| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Посадили на ящик. Абель достал из бездонной робы фляжку с водой, дал глотнуть.
Всё пошло наперекосяк. Торговец боднул плечом Абеля, скакнул с ящика, побежал к выходу. С развязанными руками. Связанными Анджеем! Надежным, блядь, проверенным узлом!
Анджей, стоявший на пути, махнул ножом. Который должен был воткнуться в плечо торговца, остудить пыл. Должен был! Нож свистнул в стороне, торговец рывком ушел вбок.
Подолянский прыгнул следом, выдергивая из кармана запасной гренадерский нож. Левой за плечо, правой ударить в предплечье! Локтем в голову, руки за спину, мордой в помет!
Анджей подскользнулся. Вместо того, чтобы удержать торговца, развернул его к себе...
В лицо плеснуло горячей кровью. Еще раз. Еще! Гренадерский нож вместо предплечья пропорол торговцу яремную вену. Анджея окатило с ног до головы.
В голове словно включили яркий свет. Сердце пропустило удар. Зашлось часто-часто. На душе вдруг стало хорошо и спокойно. Слишком хорошо. Как не было уже давным давно. Анджей глубоко задышал. Схватил торговца за затылок, придвинулся ближе. Смотрел, не моргая, в стекленеющие глаза умирающего. Нагнулся близко, ловя предсмертный вздох. По телу, волна за волной разливалось, удовольствие.
— А я и не знал, что ты из этих...
— Ч-что?.. — Анджей повернулся в сторону Абеля. Попробовал стереть кровь с глаз. Только хуже размазал по лицу.
Возвращение в реальность давалось тяжело. Обретенное счастье быстро улетучивалось. Испарялось с каждым вздохом, просачивалось сквозь поры. Слишком быстро. Страшно быстро. Хотелось удержать его и вернуться обратно. Снова почувствовать себя живым.
— Из любителей под хвост баловаться. Ух, среди орков как распространено было, помню! Ты над ним так наклонился — думал, целоваться начнете!
— Шел бы ты со своими шуточками, знаток разведки! Прямо в ту самую жопу! — Анджея начало потряхивать. Отвернулся, чтобы скрыть трясущиеся руки.
Нахлынувшее и ушедшее ощущение было странным. Ярким, как ночь с любимой. Приятным, как погожий и теплый солнечный денек. Ощущение хотелось повторить.
Подошел Абель, протянул фляжку с водой и платок.
— Я знаток разведки, ты — знаток допросов. Два сапога пара, лучший дуэт убийц на континенте. — Абель почесал затылок. — Ты мне лучше скажи, знаток, что делать будем? Языка у нас больше нет. Получается, и распространителей нет. Детишки сытые есть, разве что. Хотя, чем мы там поделились... Вечерком угощу дополнительно. Хорошее дело сделали!
Анджей сел на ящик, на котором недавно сидел покойник. Оттёр кое-как лицо и волосы. Счастье ушло, окончательно, мир вернулся к черно-серому состоянию. Снова захотелось в петлю.
Анджей достал из кармашка на брюках таблетки бензедрина, завтрашнюю порцию. Запил горечь водой. Стало легче. Но с ушедшим чувством было не сравнить. Чувством... Счастье!.. Анджей вздохнул. От убийства человека.
1. Европейский континент мира "Никакой магии", не в пример нашему, куда как более германоцентричен, а гномы Йормланда, авторским произволом, очень похожи на наших немцев. Поэтому название печки, в переложение на русинский или высоко-шляхтетский, официальный язык Республики — на котором в описываемую пору никто еще толком не умеет говорить — должно было бы быть какой-нибудь "берговкой", а то и "горянкой". Но поскольку это режет авторский слух — в тексте и дальше будут встречаться подобные анахронические анамиризмы. Таков авторский произвол.
2. Любезный читатель, узнавший цитаты из Макса Штирнера, будет прав.
3. Любезный читатель может представить себе блюдо, подобное корейским токпоккам, но на европейский манер — из пшеничной муки и с моцареллой из коровьего молока
Взгляд со стороны
Bote Wirtschaft, 10 марта 187... года Компания 'Фрукты для всех' выпустила официальное заявление о недавних событиях в Свободной Республике Колквиста. Согласно тексту заявления, восстания, вспыхнувшие на севере республики, не причинили ущерба плантациям и экспериментальным хозяйствам компании. Одноименная инвестиционная программа, начатая прежним руководством, будет продолжена в полном объеме. В заявлении также отмечено, что компания 'Фрукты для всех' пожертвовала пять миллионов песо в правительственный фонд Колквиста, с целью 'финансовой помощи в скорейшем урегулировании конфликта' и полтора миллиона в пенсионный благотворительный фонд 'Рыцарей Сияющего Рассвета', крупнейшей охранной компании Надветренного континента. Компания выпустили заявление к открытию торгов, отпечатанный текст поступил на все крупнейшие биржи континента. Рынки отреагировали на заявление положительно — стоимость акций компании в Крукове, Ярнборге и Клавдиуме выросла на двести базисных пунктов, с момента открытия торгов. Господин Эберхард, новый исполнительный директор 'Фруктов для всех', любезно согласился ответить на вопросы нашего корреспондента о будущих планах компании. Читайте интервью с господином Эберхардом в пятничном номере нашего еженедельника. The Claudium Time, 8 марта 187... года Расизм дороже денег В Республике Литвинской продолжаются антигоблинские гонения. Вчера Высший Сейм Республики в первом чтении принял закон 'Об обороне верных людей республики'. Закон, начиная с апреля этого года, запрещает свободный въезд на территорию республики гоблинам, оркам и другим представителям гоблинизированных рас. Для указанных рас вводится специальная виза 'нелюдей', с оплатой пошлины, равной пяти средним годовым зарплатам в республике. Отдельный пункт закона посвящен разъяснению, что его положения касаются только 'низших рас'. Представителям гномской и эльфийской рас по-прежнему рады в республике. В отношении сорока пяти тысяч задержанных представителей рас, вдруг ставших 'низшими', уже третий месяц заключенных в лагеря республики, принято решение об экстрадиции. Послы Йормланда и Синеокой Руси выразили согласие на приём политических беженцев. Принятый вчера позорный закон можно считать печальным завершением полугодовой истерии, устроенной правительством республики. После инцидента в гвардейских казармах Крукова — достоверных данных по инциденту всё еще нет, внутреннее расследование продолжается, журналистов не допускают к засекреченным материалам дела — реакционная верхушка Высшего Сейма решила обвинить в инциденте первых попавшихся. Гоблинов и орков, проживающих в республике. Кроме инцидента, представителей гоблинизированных рас обвинили еще в нескольких сотнях уголовных и административных преступлений. Как сообщает наш специальный корреспондент из Крукова, многие из указанных преступлений, до ноября прошлого года, не были раскрыты на протяжении пяти и более лет. Обвинениям в преступлениях сопутствовала волна погромов, прокатившаяся по городам республики. Многочисленные полувоенизированные группировки, с покровительства местной полиции, учинили разбой в районах проживания гоблинов и орков. Ожесточенные драки закончились для ксенофобствующих молодчиков плачевно — объединенные дружины гоблинов и орков дали отпор. С ноября прошлого года началась и массовая миграция гоблинизированных рас в Синеокую Русь. Всего, за полгода, границы республики покинули около трехсот тысяч орков, гоблинов, кобольдов и троллей. Финансовые аналитики с Шайнингласс-стрит окрестили действия правительства республики не иначе, как 'выстрелом в ногу': нелюдские расы обеспечивали своим дешевым трудом множество отраслей литвинской экономики. Вместе с тем, как отметил господин Йоханесс, главный экономист банка Фуггеров в Клавдиуме, действия Высшего Сейма республики, возможно, продиктованы прагматическими соображениями. С завершения бесславной войны республики с герцогством Йормландским прошло уже двадцать два года. Последствия войны, обернувшейся демографической катастрофой для республики, наконец, 'исцелены'. И сейчас, вместо демографического кризиса, республика стоит перед лицом экономического — экономика литвин банально не успевает за демографическим ростом. А выдавливание за границу трехсот пятидесяти тысяч представителей гоблинизированных рас создаст спрос на рабочие руки молодых и неквалифицированных граждан республики. Как бы то ни было, редакция нашей газеты выражает решительный протест действиям правительства республики. Подобная позорная ксенофобия недопустима для цивилизованного содружества наций — каковым себя, вне всяких сомнений, считают литвины. Остается неясной судьба почти десяти тысяч гоблинов и орков, чьи имена не найдены в списках ныне удерживаемых в застенках республики. Мы обещаем нашим читателям, что будем пристально следить за вопросом — и ни одно преступление не останется сокрытым во тьме. И да пребудет с нами милость Пяти Святых!
