язык, но и китайцы начали вводить упрощённое письмо "путунхуа", чтобы большее количество людей могло прикоснуться к знаниям, собранным за пять тысяч лет. С математикой никаких проблем. Устный счёт, как семечки на базаре. Греческий изучали только в гимназии, но я учил его по совету Настасьи Ивановны и при его помощи.

Через год я прошёл испытание по курсу начального училища и был переведён в реальное училище, которое было как бы гимназией для людей попроще. В реальном училище мне пришлось пройти более серьёзное испытание, чем ответы на вопросы по предметам.

В то время, да и не только в то, а во все времена во всех учебных заведениях, как-то: училища, гимназии, кадетские корпуса, не исключая суворовские и нахимовские училища, частью и в военных училищах, и повсеместно в армии процветала махровая дедовщина, негласно поддерживаемая командирами и начальниками как способ естественного отбора лучших кадров. Они сами проходили через всё это и им было западло освободить от унижений молодёжь, чувствуя от издевательств над ними тайное чувство мести за себя.

И вот в первый день занятий в реальном училище на большой перемене меня поманили во двор, где собрались старшеклассники, чтобы провести надо мной обряд инициации, то есть избиения и принятия в число учеников определённой категории, в зависимости от результатов драки. Это как бы крещение, когда тебя окунают в купель, но бить после крещения начинают не сразу.

Старшеклассники по размеру были крупнее меня и оголтелых было человек пять, с которыми мне не справиться, каким бы сильным я не был.

— Ну, что же, — подумал я, — так и умрём мы под Москвой, как наши деды умирали и клятву верности сдержали в тот рукопашный бой. Применяем первый приём самбо. Бег на сто метров.

Я развернулся и побежал в дальний угол двора под улюлюканье собравшихся и топот ног за мной. Первого приблизившегося ко мне верзилу я сбил с ног подножкой и со всего маха ударил в лицо ботинком. Не оглядываясь, я побежал дальше. Второго догонявшего меня я встретил ударом ботинка в пах и, когда он согнулся, ударил ещё раз ботинком по лицу.

Трое преследователей остановились в нерешительности. Они никак не могли понять, как этот коротышка расправился с двумя их подельниками и что им делать дальше. Не давая им времени на раздумье, я бросился на них, и они побежали от меня. Тут нужен второй закон самбо. Бег на шестьдесят метров.

Я догнал одного нападавшего и сбил с ног всё той же подножкой. Он упал, хорошо приложившись физиономией к земле. Точно так же досталось и второму с небольшой добавкой ботика по руке. Третий мог убежать в здание училища, но его не пустила собравшаяся толпа, жаждавшая отмщения за собственное унижение. Точно так же в феврале 1917 года в моей первой жизни народные толпы расправлялись с городовыми и жандармами, унижавшими их на каждом шагу.

Последний из пятёрки затравленно пытался скрыться в толпе учеников и оглядывался на меня, потом бросился на колени и завыл:

— Я тут ни при чём, это они заставляли меня...

Эти слова подхлестнули учеников, и они сами стали бить обосравшегося подлеца, да так, что мне самому пришлось вмешаться, чтобы всё не закончилось обыкновенным самосудом с человеческими жертвами.

На следующий день в училище пришла полиция, чтобы разбираться с вопиющим избиением детей порядочных граждан отпетыми уголовниками. На училищной линейке меня поставили перед пятью лбами, которые раза в полтора выше меня и намного крепче физически. Я в училище находился второй день, а они уже несколько лет учились в нём. И тут случилось то, что называется солидарностью. Все училище без команды начало скандировать:

— Долой бандитов! Долой бандитов! Долой бандитов! Свободу Олегу Туманову!

На этом общественное судилище было закончено и последовало решение об исключении из училища пяти учеников за организованный террор против учащихся. Мне порекомендовали больше времени уделять наукам. Я так и понял, что тут не обошлось без Настасьи Ивановны и его высокопоставленных патронов.

В первой моей жизни мне приходилось разбираться с корнями и причинами дедовщины, и я пришёл к выводу, что это искусственное явление, поддерживаемое властью для уничтожения либеральных ценностей и подчинения масс воле назначаемой власти.