Глава 2. Ганзберг, Боспор, Ганзберг и предместья
За стенами голубятни зачастил дождь. Анджей сидел на ящике, опустив голову. Смотрел на землю, усыпанную соломой и клочками пуха. Подташнивало. Мир, подстегнутый бензедрином, понемногу — медленно, слишком медленно! — прояснялся и набирал резкость. Лужа крови под наркоторговцем прекратила расползаться, подминая черными краями грязный пол. Череп царапнуло изнутри. Анджей закашлялся. Высморкал сгустки крови наркоторговца, свернувшиеся в ноздрях. Доковырял пальцем, обтер о штанину. Потряс головой, разгоняя остатки тумана. — Надо возвращаться. — Решил дальше справедливость учинять? Вошел во вкус? Собьем тяжкие оковы с работниц горизонтального труда, переучим белошвеек на белошвеек? — Абель натянул пальто, поправил перевязь с топориками. — Аверьяса внутри меня другое желание хранит — спалить бы ту Поганку. Да и не её одну. — Надо возвращаться, — Анджей потер левую бровь, прислушался к происходящему в черепе. Взрываться не собирается, просто гудит. — Мы что-то упустили! Что-то... Не знаю, что. Но упустили. А спалить всегда успеем. И керосина с собой столько нет. — Ну пошли, кархаконна души моей. Тело наркоторговца, ухватив за ноги, оттащили в угол потемнее. Засыпали обломками сгнивших ящиков. Абель поцокал когтем в клык — негашёной извести нет, следы убийства не убрать. С другой стороны, кто сюда приведет розыскную собаку, из дюжины, состоящей в штате полиции города? Пропал хмырь, и хрен с ним, тут такое не редкость! Особенно, с такими вот... Не сын известного воздухоплавателя, чтобы поднимать на уши всех подряд. А полежи труп подольше — крысы не хуже извести заметут следы, оставят от лица голый череп. Зачвакали по Поганке. Холодный дождь размыл улицы в полное болото, усилил местный смрад — хотя куда уж сильнее? — превратил землю под ногами в липкую зыбь. С каждым шагом тяжелая грязь налипала на подошвы. Не повезет — лопнет дратва, побредешь босиком! Прошли первый из кривых переулков. Переглянулись, плюнули. Анджей вытащил из-под пальто новомодное оружие протеста (1), упер приклад в плечо. Абель взял в руки по топорику. Снова переглянулись. Хочется верить, мысли сходятся не только у дураков — о маскировке в местном болоте все равно можно забыть. И устали оба, общение с торговцем выдалось... напряженным. Так что пусть кто другой по кустам шхерится! Даже бледные сихирчи в такой дождь из своих Цейсов не разглядят ничего, палачи гномьи. Сколько бы не таращились, немочь белоглазая. Дошли до приметной сирени. Поменялись — Анджей передал дробовик гоблину, вытащил Уэбли. Пошел к дому, нацелив револьверы на окна. Тишина. Только дождь колотит и шуршит по крышам. Никем не найденный труп — в борделе в ведра ссут поди, не выходят по такой погоде — так и лежал в нужнике. Топорик Абеля почти перерубил незадачливому охраннику шею — голова, держащаяся на клочке кожи, отвалилась куда-то вниз, наружу вывернуло позвонки в ошметках прорезанных мышц. Бесплатный урок анатомии, театр смерти со стойким амбрэ. Анджей поживился в нужнике сажей от лампы, оставшейся от мертвеца. Пусть и охранником работал, а все польза от человечишки! Втёр черноту в скулы, нос, лоб, заменой утраченному платку, оставшемуся в луже крови рядом с наркоторговцем. Анджея передернуло. Он старательно гнал мысли о случившемся. Чувстве, которое накрыло. Которое хотелось повторить. Которое... Анджей заскрипел зубами. К черту! Вернулся, оттираясь по стене, ко входу в барак. Махнул Абелю. Навёл Уэбли на вход. Снова поднялись по лестнице — Абель с творением мастера Браунинга впереди, Анджей контролирует вход. Никого! С третьего этажа — пуще припустившая музыка из хрипатого фонографа, звук раскачивающихся коек. Дверь в комнату торговца еще открыта. Вошли. Абель занял позицию у входа. Устроил патронташ под рукой, повесил на вешалку, зацепив петлей за один из концов. Анджей огляделся. Берлога. Полосатый матрас в желтых разводах мочи, почерневшие от грязи простыни простыни на панцирной кровати. С кроватных спинок скручены железные шарики, о резьбу тушили папиросы. Печка-буржуйка, шкаф из прессованных опилок. В одной из стенок шкафа добротная вмятина. Головой в неё бандит стучался, что ли? Ночной горшок с двумя утопленными пачками от папирос. Грязные тарелки, целые и расколошмаченные, одна на другой, на полу и на столе, в окружении спичечных пачек (2). Череп царапнуло сильнее. В окружении спичечных пачек: одинаковых, уложенных, словно по какой-то схеме. На пачках красивая картинка, пальмы, пляж, море. Размашистая надпись золотистой краской — 'Райская нега'. Безделушки, совсем не соответствующие Поганке. Здесь нет людей, которые столуются в ресторанах и гостиницах, выпускающих именные спичечные пачки. И никаким калачом таких людей в Поганку не заманишь! Анджей улыбнулся. Подошел к Абелю. Кинул под нос гоблину пачку. — Охскенонтон! — Да я знаю. Но если ты не хотел повторить мне, что я олень, то наверное имел ввиду Охсерон, праздник середины осени. — Абель стрельнул глазами в Анджея, перехватил дробовик, повертел упаковку спичек. Кивнул. — Охсерон, твоя правда, самый настоящий. С подарками! Не зря возвращались! Молодец, напарник, наводка знатная! Я же говорил, что ты мастер разведки? Или это я про себя молотил? Забрали с собой полдюжины пачек. Анджей перед уходом заглянул в шкаф. Пачка потрепанных йормландских марок, ряд бутылочек с лауданумом, бруски из вощённой бумаги. Внутри брусков комки опиума и таблетки. Если не приглядываться и не пробовать на зуб — аптечный бензедрин. Анджей вспомнился остановившийся взгляд торговца. Без смущения — теперь знал, что нелюдь было, за что убить. А испытанные чувства, после шкафа, можно считать вознаграждением за 'общественно-необходимый труд'. Даже теоретики движения не поспорят! Хотя лучше им не знать, конечно. Теоретикам теоретиково, а то будут просыпаться среди ночи от кошмаров в мокрой постели... Глотки резать — не пером скрипеть! Марки, без обсуждения, поделили пополам, развалив стопку надвое — не считать же, мусоля купюры окровавленными пальцами? Навскидку вышло неплохо. Зарплата среднего рабочего за три-четыре месяца! В работе кондотьера, пусть дерущегося за правое дело, есть свои плюсы. До границы района добрались без приключений. Дождь распугал всех, попрятались даже вездесущие вороны. Оставив Поганку за спиной, разделились — Анжей, кружным путем, двинул обратно в меблирашку. Абель задержался. Искал место, где можно припрятать трофейный 'расчиститель толп'. Или оружие протеста — тут с какой стороны классового забора смотреть. Гномы, властители города и страны, смотрели, однозначно: револьверы, с длиной ствола не меньше пяти дюймов к ношению допущены. Разумеется, исключительно с разрешением, оформленным в соответствующей гильдии. Ствол короче — молись, чтобы в суде, если он будет, признали за велодог, револьверчик, по мнению Абеля, придуманный сугубо для отстрела проклятых собак-велосипедистов. Проезжает мимо, а ты его в пузо — бах! И чтобы рикошета не было. А не сможешь убедить судью в безобидности короткого револьвера для мирных обывателей — схлопочешь неподъемный штраф или пару лет каторги. Также дело обстояло с ружьями. За хранение и ношение любого, кроме явственно охотничьего — пять лет каторги. Не из боязни протеста — Анджей вспомнил тяжеловооруженные патрули с големами в центре Ганзберга и Ярнборга — исключительно для демонстрации гномьего превосходства. Потому что могли. В своих угодьях и подземных залах гномы себя в оружии не ограничивали. У средней паршивости почтенного мастера и герра в доме хранилось стволов на малую роту. Половина такого арсенала — экспериментальные или мелкосерийные стрелядлы, с барабанами и магазинами на двенадцать-двадцать патронов, с подствольными гранатометами и прочим торжеством сумрачного гномячего гения. Чтоб к нему в 'печке' (3) добрый шубин (4) пришел! Помповые дробовики, творение мастера Браунинга, который уже лет пять создавал новые орудия убийств в Ярнборге, официально числились на вооружении у полицейских и армии. Само наличие такого дробовика у торговца гарантировало ему срок. Немалый. Анджею и Абелю, как новым владельцам — тоже. Торговец каторги, видимо, не боялся. Абель с Анджеем — тоже. До меблирашки Анджей дошел быстро. По пути оттёр, насколько смог, сажу с лица, привел чистоту физиономии к Ганзбергскому стандарту. Город топили бурым углём из Воронового карьера и открытых карьеров на окраинах. Каждый пятый в городе щеголял угольными разводами на лице. В бедных районах, где жил Анджей — так и каждый второй. Пыль, которая поднималась от открытой добычи, на окраинах, никто и не замечал, в настолько привычное зло она превратилась. Добрался до своего доходного дома, зашел с черного хода. Бегом поднялся в квартиру, скинул пальто с нагрудной сбруёй, отстегнул кобуры. Холодной водой наскоро отмыл, морщась и ругаясь, засохшую кровь на шее и груди, переоделся. Упрятал револьверы в чемодан под кроватью. Свитер и шинель, свернув в тугую скатку, утянутую специальным хлястиком, сунул в тайник под полом. Еще загодя выдернул гвозди из пары половых досок и обрезка плинтуса — при беглом осмотре не заметно. При внимательном — Анджея застрелят предварительно, и ему будет как-то плевать. Вернется — отстирает. Или не вернется, тут как повезет. Спустился вниз, стукнулся к придомовому водоносу, бросил марку, поднять воды в квартиру. Отшагал пару проулков от дома. Ноги сами остановились напротив знакомого кабака, с бормотухой на вынос. Анджей постоял у порога, перекатываясь с носка на пятку. На душе ворочалось и тревожилось. Тревогу хотелось, нет — требовалось чем-то залить! Раньше, когда не удавалось вмазать где-нибудь еще, Анджей брал в кабаке крепкое пиво или местный самогон. Редкостнейшая гадость, куда там бимберу, когда-то бывшему для прапорщика эталоном отвратности! Забить привкус не помогали даже соленые огурцы, выдаваемые закуской. Поэтому, требовался еще стакан, чтобы первый не вышел. После — третий. И бутылка пива для шлифовки полнейшего, до свинского визга, опьянения... Раньше. Сегодня он промахнулся. В верной ситуации, в которой не промахивался никогда. В которой не должен был промахнуться. Почесал в затылке. Сморщился. Отмахал еще проулок, хлопнул дверью лавки молочника. Наружу вышел, нагруженный полупудом сухой сыворотки. Хрупкий альянс гномов, эльфов и людских химиков, в попытках победить голод в стремительно растущем Йормланде, хватался за любые варианты. И сразу же, как эльфы возродили поголовье мясо-молочного скота на континенте, гномы и людские химики придумали способы ускорить отделение сыворотки от свертываемого молока. Бактерии и минеральные кислоты дали новый, дешевый источник пищевого белка. Угроза голода отступила на полшага. Рабочий люд и лавочники добавили к завтракам по утрам, к постылой каше и хлебу, напитки на сухой сыворотке. Сыр и мясо, как и десять лет назад, деликатесом шло на стол 'высших' рас, гномов да капиталистов. Эльфов, может быть... Анджей хмыкнул. Кто эту длинноухую нечисть разберет? Говорят, одними травками-букашками питаются, в своих домах на деревьях. Но говорить можно всякое. Языком трепать — не мешками ворочать! Анджей взял сыворотку, чтобы вернуть физическую форму. Давно, еще в прошлой жизни, дядя Сигизмунд, не ушедший в науку, как дядя Ченек, а простой чиновник таможенного ведомства, увлекавшийся силовой гимнастикой, поделился с племянником знаниями, что от хорошего питания зависит сила и объем мышц. Мысли о плачевном состоянии которых приходила каждое утро. Но Анджей раз за разом отмахивался от мысли — горевший внутри черный огонь требовал найти убийц. Остальное могло подождать. В том числе собственное, обветшавшее и ослабевшее тело. Оказалось, не могло — с наркоторговцем он опозорился. И чего тогда будет стоить подаренная слепым шаманом жизнь, если и перед лицом убийц он обгадится? Так что пьянству — бой! Силовой гимнастике и сыворотке — наоборот. На обратном пути, в одном из ларьков, взял так радующий ганзбергских детишек химический порошок, подделывающийся под вкус апельсинов. Дома залил его в кастрюльке водой, кинул пару ложек комковатой сыворотки, перемешал. Выпил. Перекосился от кисловато-горького вкуса. Пошел искать ближайшие турники с брусьями. Если черный огонь, подаренный шаманом, и был в чем-то полезен — так это в принятии решений. Любой поворот в жизни теперь давался легко. Надо бросить пить — бросил. Надо заняться чем-то — занялся. А выпить можно и потом, на трупах убийц друзей. Выпустит им всю кровь — сцедит в стакан и выпьет. С удовольствием. Еще и к печени присмотрится. На всякий случай! Дошел до турников, в одном из дворов. Огляделся. Дощатые бараки в два-три этажа, для зажиточных и семейных. Внутри — 'солидные' каморки на десять-пятнадцать квадратных метров, семьям на пять-семь человек. Из труб в небо, переставшее сыпать водой, тянутся тоненькие завитки дыма. В центре двора — нужники и огороженная гора смердящего мусора. Раз в неделю, по заверениям местной ратуши, и раз в два-три месяца, в действительности, мусор вывозят и сжигают где-то на границах Ганзберга. Чуть подальше от нужников ряд турников с брусьями. Рядом с турниками два низеньких клена, чахлые, перекрученные, желто-черные от осевшей угольной пыли. На деревьях — стайка ребятни, поровну гоблинят и человеческих детей. Анджей скинул свитер, повесил на одну из перекладин. Помахал руками, разминаясь. Взялся за брусья... И толком не смог ничего! Постоянно задыхался, даже на самых простых упражнениях. Раз перекосился на брусьях, дернув плечо с запястьем. Под конец его и вовсе вывернуло сывороткой, под хохот ребятишек. Сам виноват — дурная решимость сил не прибавляла. Сразу после вылазки на Поганку идти никуда не стоило. Денек можно было и отлежаться. Так что, ребятня ржала заслуженно! Анджей, впрочем, не стал отказывать ни себе, ни им в удовольствии — перекосил лицо, пострашнее, погнался за детишками, размахивая руками. Дети игру приняли, со смехом и визгами прыснули по двору. Вечером заглянул Абель. Накупили снеди и пошли разносить гостинцы гоблинятам, которые помогли выследить наркоторговца. Анджей не прогадал — часть мелких 'секретных агентов' обитала в местном подобии детского дома. Сироты промышленной революции, воспитанники Черного знамени! На ужин Анджей остался у Абеля. Милая каморка, ситцевые занавесочки на окнах, картинки с пасторалями на стенах... Анджей хмыкнул про себя. Выглядело этакой пародией на человеческое жилье. С другой стороны, светло, чисто, полы выскоблены до блеска... Познакомился с детьми напарника, двумя лягушатами с пушистыми ушками. Познакомился с женой, арендиуанен Кими. Арендиуанен, то есть целительницей и 'владеющей силой', Абель называл жену в шутку только наполовину. Фрау Абель работала медсестрой в одном из ганзбергских госпиталей для низших рас. Когда Абель возвращался потрепанным с очередного экса — кипятила воду, стерилизовала иглы и нитки, привычно штопала раны беспокойного мужа. Целительницей Кими была самой настоящей. Вторая половина шутки приходилась на происхождение фрау Абель — из йормландских гоблинов, рассветников, а не гоблинов закатного континента. Два из трех гоблинских колен, народы двух континентов отличались во всём. И принадлежали к одной расе. Иной разрез глаз, форма острых ушей, цвет кожи, торчащие клыки 'колониалов', отличающаяся культура, противоположное мировоззрение... Двадцать лет назад ходинонхсони, лига шести наций закатного континента, заключила союзный договор с йормландцами и арранийцами (5). Гоблины длинного дома помогли людям в войне с орками. А когда орочий натиск чуть ослаб — хлынули на Наветренные острова и через океан, на рассветный континент. Встреча остроухих родственников выдалась чувственной. На островах и в ныне свободной республике Колквиста лига шести наций ввязалась в войну против рабства и освободила третье колено, островных гоблинов-собратьев. Здесь, на рассветном континенте, закатники наделали изрядного шороху, поучаствовав, кажется, в каждой из местных войн, и слились с йормлансдкими гоблинами. Ходинонхсони помогли местным гоблинам отстоять права, вывели их трущоб, помогли занять полагающееся место на континенте и внутри гоблинизированной расы. До пришествия шести наций к рассветникам, гоблины, даже среди полуорков, троллей и кобольдов, почитались за существ второго сорта. Йормландские гоблины, народ Хранящих Книгу, подобно народу аидов, образованные и сноровистые, веками оставались неудобным народом для всех своих соседей. Народом финансистов и алхимиков. Народом, полезным правителям — и когда надо занять деньги, и когда надо спустить пар и злость подданных. Ходинонхсони, фантастической жестокостью и изуверствами державшие в страхе даже орков Вечного Леса и Великой Пустоши, положению сородичей не обрадовались. Рассветный континент полыхнул расовыми бунтами. Анджей, еще по гвардии, помнил шутки, что паровых бронеходов, придумку гномов, разработали в первую голову против гоблинов. Не слишком пригодны для прорыва позиционной обороны. Иное дело — подавление бунтов в городах, где стальные истуканы пришлись в самый раз. Спустя двадцать лет гонения на гоблинов приутихли, а из союза двух колен, помалу, зарождалась новая нация, взявшая лучшее из каждого колена... Обо всем этом фрау Кими — по выходным преподававшая детишкам историю народа в одном из гоблинских клубов — обстоятельно рассказала Анджею, бросая влюбленные взгляды на мужа. Анджей, большую часть вечера молчавший, с удовольствием наблюдал за семьей Абеля. Пусть гоблины, пусть нелюдь. Но сердца у них бились там, где надо. Наверное. Особенно его удивил Абель. Разухабистый и напористый с соратниками и врагами, дома гоблин таял от нежности, сдувал с жены пылинки и беспрекословно слушал каждое её слово. Помогло общинное устройство ходинонхсони — там, за океаном, экономикой и повседневностью племён закатников правили женщины. Анджей какое-то время крутил носом. Потом сдался. Улыбнулся: мудро правили, выходит. Поведение Абеля кардинально отличалось от всего, ранее виденного Анджеем. И здесь, в Йормланде, и уж тем более на родине, где женщин разве что за скот не держали. Вечер прошел хорошо. Анджей, возвращавшийся в меблирашку заполночь, трезвый, до отвала накормленный фаршированной щукой, улыбался звездам. Даже не стал взводить Уэбли — а для задыхающегося от преступности ночного Ганзберга это было чревато. Вспомнился Боспор. Туда, на расцелованные солнцем и благословенные Царицей Небесной земли, Анджея позвал Почтальон. Дело, за которым Анджей плыл в Ярнборг не удалось — мести не получилось, таинственный 'Театр' ускользнул. Зато получилось чуть-чуть пострелять и совсем не чуть-чуть заработать. Но враги, убившие друзей и родную — ушли. Ушел и Подолянский, от следствия и погони ярнборгских шпиков. Залег на дно, в предместьях йормландской столицы. И пропал. Шатался по притонам и гоблинским кабакам. Много стрелял в ярнборгских тирах, буквально прожигая шальные деньги, переводя в грохот и дым. Много пил. Злился. Пил еще больше. Очнулся в каком-то переулке, в крови по маковку. С кастетом на кулаке, с порезанным пальто и треснутыми ребрами. На кастет налипли кровь, волосы, обломки зубов. Кого Анджей бил, кто бил его, почему — он не помнил. Скоро на него вышел Почтальон. С просьбой о помощи. Гоблины бежали с родины Анджея, от преследований властей. Им нужна была помощь, в переправку через границу Синеокой Руси, в черту оседлости, подальше от озлобившихся властей Литвинской республики. Когда Почтальон — с их прошлой встречи обзаведшийся парочкой свежих шрамов на морде и, как и Анджей, скинувший добрых килограмм пятнадцать — рассказал о причинах, тот хохотал минут пять. Высший Сейм Республики не нашел ничего лучше, как обвинить гоблинизированную расу во всех смертных грехах. На гоблинов списали бойню в штабе гвардейской бригады. На гоблинов, орков, троллей, кобольдов, списали всю возможную уголовщину за последние несколько лет, выставив в газетах и журналах форменными исчадиями ада. Гоблины, ходинонхсони и народ книги, встретили гонения подготовленными. Почтальон рассказывал о путях отхода, схронах вдоль границы, о загодя подкупленных пограничниках и таможенных инспекторах, о готовых на все за разумную оплату хозяевах гостиниц, таверн и борделей. Анджей кивал, а внутри продолжал смеяться. Он мог и не убивать полковника лично — гоблины все бы сделали сами. А власти, судя по скорости реакции и сплоченности журналистской братии, только ждали удобного случая. Анджей оказался кстати — и полковнику, и гоблинам. Но убить полковника было нужно. Убить полковника было правильно. Почтальон искал людей с боевым опытом. Среди ходинонсони хватало лихого народа, но пара револьверов никому и никогда не будет лишней. Особенно, когда опыт не просто боевой, а армейский. Анджей рылом крутить не стал. Три месяца мотался вдоль границы, по суше и морю. Разучил по верхам смешанный язык гоблинов, рассветно-закатный, так похожий на йормландский, но еще больше горловой, пересыпанный шипящими и свистящими звуками (6). Навыки пограничной службы помогали. Переправлялись больше морем, идя на веслах и моторах, по ночам. Подмазанные офицеры и унтеры старательно отводили взор. Один раз не отвели — хотя с берега, скорее, имитировали бурную деятельность. Пули свистели мимо лодок, пули свистели где-то в вышине. Начальник заставы, поди, выказывал рвение по службе. Зря. Вместе