Программа реального училища несколько посложнее. Вся сложность заключалась в том, что ещё не был завершён переход на метрическую систему и все эти вершки и корешки забивали голову и усложняли математику.

Вот, например, меры длины. Верста = 500 саженей = 1,0668 км. Сажень = 3 аршина = 7 футов = 2,1336 м. Аршин = 16 вершков = 28 дюймов = 71,12 см. Фут = 12 дюймов = 6,85 вершков = 30,48 см. Вершок = 17,5 линий = 4,45 см. Дюйм = 10 линий = 2,54 см. Линия = 10 точек = 2,54 мм. Точка = 0,245 мм. А ещё меры веса, меры площади, меры объёма жидкостей, меры объёма сыпучих веществ. Там вообще ломовина и всё это должно быть приведено в соответствие с мировой метрической системой.

Я вам для интереса ещё приведу меры объёма жидкостей. Бочка = 40 вёдер. Ведро = 10 штофов = 12,29 л. Штоф = 1/10 ведра = 2 водочных бутылки = 10 чарок = 1,2299 л. Винная бутылка = 1/16 ведра = 0,768 л. Водочная бутылка = 1/20 ведра = 5 чаркам = 0,61 л. Чарка = 1/100 ведра = 2 шкалика = 122 мл. Шкалик = 1/200 ведра = 61 мл.

А в остальном программа обучения ничем не отличалась от всего другого. Кстати, Закон Божий тоже не был лишним предметом. Он развивал воображение у учащихся, развивал фантастическое мышление и обучал древней истории, быту и нравам тогдашних жителей.

Мне шёл восьмой год, и я старался никуда не торопиться. Поспешишь, людей насмешишь. Ещё в первой жизни я слышал историю о маленьком мальчике, который уже в четырнадцать лет окончил университете, защитил две докторские диссертации и занимался теорией большого взрыва, создавшего Вселенную. Кто же был этот маленький уникум? Умненький Дуремар, не имеющий ни воспитания, ни жизненного опыта. У меня несколько другое. У меня была жизнь в СССР, у меня была жизнь в Российской империи и сейчас идёт третья жизнь, вторая по счёту, в этой империи. И я помню все прошлые жизни, несмотря на то, что мне ещё не исполнилось и восьми лет. Но если и меня сейчас запустить во взрослую жизнь, то и я буду точно таким же Дуремаром, над которым будут все смеяться и воспринимать серьёзно только тогда, когда не знакомы лично. Всему своё время. Огурцы не созревают в феврале, а сезон грибов не начинается в декабре.

Не без воздействия мамы, мой брат не завидовал мне и искал свой собственный путь в жизни, занимаясь со мной в секциях джиу-джитсу и самбо, добившись определённых успехов.

Был я несколько помельче моих сверстников и часто натыкался на бросок через бедро. Но выучка хорошо приземляться на ковёр помогала занять такую позицию, что результат броска оказывался не всегда в пользу бросавшего за счёт потери им равновесия. Мастер мне поручил подумать над вопросом равновесия, и я начал реагировать на толчки в ту сторону, в которую меня толкают. Толкнули меня, и я падаю, увлекая за собой соперника. В тот момент, когда противник теряет равновесие, готовясь упасть на меня, я становлюсь на колено, и делаю бросок через бедро, используя кинетическую энергию более мощного соперника. Бросок, как правило, получается неожиданный, мощный и заканчивается чистой победой.

Однажды и мой брат налетел на этот приём. Пришёл к нам потренироваться перед соревнованиями и покидать брата вместо куклы, благо я умел сопротивляться и падать. Захват моей куртки, толчок вправо, влево, от себя и я начал падать. Брат за мной и оказался на ковре подо мной. Вскакивает, хотя и брат, но младший, а повалил будущего мастера спорта. Ещё раз. Ты чего делаешь, показывай. Показал. Понравилось. Братья всегда должны поддерживать друг друга.

Глава 6

В десять лет мне довелось познакомиться со своим будущим патроном.