с Анджеем плыли женщины и дети. И начальнику заставы щедро заплатили. Море ходило волнами, но Анджей, истратив несколько винтовочных барабанов, уложил стрелков на берегу. Всех четверых. Без зазрений совести. Наоборот — фигурки, сбитые пулями, вызвали в душе что-то вроде прилива гордости. Прилива хоть чего-то. Жизнь, возвращенная шаманом, быстро стала тускнеть. Тускнеть, бледнеть, терять в красках и ощущениях. Друзья приходили в кошмарах каждую ночь. Вставали над кроватью, смотрели с немым укором в призрачных глазах. Или не призрачных — Яра приходила такой же, как он нашел её, когда-то. Бледной, с кровью и грязью на лице. День ото дня становилось только хуже. И пить было нельзя — он отвечал за людей. За многих людей. Пусть с острыми ушами и клыками. Тогда он стал принимать бензедрин. Препарат гномов обходился дешевле кокаина, возвращал остроту чувств, заставлял думать лучше и быстрее. И не дарил эйфории, как кокаин. Эйфории Анджею не хотелось. Он попробовал белый порошок раз — и в счастливых грезах, пришедших на смену кошмарам, ему привиделась живая четвертая застава. Жив Водичка, живы Франта и старый Маслопуп с его геологическими словечками. В груди всколыхнулось радостное чувство, как прежде: Ярослава вот-вот откроет дверь, бросится на шею, покроет лицо поцелуями... Нет уж! Лучше острота бензедрина. Она честнее. В Боспоре, когда причалил последний корабль с гоблинами, Анджей ушел в подполье. На полуострове это получилось само собой — южные земли мало чем не отличался от родины. И здесь, на время, не понадобился даже бензедрин. Благословенный край, расцелованный солнцем, поделился, в изобилии, вкусной едой, прекрасным вином и еще более прекрасными девушками. Особенно девушками — местные красавицы, статные, с осиными талиями, длинными черными косами и шальными глазами, почти излечили его от смертной тоски, спасли на время от тяжких дум. Анджей укрывался по селам, в ожидании, когда волнения в Республике и Йормланде улягутся, а у Почтальона найдется работа или новости о врагах. И от села к селу девушки передавали его друг другу, как эстафету, делясь с ним теплом живых тел, как могли. Обошлось даже без привычных для полуострова курьезов. У многих местных встречалась малая толика орочьей крови. Наследие старых времен, орочья кровь одаряла женщин чарующей, невозможной, просто чудовищной красотой. Но часто даровало и кое-что еще, напоминая о родстве с орочьими воинами. Анджея Царица Небесная миловала, хотя... Гномы платили за внимание подобных красавиц полновесным золотом за каждую минуту. Возможно, знали за что, кровопийцы банковские! Но — даже солнце Боспора не выжгло смертной тоски. Мертвые друзья вновь приходили по ночам, в кошмарах. По утрам скручивало в дугу от боли и ненависти. На счастье Анджея, на него вышел связной Почтальона. С акцентом тягучим и плавным, выдававшим уроженца далеких закатных колоний, полуорк Майкл передал, что действия Анджея в йормландской столице произвели впечатление на многих в освободительном движении. И что пограничнику не лишним будет вновь отправиться обратно в герцогство. Анджей, полночи во сне пропялившийся на разбитое пулями лицо фельдфебеля Водички, ухватился за предложение Майкла и Почтальона, как утопающий за соломинку. Прибыл в Ганзберг. Забрал у связного револьверы, Кольты и Уэбли гномского производства. Снял меблирашку, закупился на оставшиеся деньги едой и бензедрином. Познакомился с Абелем. Вспоминать боспорских девчонок было приятно. И ночью, трезвым, ему, впервые за несколько месяцев, не приснилось ничего из прошлого. С утра двинулся подбирать новое обиталище. Вряд ли хозяева наркоторговца скоро хватятся бойца, но лучше поосторожничать. Если шпики, или хозяева — или шпики, нанятые хозяевами — станут искать пропавшего распространителя, лучше усложнить им задачу. С борделем и так вышло не по задуманному. На съем каморки и перенос вещей ушла половина дня. Оставшееся светлое время Анджей потратил на турниках. Тело скрипело, болело и простреливало в каждой жилке и позвонке. Но деваться некуда! Попал медведь в колесо, рычи, но беги... Спустя пару дней объявился Абель. Присоединился к Анджею в тренировке на турниках, покидал, как пушинки, двухпудовые гири. Рассказал про найденный ресторан. Честь по чести, заведение для нарождающегося 'среднего' класса, сливок и фундамента индустриального общества. Местечко не для высшего света, но для старательно просеиваемой публики. Простым работягам и крестьянской бедноте вход запрещен, как ни вытирай лапти и не выбирай кислую капусту из бороды. Располагался ресторан в богатых предместьях, стоял на берегу могучей Лабы, ничем не выдавал себя с виду за наркоторговую точку. Как в Йормланде и принято: ядро преступного сообщества герцогства составляли отставные 'армейские' — гренадеры, пограничники и егеря. За благочинностью военные, когда-то жестко перебившие 'черную масть' и занявшие её место, следили строго. Наблюдательный пост оборудовали вблизи от ресторана, на чердаке доходного дома. И, совсем как в дешевых бульварных романах о сыщиках и злодеях, обнаружили, что бандиты тоже следят за подвластным рестораном. Пара субчиков раз в полдня обходила прилегающий район, забиралась на чердаки, высматривала 'подозрительных личностей'. Владельцы местных доходных домов и лавок платили владельцам ресторана дань. И тоже могли следить за Абелем с Анджеем. Как, в общем, и за любым подозрительным чужаком, оказавшимся в окрестностях. Об этом им рассказал боевик Движения, представившийся как бывший оперативник агентства Континенталь. Седой медведь, могучий и кряжистый, первых две недели наблюдал за рестораном вместе с ними. И, день за днем, учил. Как подмечать слежку за собой. Как оставаться незамеченным в городах, вроде Ганзберга. Как работают бандиты и чем отличаются их методы от наработок полиции. Пожурил за театральщину с наркоторговцем. Посетовал, что в Движении до сих пор подходят к организации разведки, как к балагану с полоумными свиньями. И что хотя уже полгода переучивает бойцов под черным знаменем, работы еще непочатый край. Одобрительно отозвался о самой расправе над торговцем. Поблагодарил за дробовик — Движение распределило нежданный-негаданный армейский трофей в его руки. И продолжил учить. Анджей сперва огрызался и возмущался назидательным тоном оперативника. Пока Абель не отвел его в сторону и не уточнил, знает ли Анджей историю Отервилла. Анджей не знал. Абель пересказал. Анджей заткнулся (7). Вооружился карандашом и блокнотом и, в свободное от наблюдений за рестораном время, тщательно конспектировал лекции оперативника. Анджей и Абель учились у Оперативника. Учились друг у друга. Анджей, набивший руку на границе и в Ярнборгских тирах, учил Абеля меткой стрельбе. Гоблин, как настоящий сын своего народа, полагался на плотность огня и при встрече с любым врагом предпочитал палить в белый свет, как в медный грошик. Подолянский с таким подходом безусловно соглашался. В ситуации, когда на руках есть картечница, а враги лезут со всех сторон и прыгают с потолка, лучшего подхода не придумать. В любых других — меткость решает. Через день, по утрам, когда отслеживаемый ресторан закрывался подсчитать барыши, они отправлялись в тир. Сжигали по полсотни патронов каждый, глохли от выстрелов, кашляли от резкого порохового дыма. Анджей ставил гоблину руку, радовался успехам товарища. Радовался сам — та часть души, что не горела черным огнем мести, возвращалась к жизни. Приятно было знать вновь, что рядом есть кто-то, кто прикроет. Кто-то, кто отомстит за твою смерть. Попытается. Предрассудки — о величии расы, народа, о единственно правильной вере — осыпались с души иссохшей коростой. Если его чему-то научили книги революционных теоретиков, так это тому, что крупные обобщения — ужасно глупая штука. И про экономику и общество, и про целые народы и расы. Абель, взявший жизнь первого орка в двенадцать лет, учил бывшего гвардейца низкому искусству драки. Попросил показать Анджея все борцовские приемы, которые давали курсантам в Академии. Показал, почему половина приемов не работает, если соперник не поддается. Показал, как ловчее убить человека, пытающегося использовать такие приемы. Абель учил его благородному искусству арранийского бокса. Учил как правильно и быстро убивать людей, практикующих благородное искусство арранийского бокса. Как подкрадываться к врагу в лесу или голой степи. Как резать горло, не пачкаясь в крови врага. Убивать голыми руками. С первого удара попадать ножом в солнечное сплетение. Быстро и аккуратно выдавливать глаза. Выбивать коленные чашечки. Ломать кадык. Абель научил Анджея и как тренироваться правильно — чтобы гири и турники растили не дурное мясо, а скорость и силу. Под подбадривающие крики детворы они толкали, рвали и прыгали с гирями, отжимались, делали выход силой на турниках, запрыгивали на тумбы. Спустя полтора месяца слежки и игры в кошки-мышки с бандитами они узнали о ресторане все, что только возможно. Ресторан открывал свои двери для людской, гномской и эльфийской рас. Низшей гоблинизированной — вход воспрещен. Кухня ресторана получала припасы телегами из города и лодками и парусниками с Лабы, снизу и сверху по течению. Раз в неделю, в ночную пору, в ресторан прибывали наркоторговцы и курьеры. Вряд ли те люди были кем-то кем-то другими — их одежка не дотягивала до среднего класса. И другие причины являться сюда у 'личностей' отсутствовали — если только здесь не практиковали странную форму благотворительности. Чего Анджей с Абелем не поняли, так это необходимости таких курьеров. Пограничнику ресторан представлялся верхушкой Большого Плавучего Льда: телегами и двумя дюжинами паровых катеров 'Райская нега' могла снабжать наркотиками весь Ганзберг, если не Йормланд. Подкупленные полицейские — а это оперативник выяснил для них в первую очередь — закрывали глаза на любое содержимое транспорта. Раз в две недели из ресторана разгоняли на выходные большую часть персонала. Ко входу подъезжала полудюжина богато отделанных карет, из карет вылезали скромно одетые люди. По словам оперативника, прибывающие тоже принадлежали к 'среднему классу' — преступного мира Ганзберга. Боссы уличных банд и управляющие теневым бизнесом, но не боссы боссов и управляющие управляющих. Теневые капитаны и майоры. Брать ресторан решили в одну из таких сходок. Внутри оставалось минимум невинных, из персонала. Внутри находились люди, которые могли рассказать о каналах поставок наркотиков и о многом другом, полезном. Анджей с Абелем передали наблюдение другим сочувствующим из боевого крыла. На две недели отправились в 'тренировочный лагерь', тир со складом на окраине Ганзберга. По бумагам склад принадлежал богатому торговцу из Ирридики, а один из юристов Движения лишь занимался его доверительным управлением. В жизни, не по бумагам, труп торговца, совсем не плотской любовью любившего детишек, гнил в болотах к югу от Ганзберга. На дно торфянников торговец отправился не раньше, чем подписал бумаги о доверительном управлении. Раз в квартал вдове торговца через пол-континента отправлялся вексель с прибылью от управления складом. А у Движения появилось отличное место для подготовки бойцов нелегального крыла. В пустом пространстве склада Анджей с Абелем соорудили комнаты и двери из плит из прессованных опилок, назначили деревянные чурбаны бандитами и уголовниками. И, час за часом, отрабатывали схемы будущего боя, который начинал казаться привычной работой. К концу второй недели их посетил на складе лощеный господин. Высокий, красивый, сухопарый, аккуратно подстриженный, свежевыбритый и наодеколоненный. Орлиный профиль, седые виски, изящное пенсне на переносице. В башмаках, брюках, пальто и цилиндре стоимостью в среднюю зарплату местных работяг. За год. Господин представился герром Фридрихом. Какое-то время понаблюдал за тренировкой Абеля с Анджеем. Откашлялся, подозвал к себе. Поздоровался и, словно продолжая ранее начатый разговор, обратился к гоблину. — И всё же, Абель, почему вы так уверены в своем первоначальном плане? Почему никого не хотите взять в помощь? Как я понимаю, внутри ресторана будет множество обученных бойцов... — Просто всё, герр Фридрих, — гоблин перебил холеного господина, не дав тому договорить, — внутри, может, бойцов и множество. Но только все эти бойцы из каторжан. А из каторжан вояки! — Абель фыркнул. — И всё же... — И всё же, герр Фридрих. — Абель мельком бросил взгляд в сторону. Быстро, неразличимо для взгляда, метнул топорик. Лезвие топорика врубилось в чурбан, шагах в пятнадцати от них. Еще одно стремительное движение — второй топорик воткнулся в тот же чурбан, войдя в дерево по обух. Перебив топорище первого. Третье движение, звук взводимого курка, грохот — Абель выстрелом размолотил топорище второго топорика. Снял револьвер со взвода, сунул в кобуру. Повернулся к герру. — Я в этой жизни мало что понимаю. И с Поганкой мы опозорились, и разведчик из меня аховый. И вообще, шут я гороховый. Но вот что я точно про себя знаю — я убийца хороший. И у Анджея кладбище за душой не меньше. Взятых в бою, а не в пьяной драке! А каторжане — это тьфу. Крысы куда опаснее! Анджей покраснел. Кашлянул. — Герр Фридрих, как нам уточнил оперативник, который континентальский, среди главарей серьезных нет. А охрану из бывших армейских, с соответствующим уровнем умений, может себе позволить только верхушка. Такие как я, — Анджей хмыкнул, — штучный товар. С соответствующей ценой за услуги. Так что, риска мало. Разве что, шальная пуля прилетит. Но от ее не убережешься, даже если за спиной взвод стоит. И кабак не крупный, там развернуться особо негде. Вот если найдутся хорошие стрелки, которые по бекасам — вот тут наша душевная благодарность. От случайностей прикрыться дело не лишнее. Напротив окон, дверей, рассадить по кустам... Ну то не вас учить, думаю. — Вот и я так прикидываю, — подтвердил Абель. — И мы же не с важной миссией идем. Даже если ляжем — послание оставим, как договаривались. Или, если хотите, держите рядом людей наготове. Стрельба прекратилась, а мы не вышли — пусть поджигают тот ресторан, к херам собачьим. Чтобы точно послание дошло. А о нас не беспокойтесь. Лучше подскажите, в силе ли всё с забастовкой? — Забастовка? — Забастовка, — гоблин пожал плечами, скорчил физиономию в подобии извиняющейся ухмылки. — В ножи райскую негу взять не получится. Как бы не таились, всяко нашумим. Половина городских полицейских на прокорме у бандитов. Мы с крысюками разберемся — полицаи нас на выходе и примут. Так что, мы с герром Фридрихом решили им задачу немного усложнить. В вечер, когда на дело пойдем, ткачи со сталепрокатчиками бузу закатят. С последними совсем скотски поступили: обещали зарплаты поднять, а не подняли. С одной стороны, дело привычное, а с другой — ну сколько ж можно-то? — Без меня, значит, решили? — Э, напарник. Ты знаешь, как у нас все обустроено. Знаешь столько, сколько нужно. Крепкий сон — наше все! — Договор все еще в силе, герр Подолянский. — Фридрих присоединился к разговору. — Мы подключили людей к поиску нужной вам информации. Более того, если вы вернетесь живым, мы подумаем, как расширить круг ваших полномочий. В том случае, если вы захотите и дальше с нами сотрудничать. Анджей вздохнул. Тайна на тайне сидит и секретностью погоняет. С момента, как он узнал от умирающего полковника о непонятном 'Театре', вся эта секретность успела смертельно ему надоесть. С другой стороны — убийц надо найти. И... Очистить город от заразы — правильное дело. Анджей видел, как тяжело живут рабочие. Жизнью, которой он никогда не жил. Жизнью, к которой так легко проникнуться сочувствием. И если наркотики превратят и без того горькую жизнь в ад — ему есть, ради чего остаться. Ему есть, за что воевать. Анджей пожал плечами: — Куда я от вас денусь, герр Фридрих? Мы все здесь ради правого дела... 1. Как любезный читатель знает, первый помповый дробовик Джон Мозес Браунинг создал еще в 1893 году, а патент получил и того раньше. Альтернативная Вселенная позволила нам немного ускорить события, поэтому герои щеголяют с аналогом модели 1897 уже в семидесятых. 2.Привычные для нас спичечные коробки, с 'чиркалом' на боках, были изобретены аж в 1889 году. И это только одна из возможных выпускаемых моделей — в США до сих пор многие производители продают спички в упаковках, похожих на пачки, но никак не на распространенные на просторах СНГ коробки. После девяносто первого подобные спичечные пачки появились и у нас, в ресторанах и гостиницах. 3. Печка — наклонная выработка в шахте, предназначенная для транспортировки добычи, вывоза породы и т.д. 4. Добрый шубин — мифологический персонаж, обитающий в наше время в шахтах Донбасса. Отличается своеобразным внешним видом — одет в вывернутый мехом наружу кожух. Совершает поступки как добрые, так и как обычно. Также — сорт полутемного пива:) 5. Мы обязательно расскажем эту историю любезному читателю, в нашем романе. Роман пишется, рабочее название — 'Глаз бури'. 6.Любезный читатель может представить себе подобие смеси идиша и языка тускарора, северной ветви ирокезской семьи языков. Как бы фантастически не звучала подобная смесь. 7. Любезному читателю, заинтересовавшемуся историей Отервилла, порекомендуем роман Дэшила Хэммета 'Кровавая жатва'.
Глава 3. Ганзберг и предместья
В назначенный вечер Йормланд вспыхнул. Рабочие запрудили полдюжины площадей, размахивая транспарантами и выкрикивая лозунги. Ткачи, сталевары и всегда готовые к бузе шахтеры, сплотившись, плечом к плечу требовали справедливости, для себя и для всех. Взобравшись на бочонки и фонтаны ораторы — из людей, гоблинов, кобольдов — обращались к рабочих с пламенными речами на дюжине языков и наречий. Черные знамена вознеслись к небу. Не дожидаясь, пока толпа пойдет громить город, власти перешли в атаку. На головы рабочих обрушились дубинки полицейских. Протестующие ответили кастетами и булыжниками. На брусчатку площадей брызнуло кровью. Смялись, вместе с черепами, пробковые 'сисько-шлемы' (1) полицейских. На площади Возрождения, главной площади Ганзберга, за рядами орудующих дубинками полицейских застыли громады паровых големов. Между големами встали выцвевшеглазые сихирча, с винтовками и ружьями наперевес. Молчаливым напоминанием обеим сторонам, что ставки можно повысить в любой момент. И стрелять не только в воздух. Ночь прошла без убийств. Камеры и коридоры полицейских участков плотно, как селедки в бочке, забили работягами. Не поместившихся, пару тысяч человек, согнали в помещения центральных конюшен. До утра в разных частях городах дрались, поджигали лавки и били витрины. Под шум протестов, выждав, когда солнце уйдет за горизонт, Анджей с Абелем отправились к 'Райской неге'. Весна вступила в свои права, выдвинулись налегке: в черных свитерах, с двумя парами револьверов у каждого, с топориками, закрепленными на спине. Абель прихватил с собой лук с колчаном, убивать потише. Анджей, в пару к 'рубилам', закрепил на спине дробовик. Довеском взяли гранаты, по три на брата, распихали в гренадерские сумки: чего только не найдешь на барахолке, если знать к кому подойти. Сквозь чахлую рощу, проросшую по-над Лабой, подобрались к заднему входу в ресторан. Расчет Абеля оправдался — преступники решили показать, кто здесь власть, не перенесли сходку на другую ночь. Ясно светил полукруг газовых фонарей у главного входа, сбоку, у конюшен, замерли шесть привычных карет. Восемь боевиков переминались с ноги на ногу под фонарями, перешучиваясь и смоля одну папиросу за другой. Анджей в который раз восхитился — каждый с оружием! Можно голову дать на отгрыз, что не с велодогами, от них так одежда не топорщится. Явно и обрезы с армейскими револьверами, а то и карабины под плащами. И всё это в двух улицах от ближайшего полицейского участка, за квадранс дойти можно, неспешно фланируя! Черный вход охраняли не так тщательно — двое бандитов, изображая патруль, слонялись вдоль стены, когда вместе, когда порознь. Зевали, курили, попеременно то тоскливо вздыхали, то гоготали над шутками. Абель дождался, когда парочка охламонов вновь объединится и пойдет к дальнему углу 'Райской неги'. Вскинул лук, наложил стрелу. Первому врагу наконечник стрелы вошел в соединение шеи с затылком. Бандит умер раньше, чем успел упасть на землю. Второй поймал стрелу под левую лопатку. Зашелся сиплым кашлем, завертелся на месте, пытаясь дотянуться до древка. Следующая стрела угодила в висок, проломив тонкую кость. Бандит кулем свалился оземь, даже не дернув ногой. Анджей выдохнул, опустил револьвер. Обошлось, не подняли шума. Обыскали трупы, сложили револьверы в гренадерские сумки. Не побрезговали бумажниками — боевая добыча! Вошли в ресторан через неприметную дверь из прессопилок — на черный вход хозяева пожадничали ставить что поприличнее. Дверь вся в потеках от выносимых баков с нечистотами, нижняя часть в проломах — открывали ногами. Сразу за дверью небольшая комнатушка, сени-предбанник. Метлы, лопаты, ведро с песком и окурками. Следом еще одна дверь, столь же грязная и избитая. За ней коридор. Метров десять — кирпичные стены с осыпавшимися швами, газовый фонарь на железных скобах. Следом еще одна дверь, красивая, с вычурными узорами, из цельного массива. Открыли. За дверью приличествующая вывеске отделка: белая плитка, мраморные колонны, стены, облицованные потемневшим от времени дубом. Ряд дверей, справа и слева, поворот