Настасья Ивановна заехал за мной к нам домой на такси и забрал меня. Мама подготовила мою самую лучшую одежду и расчесала волосы на пробор. Я стал похож на такого ботаника-отличника, что мне захотелось стукнуть его своим портфелем.

Мы поехали на вокзал и почти двое суток добирались до Петербурга.

— Патрона будешь называть Ваше превосходительство, — напутствовал меня губернский секретарь.

— Как же я могу титуловать его Вашим превосходительством, если титулование было давно отменено? — спросил я.

Мой наставник с удивлением посмотрел на меня и сказал:

— Мало ли что было отменено, всё возвращается назад, а если не будешь титуловать его Ваше превосходительство, то можешь отправляться в свой район и быть до конца жизни сварщиком или токарем на вашем механическом заводе. Я кивнул головой в знак согласия. Негоже сопротивляться, когда тебя на аркане тянут к светлому будущему.

Ехать было не близко в имение за городом. Я сидел и вспоминал своё знакомство с моей первой лошадью.

Когда я был курсантом пограничного училища, то мне просто объявили: "Курсант Туманов, лошадь Тайна, седлать и на построение в манеж".

Легко сказать — оседлать лошадь. Как её седлать, когда не знаешь, с какой стороны к лошади подойти и как к ней втиснуться в тесный станок, который не кавалеристами называется стойлом, не получив кованым копытом по самому болезненному месту? А как седло надевать?

Проходивший по проходу между станками пожилой подполковник-кавалерист ласково сказал:

— Не бойся, сынок, вытяни руку в сторону, чтобы это увидела твоя лошадь, и скажи твёрдо — Принять!

Повинуясь этому волшебному слову, лошадь послушно посторонилась, пропустив меня с седлом. Остальное было уже не столь сложным: положить седло на спину лошади, установить переднюю луку седла точно посредине холки, проверить, ровно ли лёг потник, и затянуть подпруги. Отрегулировав длину стремян, я надел оголовье на голову лошади и вывел её в манеж.

С лошадью надо ласково разговаривать, похлопывать легонько по шее, чтобы установить с ней контакт и притупить бдительность перед решительным затягиванием подпруг седла: когда затягиваешь подпруги, лошадь естественно надувает свой живот, ослабляя подпруги, и во время езды можно легко вместе с седлом съехать под живот лошади.

Когда подпруги надёжно затянуты, человек становится хозяином положения, и лошадь внимательно наблюдает за ним, чтобы использовать любую слабость и оплошность всадника для перетягивания на свою сторону чаши весов пока ещё хрупкого равновесия в отношениях человека и животного.

Тайна была созданием нежным. Тёплые серо-голубые плюшевые губы её ласково собирали с ладони крошки хлеба, а большие блестящие влажные глаза ежедневно обдавали такой волной нежности, что прикосновение стремян к Тайне, не говоря уже о резких движениях поводом, рассматривались как непозволительная грубость.

Венцом идиллии стал выход Тайны из общего строя, её падение вместе с всадником в осеннюю грязь, присыпанную крупными хлопьями влажного снега. Тайна безмятежно кувыркалась в грязи, совершенно не обращая внимания на других лошадей и на своего товарища, который не знал, что же предпринять для прекращения этой хулиганской выходки.

Точка была поставлена старым кавалеристом с помощью "конспекта" — кнута длиной около четырёх метров, заканчивающегося метровой полоской сыромятной кожи, чуть тоньше обыкновенного карандаша. Ужаленная лошадь вскочила, готовая к ревностному исполнению обязанностей строевой лошади. Небольшой кончик "конспекта" ужалил и мою спину через шинель. Боль была уменьшена ласковыми словами пожилого офицера:

— Лошадь, молодой человек, всё равно, что женщина: её нужно держать в руках. Чуть ослабь, и не дай Бог, выпусти повод — уже не ты, а она ездит на тебе. Ласковой рукой крепко держите повод, и лошадь будет вашим верным другом. Потом вы поймёте, что и армией нужно управлять, как лошадью — вовремя кормить, поить, давать отдых и уход, чистить снаряжение и крепко держать повод в руках.