к главному входу и лестнице на второй этаж. Слева, сразу от входа, за большими двустворчатыми дверями, тянуло запахами еды. Кухня? Кухня. Присели у дверей. Над створками еще один фонарь, петли густо смазаны маслом. Аккуратно потянули на себя створку, заглянули внутрь. Створка и не подумала скрипнуть. Несколько газовых плит, огромный холодильный шкаф, подъемник для блюд, стеллажи с посудой и инструментом. Тихо тлеют угли в дровяной печи, в дальнем конце. И никого из кухонных рабочих или обслуги. Перед дровяной печью сидит на корточках здоровенный полуорк. Пялится на игру потухающих огоньков, жрет за обе щеки окорок, напластованный щедрыми ломтями. Абель поднял ладонь. Потянул из петель на спине топорик. Показал жестами Анджею, что надо придержать дверь. Скользнул на кухню, смешно перекатываясь с носка на пятку, на полусогнутых ногах. Гоблин остановился в пяти шагах от врага, подсел еще ниже. Прыгнул. Топорик угодил в шею, бандит упал как подкошенный. Абель ударил еще пару раз, для надежности, перерубил позвонки. Выкатил голову с распяленным ртом из огня, пнул под разделочный стол. Прихватил еще один трофейный обрез и пару револьверов. Двинулись дальше по 'чистому' коридору, проверяя двери: все открыты. И петли смазаны, как и на кухне. Удобно, с заботой о всех категориях посетителей! И тем, кто пожрать пришел хорошо, ничто не оскорбит тонкий слух среднего класса. И им полезно — ничто не помешает убивать. Справа пара двустворчатых дверей в большой ресторанный зал. Внутри с две дюжины столиков для гостей, вдали гардеробная и второй вход в ресторан, посередине подобие сцены, с роялем. За парой ближних столиков расселись молодые крепкие парни, наглые и шумные. Оба стола забиты снедью, высятся ряды бутылок с вином и шнапсом. Под столами валяются пустые. Анджей улыбнулся: жрут, как свиньи, раскидывают кости, гогочут. Не главари, явно. 'Унтера' максимум. Ну или почетный эскорт 'капитанам': положено являться с десятком дуболомов, не меньше, вот и присутствуют. И снова никого из обслуги. Странно. Или хорошо — ни одного непричастного убивать не хотелось. Хотя парочку надежных охранников Анджей бы оставил, а то такие гости еще в роялю насрут, выказывая великую гордость! Вернулись с Абелем в кладовку, посовещались шепотом, ударили по рукам. Припрятали сумку с трофеями. Двинулись налегке к повороту на главный вход. Слева открылась дверь. В коридор вышла официантка. Молодая, красивая, белая блузка туго обтягивает тело, юбка всего на ладонь ниже колена. Округлила глаза, открыла рот для крика... Анджей бросил обрез напарнику, зажал официантке рот. Подмигнул, ухватил за шею, резко притянул к себе, развернул в сторону Абеля. От ужаса девушка даже не пискнула. Гоблин кивнул Анджею, тот убрал ладонь. Гоблин коротко ударил официантку в печень. Сунул припасенный кляп в рот несчастной девушке, зашедшейся кашлем от боли. Быстро обмотали официантке запястья и ноги веревкой, затащили безмолвное тело на кухню. Перед дверьми Анджей стянул с шеи платок, сложил в два слоя, завязал официантке глаза. Прищелкнул языком: судьба видать, нашейные платки в бою терять. Но и девушке труп с отрубленной головой видеть точно не надо. Хватит с нее потрясений! Закончив с пленницей, вернулись к проверке помещений. Девушка, вышла из каморки для обслуги. Буржуйка, крохотный диванчик, вешалки с верхней одеждой, четыре плаща. Плохо. Невиновных убивать не хотелось. За следующей дверью налево еще одна кладовка, с тряпками и швабрами. За следующей — туалетная комната для посетителей. Мрамор, плитка, дорого-богато! — Да где, бля, эту шлюху носит? — из ресторанного зала на Анджея вывалился один из бандитов. Прошел, скотина, бесшумно по гранитному полу. Жирный, лоснящаяся рожа раскраснелась. Анджей улыбнулся. Картечь из обреза разворотила бандита лицо, на дверь брызнуло мозгами. Тело ввалилось обратно в зал. Абель заматерился, одновременно на гоблинском и йормландском, бросил револьвер в кобуру, потянул из сумки гранату. Дернул за кольцо-петлю, перехватил за круглый бок, выждал секунду, швырнул внутрь зала. Кивнул Анджею. Тот потряс подбородком в ответ. Бросил на пол оба обреза, потянул из-за спины дробовик. Кинулся к повороту на главный вход, во весь голос крича 'тревога!'. За спиной грохнуло, зачастили револьверы, пару раз громыхнули обрезы. Анджей остановился у поворота к главному входу, присел. Высунулся посмотреть, нет ли кого впереди. Чисто! Обширное пространство, входные двери, два панорамных окна, лестница наверх. Анджей вытащил из кармана гранату, дернул петлю, швырнул в левое окно. Услышал, как граната отскочила, не пробив три ряда стекол подряд. Звук упавшей гранаты утонул в звоне битых осколков. Грохнуло. Выглянул еще раз. Всё, как должно быть: дым, древесная пыль в воздухе. Двустворчатые входные ворота измолотило, выгнуло щепой и искореженными железными полосами оковки. Окна выбиты, от левого несется истошный вой. Всадил два картечных выстрела в в правое, в левое швырнул еще одну гранату. Дождался взрыва, побежал вперед. Упал у левого окна. Раму разбило в щепы, штукатурку содрало до кирпича. Выглянул наружу, тут же пригнулся. Три трупа. Еще один, будущий, катается по земле, вцепившись руками в лицо. На животе чернотой намокает разодранный в клочья пиджак. Этому бедолаге, видать, прилетело осколками стекла, то ли от первой, то ли от второй гранаты. Двое бандитов жмутся у правого окна, трясут очумело головой. Двое оставшихся отбежали к каретам, наставили ружья в сторону ресторана. К углу подскочил Абель, рявкнул 'Охскенонтон!', взял на прицел лестницу. Анджей крикнул в ответ, пальцами показал на правое окно. Гоблин отскочил от угла на пару метров, разбежался, швырнул гранату. Звон битого стекла, грохот, дикий, непрекращающийся крик на высокой ноте снаружи. Затихший, спустя пару секунд. Абель побежал к подоконнику правого окна, ласточкой нырнул под него, сжался. Задрал ладонь с револьвером в проем, высадил барабан. Выругался— ответный сноп картечи выбил остатки стекла из рамы, обрушил на голово кирпичное и штукатурное крошево. Анджею только того и надо было! Пристроил дробовик на раме, выцелил бандитов у карет. Те азартно лупили из ружей и револьверов по правому окну. До группы целей — меньше полуста метров, для творения мастера Браунинга наилучшая дистанция. Анджей вжал приклад в плечо поплотнее, плавно потянул спуск... Не дотянул — со стороны предместий послышались хлопки выстрелов. Обе цели упали на землю, под каждым пошла ползти и шириться кровавая лужа. Вместе с бандитами упала одна из лошадей в упряжке, зашлась в предсмертном ржаньи. Фридриховы товарищи-стрелки по бекасам чуть упростили жизнь. Мелочь, а приятно! Выстрел и грохот! По лестнице кубарем скатывался еще один враг, получивший Абелеву пулю в лодыжку. Докатился вниз, получил еще одну пулю в череп. Лег, оставшись ногами на последней ступеньке. Налетчики переглянулись, бросились обратно за угол. Спасли себе жизнь. Еще один бандит, затаившийся в туалетной комнате, которую не успели проверить, решил незаметно к ним подкрасться. Если бы злодей не корчил из себя пластуна-разведчика, а сразу высадил в них весь барабан — лежать бы им обоим мертвыми. Вместе сбили бандита с ног. Полетели кубарем на пол. Грохнул выстрел, пуля из револьвера обожгла Анджею плечо. Абель зарычал, левой рукой вцепился в горло бандиту, правой выдернул из-за спины топорик, перехватил у обуха. Часто-часто, словно шинковал капусту, не живого человека, начал бить врага голове. Остановился только когда очередной удар прошел сквозь череп насквозь, топорик со звоном отскочил от плитки на полу. Где-то на втором этаже задребезжало-зазвякало стекло, донеслись хлопки винтовок. Снаружи, донесся странный звук, словно упало что-то тяжелое. Анджей еще раз похвалил себя за идею со стрелками прикрытия. Переглянулись с Абелем. Оба в крови, кирпичной крошке и саже. Абель задрал верхнюю губу, щерит клыки. Волк, не гоблин! Жестом попросил прикрыть, выбил револьверные гильзы, переснарядил барабаны. Поменялись, Абель вскинул револьверы, наставил на угол. Анджей дослал патроны в дробовик, проверил плечо. Ерунда, пуля прошла по касательной! Покачал головой. Уже два раза, как могли убить на ровном месте, от смерти спасли удача да, похоже что, попустительство Царицы Небесной! Прислушался к ощущениям внутри. Почувствовал, как к горлу, как в детстве, подступает комок из слез и обиды. Внутри было... Хорошо! По венам толчками разливалось счастье. Слабее, гораздо слабее, чем когда убил наркоторговца в голубятне. Но странное ощущение, пусть ослабевшее, вернулось. Здесь, сейчас. Когда убил несколько людей. И сам чуть не погиб. И ему хорошо. И не хочется, чтобы ощущение уходило. Во что он, блядь, превращается!?.. Абель кинул револьвер в кобуру, прикоснулся к плечу. Подолянский сморгнул. Кивнул. Перекинул дробовик за спину, подогнал перевязь по фигуре, поднял с пола несколько кусков кирпича, колотого взрывом Встали, пошли к лестнице. Анджей заорал во всё горло, как всех убьет, швырнул каменюку наверх. Выждал секунду, бросил второй обломок. Тишина?.. Понеслись наверх, перепрыгивая ступеньки. Еще один зал. Гранит, дуб, мрамор, статуи 'под древность' у больших двустворчатых дверей, хрусталь люстр. Забрызганный кровью — на площадке валяется труп полуорка с развороченной шеей. Винтовочная пуля порвала артерию, кровью хлестнуло до люстр. Как и наверху, два окна. Одно выбито, на осколках кровь и обрывки одежды. Бекасова работа. Трюк с камнями-фальшгранатами, повторили у дверей. Надо бы настоящие швырять, но раз внутри непричастные люди — придется рисковать. Повторили: мат-перемат, бросок, прыжок за дверь... Внутри небольшое помещение, 'предбанник' для именитых и богатых гостей. Гардеробная, стойка метрдотеля, два сейфа, дорогая обстановка. У сейфов — орущий от боли бандит. Вместо левой кисти месиво, правой неловко пытается перезарядить зажатую под мышкой двустволку. У ног бандита пара тел. Анджей с Абелем всадили в бандита по паре пуль. Анджей подошел ближе, добавил для надежности, в лоб. Покачал головой. Плохо воевать против неучей. Бандит решил взять двух девчонок в заложники... Наверное, этот кусок дерьма просто испугался. И с перепугу даванул оба спуска. Умудрился попасть себе в руку. И в обеих заложниц, мать его! Они еще дышали. Но безнадежно. Одной разорвало бедро, кровь толчками выплескивалась на ковер. Девушка еще дышала — мелко-мелко, чуть слышно — но глаза закатились. Минуты не пройдет, как жизнь оставит. Вторая не лучше — заряд крупной дроби пришелся в живот и спину. Перебитый позвоночник, минимум. Кровь почти черная, с зеленцой — значит, и печень задета. Тоже не жилец. Девушка тихо поскуливала от боли, но тень смерти уже появилась во взгляде. — Простите... Подошел Абель, положил на плечо ладонь. Сжал. — Крепись, друг. Ради этого и сражаемся. Чтобы такие как он, больше никого не смогли убить! Анджей поднялся. Пинком распахнул дверь в следующее помещение. Зал для праздников и торжеств. Столы о белых скатертях с десятками стульев выстроены русинской буквой 'П'. Под потолком — многопудовая люстра из хрусталя, сверкающая в свете газовых фонарей по стенам. Никого. В дальнем углу пара дверей, одна приоткрытая. Двинулись сторожко. В пяти шагах от дверей из-за неё подали голос. Хриплый, прокуренный, наглый! — Заходите, господа. Заходите! Зашли. Внутри еще более дорогая отделка, дуб на хрустале, золото на серебре. Очень богато, очень дорого! Два стола. За столами четверо. Трое, с первого взгляда — военные. В отставке, заплыли дурным мясом, набрались лицами красноты от вина. Но выправку и стать видно, плечи развернуты, спины прямые. Капитаны! Четвертый — другой. Мелкий, плюгавый, сущая крыса! Лицо странное, с постоянно меняющимся выражением, словно рябь по воде. Сальные патлы, дикая, нечеловеческая ненависть во взгляде... Анджей хмыкнул. Бандитский мясник обыкновенный, палата мер и весов! Сволочь, прокладывающая дорогу наверх исключительно изуверством и жестокостью. Навидался на таких, еще в Крукове, где в верхах побогаче, частенько берут к себе подобную нечисть в охрану. Еще хвалятся меж собою 'достижениями' своих псов! Револьверы — как на подбор, с гравировкой на заказ, с серебряной и золотой отделкой — демонстративно разложены на столах. Злодейские командиры сидят спокойно, расслаблено. Сидящий во главе стола, улыбнулся, совсем как ласковый дядюшка нерадивым племянникам, повторил: — Заходите, господа, заходите! У меня к вам много вопросов, и всего одно предложение! Анджей наклонил голову к плечу. Прищурился. Улыбнулся в ответ. Главзлодей принял это за предложение продолжать: — Вопросов, повторюсь, много, но главных два! Кто и сколько? И да, плачу втрое. И сверху пригоршня марок. Две, прошу прощения, не сразу заметил, что вы не один! В главаря они с Абелем попали одновременно. Уложили пули 'в центр масс'. Гоблин швырнул топорик в экс-военного, сидящего справа от главаряю, разрубил плечо, Анджей размолотил двумя пулями череп другому. Крысеныш выдернул из нагрудного кармана метательный нож, замахнулся, тут же завопил от боли — одна пуля ударила в плечо, вторая размозжила колено. Крысеныш свалился на пол, захрипел, завизжал, пополз к ним, оставляя широкие кровавые полосы на дорогом ковре. Анджей всадил оставшиеся заряды в ягодицы крысенышу, пнул с размаху по голове. Главарь бандитов еще сипло дышал, на губах пузырилась пена. Его коллега, с разрубленным плечом, пытался вытащить топор, пальцы соскальзывали с мокрого от крови дерева. Абель подошел к еще живому врагу, потрепал за щеку. — А знаешь, какой из тебя падальщик-аквекс получится? Там, на Равнинах, все залюбовались бы! Подолянский еще раз пнул лежащего бандита на полу по голове, перезарядил револьвер. От стола донёсся тонкий визг — Абель приступил к работе, по превращению еще живого человека в 'орла-падальщика', один из племенных символов орков закатного континента. Подолянский старался не смотреть в сторону гоблина, слишком уж нелицеприятным выходило зрелище. Огляделся. Кабинет для совещаний. От 'дорого-богато' рябит в глазах, наверху новомодные потолочные окна гномьего стекла, каждое ценой в маленькое состояние. В углах островки прагматизма в океанах роскоши: толстенный несгораемый сейф — из трехдюймовки не взять — ковер топорщится скрытыми потайными дверцами-люками в полу. Распахнул правый, швырнул 'муляж' гранаты. Звон стёкол, на секунду перекрывший вопли и стоны за спиной. Анджей свесился в люк. Кладовка. Несколько стеллажей, на каждом, рядами, комки опиума, или реагенты в стеклянных колбах. Несколько таких колб разбиты 'гранатой'. Остро, химически воняет... Выбрался наверх, пошел ко второму люку. Бросил взгляд на работу гоблина. Почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Абель закончил вырубать врагу ребра со спины, взялся полосовать мышцы рук острейшим, скальпелю впору, ножом. Пусть бандиты гадают, почему орки решили предъявить счеты. И совершить над еще живым человеком одну из самых страшных казней закатного континента... Анджей подобрался ко второму люку. Прислушался. Тихо, но слышны шорохи и скрипы. Странные шорохи и не менее странные скрипы. Прикинув, не стал кидать 'гранату', свесился, с револьвером в правой ладони. Осмотрелся. Выматерился, насколько хватило воздуха в легких. Поднялся. Прошел мимо гоблина, потевшего над вивисекторской работой, ухватил крысеныша за патлы, потащил за собой. Бандит пришел в себя, вяло отмахивался. Потянулся за ножом. Подолянский ударил по затылку локтем, с размаху наступил на пальцы. Кивнул услышанному хрусту ломаемых пальцев. Дотащил крысеныша до люка, пинком в простреленную задницу отправил вниз. Спрыгнул следом. Кирпичные стены, потолок обит провисшим войлоком, тусклый газовый фонарь. Душно, пыльно, застарелый запах мочи и говна висит в воздухе. У одной из стен диванчик вместе с грубо сколоченным шкафом. В дальнем углу — ржавая клетка, из толстых прутьев. В клетке — грязные матрасы, ведра с нечистотами, выщербленные миски и кружки. И трое детей. Прижались к стенке, тихо плачут и скулят от ужаса. Двое. Третий смотрит с вызовом и ненавистью, то на прапорщика, то на крысеныша. Заложники. Древний и почтенный заработок, практикуемый по всему континенту. Анджей прикрыл глаза. Вдохнул глубоко-глубоко. Услышал, как где-то в вышине захлопали ангельские крылья, обещая надежду, счастье, любовь... Поднял крысеныша за волосы. И насадил глазом на торчащий из стены штырь. Потянул на себя. И впечатал лицо бандита в стену со штырём еще раз. И опять... Болезненно стрельнуло в запястье, он поменял руку. Отёр ладонь о штанину. И продолжил. Он с трудом удерживался от того, чтобы не задрожать от удовольствия. Или не захохотать. Жизнь, жизнь, жизнь! Пьянящая, страстная, вечная, билась внутри тела, переливалась через край. Ушла печаль, ушла боль, омертвелость, ушли страшные воспоминания, ушла сама память. Осталось только оно. Единственное. Счастье. Остановился только когда при очередном ударе поранил пальцы о корявый штырь. Выпустил остатки черепа бандита из ладони, пнул тело. Повернулся к детям. Двое от тихого плача перешли к громкому вою, пытались отползти подальше, вжимались в стену, словно хотели с ней слиться. Но не третий. Анджей посмотрел мальчику в глаза — и улыбнулся. Во взгляде не было ужаса. Только любопытство. Только жадность. Только... Зависть? Анджей наставил на храбреца палец. С ладони весенней капелью застучала на пол кровь. — Ты. Пойдёшь со мной. 1. — Полиция Йормланда носит шлемы, очень похожие на старые английские. А те, в свою очередь, в народе именуются tit-helmets
Глава 4. Ганзберг, Воронов лес
С утра снова зарядил дождь. Анджей вышел на порог квартирки товарища, хмуро посмотрел на серое небо, спустился по ветхой лестнице. Поднял воротник, поправил шляпу. Увидел в окне спасенного волчонка, помахал рукой. Сигурд улыбнулся, замахал в ответ. Анджей двинулся быстрым шагом в сторону центра. Абель остался на квартире. Пришлось! ...Они почти закончили в ресторане: расколотили колбы с реактивами, бросили в огонь запасы наркотика, вынесли полуобморочных детей и оставшуюся в живых официанточку... И гоблин, раз десять бегом поднимавшийся-спускавшийся по центральной лестнице, порубленной гранатой и выстрелами, подвернул ногу. Грохнулся с высоты своего роста, по всемирному закону подлости приземлился на лодыжку. Хрустнуло. Анджей еле вытащил напарника наружу. Хорошо, помогли два боевика из прикрытия. Загрузили гоблина и заложников в заимствованную у конюшни карету, запрягли пару ошалевших от запаха крови лошадей, растворились в ганзбергской ночи. Абель, с распухшей стопой, остался дома, на радость супруге. Ковыляя и прискакивая по кухне, гоблин сразу на двух сковородах жарил третью порцию свинины с луком подряд, попутно рассказывая Сигурду и детишкам о бурной молодости на Великой пустоши. О схватках с орками, о жизни в длинных домах... Когда за Анджеем закрывали дверь, Абель как раз дошел до похода к тёмным эльфам, в 'самом сердце черного зла'. До нужного трактира Подолянский добрался быстро. По пути полюбовался на результаты ночной бузы: выбитые витрины, подпаленные двери, погнутые столбы. У стены одного из домов улыбнулся — весельчаки-протестанты притащили сложный трафарет и не пожалели краски. Пока ратуша местного района не почешется и не удалит маленькое произведение уличного искусства, каждый желающий — и не желающий — сможет полюбоваться на несколько сцен из интимной жизни гномов и сихирча. В подробностях. Трактир разместился на первом этаже приземистого фахверка. Заведение принадлежало к числу работающих на Движение, но, чтобы не возникало ненужных вопросов, малость разгромили и его. Из окон выбили стекла, подпалили стоящие рядом чахлые деревца, в паре мест проломили крышу, лишив дюжины 'чешуек' черепицы. Анджей потянул дверь на себя. Три ступеньки вниз, просторное помещение — владельцы совместили первый этаж с полуподвалом. С десяток столиков, столько же кабинок у дальней стены, барная стойка, пивные бочки с кранами, батарея бутылок с горячительным. Трактирщик за стойкой, правая рука под столом. Из кабинок выглядывает пара гоблинов, до тошноты пристойного вида. Руки не на виду, но можно не сомневаться — каждый выцеливает пограничника хотя бы из револьвера. У единственного окна с уцелевшими стеклами за столиком двое. Герр Фридрих, в очередном костюме ценой в небольшое состояние, потягивает светлое пиво. Слева от него, в пенсне, в грубом шерстяном костюме для рабочих, незнакомец. Нежданный для местных широт типаж: широкие плечи, смуглая кожа, острый нос, густая шапка вьющихся черных волос, бородка под идальго Ирридики. Взгляд. Пронзительный, не моргающий, полный кипящей ярости. Если бы не взгляд, спутника герра Фридриха можно было принять за мелкого купчину с Боспора, или средней руки землевладельца из Ирридики. Если бы не взгляд! Анджей понял, что чуть ли не впервые в жизни ему хочется отвести глаза в сторону, в извечных мужских 'гляделках'. Не из-за страха — просто слишком уж ненависть в глазах незнакомца напоминала образ из прошлого. Костер слепого шамана. Спутник герра Фридриха пил тёмное пиво. Он же первым поднялся Анджею навстречу, протянул руку. — Герр Гюнтер. Будем знакомы, товарищ! — Будем! — Рукопожатие у смуглого вышло крепкое — что руку в тиски сунуть. Столь же крепким оказался акцент, гортанный, распевной. Анджей навострил уши: соотечественник рядится в йормландские герры? Соотечественник или русин, типаж под уроженца Боспора подходит. Решив не гадать, Анджей отошел к стойке. Вернулся с бокалом портера. Скинул пальто на спинку стула, остался в свитере и револьверных кобурах поверх. Услышал деликатный щелчок взведенных ружейных курков, медленно снял стрелковую сбрую, повесил рядом с пальто. Демонстративно развалился на стуле, закинул нога на ногу, отхлебнул пива. Хорошо! 