Моя Тайна вообще была шёлковой лошадью — исполнительная, в меру спокойная, сильная, выносливая, легко бравшая любые препятствия и имевшая исключительно мягкий шаг на учебной рыси. Иногда она начинала косить на меня лиловым взглядом, делая занос вправо при выполнении команды "налево кругом — маааарш" — в ней просыпался чёртик противоречия и хулиганства. В это время надо было внимательно следить за ней и настораживать повод, чтобы уловить момент подгибания ног для кувыркания на мягком грунте манежа, и в необходимый момент напоминать, кто из нас лошадь, а кто наездник.

К сожалению, вскоре нам пришлось расстаться — Тайне была уготована участь генеральской лошади — стать жирной, лоснящейся, неповоротливой и ленивой кобылой, которой уже не хотелось поваляться на опилках манежа, оглашая окрестности озорным ржанием.

— Заснул? Выходи, приехали, — сказал Анастас Иванович, открыв дверь машины.

Глава 7

Я вышел из машины и огляделся. Позади нас находился барский дом в английском стиле, перед которым был разбит английский парк. Мы стояли в нижней части дорожки, обрамляющей большую круглую клумбу с кустарниковыми фигурами лошади и зайца. Метрах в десяти от дорожки было поле для гольфа, на котором стоял стол с лежащим на нём оружием и вдали мишени для стрельбы. Стойка с четырьмя мишенями метрах в двадцати и ростовые фигуры метрах в ста от нас.

Рядом со столом стоял мужчина за пятьдесят лет возрастом, в сапогах, песочного цвета галифе и мундире английского типа без знаков различия.

— Здравствуйте, господа, — сказал он, — по вам можно часы проверять.

— Здравия желаю, Ваше превосходительство! — отчеканил я, прищёлкнул каблуками ботинок и склонил в поклоне голову.

Мой автоматический жест несколько удивил взрослых мужчин, а Его превосходительство жестом пригласил меня подойти поближе к нему.

— Любите стрелять, юнкер? — спросил меня хозяин.

— Так точно, Ваше превосходительство, — отчеканил я.

Хозяин с некоторой укоризной посмотрел на Настасью Ивановну и сказал мне:

— Хватит кричать мне в ухо. Мы не на строевом плацу, а у меня дома, поэтому извольте называть по имени и отчеству — Александр Петрович.

— Так точно, Александр Петрович, — отрапортовал я и все засмеялись.

Можно сказать, что знакомство состоялось и установлен неплохой контакт.

— Для начала хочу познакомить тебя с оружием, — сказал хозяин. — Ты когда-нибудь видел револьверы?

— Видел, — сказал я. — Вот этот, я — показал на первый револьвер, — системы Нагана образца 1895 года, калибр 7,62 мм, количество зарядов 7. Этот офицерский самозарядный. Второй — английский Webley & Scott Mk VI. Caliber .455, шестизарядный, калибр 11,43 мм.

Анастас Иванович и хозяин были поражены.

— А это что такое? — и он показал на прислонённую к столу небольшую винтовку.

— 7,62 мм карабин системы Мосина образца 1938 года, господин тайный советник, — сказал я, — длина сто один сантиметр, вес три с половиной килограмма, магазин на пять патронов, начальная скорость пули 816 метров в секунду, прицельная дальность один километр.

Тайный советник достал из кармана портсигар, взял папиросы и предложил Анастасу Ивановичу. Они закурили и стояли, рассматривая маленького уникума с пролетарским происхождением.

— Может, ты ещё назовёшь мою фамилию и должность? — спросил хозяин.

— Так точно, — сказал я. Удивлять так удивлять до конца. — Вы тайный советник Александр Петрович Китченер, товарищ министра финансов Российской империи.

— Зарядить револьвер сможешь? — спросил тайный советник.

— Смогу, — просто сказал я и взял в руки револьвер. Знакомая сталь оружия добавила мне сил. Открыв защёлку барабана, я по одному вложил в него семь патронов и доложил о готовности к стрельбе. Держа револьвер двумя руками в немецкой стойке, где левая рука, согнутая в локте, является упором для оружия, я выстрелил семь раз.

— Можно мне ещё выстрелить из винтовки? — спросил я. — Калибр уэбли не для детских рук.

Хозяин только согласно мотнул головой.

Я положил винтовку на стол и заполнил магазин патронами. Четыре патрона в магазине и один в ствол. Доложив о готовности, я установил прицел 3, прицелился в ростовую мишень и выпустил в неё все пять патронов.

Подошедший служитель сбегал и принёс мишени, в которые я стрелял. Карабин оказался хорошо пристрелянным и все пять пуль оказались в десятке. Из револьвера тоже неплохо получилось: три десятки, две девятки и две восьмёрки. Шестьдесят четыре очка из семидесяти возможных. Браво.

— Может вы ещё и на шпагах фехтовать умеете? — спросил меня хозяин.

— Умею, — просто сказал я.

— Ловите, — и он бросил мне рапиру.

Я подхватил её, выполнил приём "приветствие" и встал в боевую стойку. Китченер сделал скачок вперёд, я ответил скачком назад и скачком вперёд вдогонку противнику. На скачке вперёд я поймал хозяина и "наколол" его на рапиру.

Ещё раз и снова тайный советник утыкался в мою рапиру.

— Откуда вы знаете этот приём? — спросил Китченер.

— Я давно изучил этот приём, — сказал я, — когда Алекс Питер Китченер в возрасте двенадцати лет вместе со своим дядей фельдмаршалом Великобритании Горацио Гербертом Китченером, графом Хартумским, виконтом Ваальским, Трансваальским и Аспальским, виконтом Брумским, бароном Дентон летом 1916 года на крейсере "Хэмпшир" стремились в Россию для проведения переговоров. Но крейсер подорвался на немецкой мине и из всего экипажа спаслись только вы и ещё одиннадцать членов экипажа. Ваш дядя вёз вас в Россию, чтобы вы изучили эту страну и стали главным специалистом по ней. По распоряжению премьер-министра я определил вас в кадетский корпус и был вашим наставником, пока вы не окончили его и не вышли в статскую службу, посвятив себя экономическим вопроса.

Поражённый хозяин так опёрся на рапиру, что чуть её не согнул пополам и еле удержал равновесие, внимательно разглядывая меня сверху вниз. Ну никак не мог мальчик из пролетарской семьи рассказать всё, о чём знали немногие.

— Напомните мне ещё раз ваше имя и отчество, — сказал Китченер.

— Полковник Туманов Олег Васильевич, — сказал я, — флигель-адъютант Свиты Его Императорского величества.

— Но вы же умерли! — воскликнул Китченер. — Я сам был на ваших похоронах.

— Тем не менее, я стою перед вами и сам не понимаю, как мне жить дальше, потому что это моя третья жизнь и во вторую жизнь я пришёл во взрослом виде, сделав себе недюжинную карьеру, — сказал я. — Мы в своё время были дружны, и я надеюсь на вашу дружескую помощь.

— Вы ставите меня в совершенно непонятное положение, — сказал Китченер. — Диалектика не допускает того, чтобы человек после своей смерти появлялся вновь, тем более в младенческом возрасте и со знаниями человека, прожившего долгую жизнь. В реинкарнации я не верю. Это всё мистика и шарлатанство. Мне нужны более твёрдые доказательства о вашей личности.

— Единственное доказательство, которое я могу представить, — сказал я, — это скан моей руки, хранящийся в банке, где находится наш общий с покойной супругой моей банковский счёт. И делать это нужно так, чтобы ни одна душа не могла увидеть, что владельцем счёта является десятилетний мальчик.

— Мне нужно всё тщательно продумать, — сказал Китченер и снова закурил. — А вы, Анастас Иванович, — обратился он к губернскому секретарю, — сами понимаете, что всё происходившее здесь должно остаться в секрете. Очень много важных персон завязано на эту тайну.

— Так точно, Ваше превосходительство, — сказал Анастас Иванович и прищёлкнул каблуками.