'Герр' Гюнтер повторил движение Анджея. Улыбнулся. — Начнем с благодарностей. Пан Анджей, от лица всего движения — примите наши самые искренние. Казнь бандитов невесть откуда появившимися закатными орками, — крепыш отсалютовал Анджею бокалом, — и уничтожение запасов наркотика надолго отобьет у господ военных желание травить рабочий класс. — Отобьет желание и подорвет возможности для инвес... для действий. — Герр Фридрих кашлянул в кулак. — Оставшуюся часть ресурсной базы наши товарищи элиминируют на днях. — Ресурсной базы? — Фридрих хотел сказать бордели. Притоны, подпольные казино. Какие капиталисты — такие и ресурсы, уж что имеем! Анджей проставил зарубку в памяти. Герр Фридрих оговорился явно не по незнанию языка. И слова выбрал своеобразные — из птичьего языка чинарей-бухгалтеров и прочей финансово-банковской сволочи. И костюм носит — костюмы, сегодняшняя тройка на костюм, в котором Фридрих щеголял в прошлую встречу, не похожа — как будто в нём родился. Две загадки напротив, 'толстая и тонкая'. Не простые молотобойцы у движения в руководстве, ой, не простые! Хотя, с другой стороны, когда все просто было?.. -Почему же нас с Абелем не привлекают к уничтожению ресурсной базы? — Потому что вы тоже ресурс, пан Анджей! Слишком ценный, чтобы разменивать на подобные мелочи. — Гюнтер осушил половину бокала в один прием, поставил на стол. Дождался, когда трактирщик лично поменяет бокал на полный, улыбнулся Анджею. — Чтобы без непонимания — все мы здесь ресурсы. Уголь для растопки нашего великого дела! — Великого дела? — Революции. Великой революции, ясновельможный пан Анджей! — Гюнтер еще раз к чему-то подчеркнул происхождение Подолянского. Глаза смуглого крепыша смотрели куда-то поверх голов, на губах заиграла улыбка. Подобное выражение лица Анджей видел, не раз. В Крукове, при редких выходах в высший свет, на лицах самых именитых и богатых шляхтичей республики, когда они рассуждали о будущих прибылях. На лицах 'среднего офицерского состава', в Академии, когда звучали рассказы про минувшую войну и редкие победы. На лицах охранников, на каторге, когда беседа касалась прелестей проституток из местного блядюжника — борделем то место не назвать — много ему, пародии! — Великой революции, о которой я совсем не мастак разговаривать. — Улыбка пропала с лица Гюнтера, в глазах снова закипела ярость. — Поэтому лучше спрошу, что вы думаете о нашем сотрудничестве? За последние полгода. Еще одна зарубка в памяти — Гюнтер под стать своему коллеге. Лицом играет, как заправский лицедей. И отслеживает, понимают ли люди, что он играет. Вторая загадка, на пару к Фридриху и их общему 'геррству'. — О сотрудничестве я думаю... — Анджей сделал пару глотков, собираясь с мыслями, — два дня назад я убил для него с полдюжины людей. С полдюжины существ, когда-то бывших людьми, не в обиду каким кобольдам будет сказано. Премерзкие существа, даром, что тоже когда-то носили погоны. И в обмен, мне кое-что обещали. — Бесспорно. А подскажите-ка, ясновельможный пан Анджей, если бы не обещание — ввязались бы в подобную авантюру? Анджей прикрыл глаза. Вздохнул. Вспомнил Яру. Образ Яры. Чуть потускневший, сквозь который проступили лица славных девчушек, деливших с ним тепло тел, здесь, в Ганзберге. Одна из них уже кашляла кровью, сгорая в огне подхваченной чахотки. Вспомнил мордочки гоблинят, помогавших выследить наркоторговца. — Возможно, и ввязался. Бы. — Анджей пожал плечами. — Хороший ответ. А чтобы вы планировали делать потом, пан Подолянский? — Титулирование пропало из обращения. — После убийства 'театралов'? Путь домой заказан, друзья погибли, к преступлению на границе причастно высшее руководство... Анджей криво улыбнулся. В мыслях наметил пустой бокал прямо в лоб Гюнтеру. И чтобы брызги крови во все стороны! Потому что плохой вопрос. Тяжкий. Не в бровь, не в глаз. В душу! — Предпочитаю так далеко не загадывать, герррррр Гюнтер! — Анджей постарался програссировать герра как можно более выразительно. — Да и движение подало мне несколько хороших идей, вспомнить герра Шмидта. Народ республики, хранимый Царицей Небесной, явно заслуживает руководства получше. — Рад, что вы отошли от идеи богоданности власти республики. — Фридрих присоединился к разговору. Настал черед Подолянского салютовать бокалом. — Первый выстрел и сразу в цель, господа! Моё желание явственно расходится с текстом присяги и шляхтетских заповедей, что есть, то есть. Етить... — Анджей замялся. Допил бокал, хмыкнул. — Впрочем, чтобы верить, что власть наша от неба, надо шибко веровать в те самые небеса. Гюнтер хохотнул в усы. Подал знак, на стол поставили глубокие блюда с вареными раками. На десять минут разговор прервался. Анджей, ломая очередной ярко-огненный панцирь, пригляделся к геррам. 'Геррам' — на новом блюде оба, и Фридрих, и Гюнтер, еще раз подпортили себе легенду. Так простодушно, высасывая малейшие кусочки из многочисленных тоненьких лапок, не ели даже на его малой Родине, где каждый второй крестьянин нет-нет, да старался продемонстрировать шляхтетскую гордость, оттопырить мизинчик. Не жрали так и в герцогстве, где строгий культ Небесной Воительницы за пару веков превратил людей в автоматонов, к штыку и сохе приставленных. А вот люди к востоку от республики сохранили первозданную простоту нравов. Интересно... Фридрих завершил трапезу, обмакнул пальцы в блюдца с водой. — Что ж, рад, что вы столь далеко зашли в своей, с позволения сказать, идейной эволюции! Искренне рад! Тогда позвольте следующий вопрос — что вы думаете об идеях расового содружества? Анджей дернул щекой. — Товарищи, а зачем всё это? Вам какое дело, что плохое я за длинноухих думаю? — А это уже нам решать, боец. — Гюнтеров угли вместо глаз повернулись к Подолянскому. — На вопрос ответь. Анджей почти вскинулся. Почти. Еще год назад, до смерти на холодном берегу, он бы отреагировал. Или вспомнил о дворянском происхождении и вызвал бы на дуэль, за 'бойца' и бестактность, или, как положено пограничнику, полез бы, не задумываясь в драку, защищать честь погон и Службы. Год назад. Сейчас ему было плевать. — Плохое я про содружество думаю. Очень. Нет и не может быть между мной и этими никакого дружества. — Анджей, надеюсь, вам известно, что честные труженики среди эльфов или гномов точно также страдают под железной пятой капитала... — Фридрих подался вперед, задрал подбородок, сложил ладони домиком. Ни дать, ни взять, лекцию собрался читать. Анджей опёрся на кулаки, тоже подался вперед. — Да плевать я на этих тружеников хотел! Я трудящихся эльфов в жизни не видел, дуплодолбящихся. Ни одного остроухого в фосфорных трущобах или в хибарах у 'сигаретки' нет. Сплошь на биржах да по кабакам! — Анджея понесло. — Да и идеи ихние, из книг, на подтирку негодных! Любите природу, пробуждение по полчаса, единение с живым миром! В пизду это все! Знаю я, как то единение выглядит, навидался! Простые люди встают ни свет, ни заря, пашут, как проклятые! И от любой болячки подыхают, потому что ни докторов, ни лекарств, на версты вокруг! Лекарств, на производство которых у блядвы остроухой монополия! Анджей горячился, а про себя чувствовал, как у него глаза даром что на лоб не лезут. На границе, к местным, относились по-простому — прикладом по хребту и чтобы ниже в пояс кланялись, господам пограничникам. А теперь поди ж ты, 'простые люди', 'умирают'... Фридрих выслушал тираду спокойно. Откинулся в кресле, отпил пива, полез во внутренний карман жилета за записной книжкой. Углубился в записи, всем видом показывая, что потерял интерес к беседе. А вот остроносый, напротив, закивал часто, улыбнулся пограничнику. Когда Анджей закончил отповедь, потянулся, хлопнул ладонью по предплечью, в одобрении. Русинский жест, насквозь русинский, даже в Республике не используют. — Я, Анджей, с тобой совершенно согласен! Вопрос расовости не столь однозначен и по нему в движении есть самые разнообразные взгляды. — 'герр' повёл рукой в сторону лощеного коллеги. — И также не могу не отметить, что ты движешься в правильную сторону. Вот, расовый антагонизм уже сподвиг тебя объединиться с простыми тружениками села, отодвинуть в сторону культурные и классовые противоречия. — герр Гюнтер, уже не скрываясь — и нисколько не сомневаясь, что Анджей его поймет — произнес последние предложения на русинском. Без какого-либо акцента, как уроженец Крома Сияющего или Архангел-града. — И вот как раз о нарастающих классовых противоречиях я бы и хотел поговорить...
* * *
* Классовые противоречия, классовые противоречия!.. Идем в логово классового врага и кровопийцы, а по говнам чвакать приходится, словно с границы не уезжал. Анджей в очередной раз увяз ботинком в раскисшей земле, в очередной раз матюкнулся. Рандеву с 'Фридрихом', Николаем Константиновичем, главным инженером главного сталелитейного завода Йормланда, назначили в укромном местечке. В Вороновом лесу, в раскинувшемся на десятки верст охотничьем хозяйстве Фуггеров, полудержавных властителей континента. Николай Константинович, дождавшись окончания матерной рулады, продолжил рассказ. — Во второй ссылке я тоже недолго просидел без дела. Новый Светлоград рос, как на дрожжах, деньги на новые сталелитейные заводы правительство выделило, толковых людей на сотни верст днём с огнем искать надо... Устроился сперва товарищем инженера, как политически неблагонадежный, за год до старшего инженера дорос. Деньги платили хорошие. Очень. Хозяюшку себе нашел, из местных востроглазых красавиц. Живи да радуйся. Даже в идеалах засомневался, можете поверить? А там и начальство обещало похлопотать, выправить бумаги. Обер-инженер целого края, чем не мечта?.. Пока на завод разгромленных мужеверов-еретиков не перекинули. Еретики-то они может и проклятые, и в Бога-Отца веруют, и что в аду на земле живем. Но металлурги из них, доложу я вам, прекраснейшие! Гномам не уступят, а то и переплюнут. За то и разгромили, поди! Дали мне сперва в подчинение каторжан беглых, потом и вольный люд почитай что насильно забирать стали. Люди необученные, план горит... В общем, стоит тот завод не только на крови еретиков, но и на костях простых труженников, в Царицу Небесную верующих. Мастера-надсмотрщики, опять же. Под конец, помню, не выдержал, одного так его же нагайкой отходил — месяц кровью перхал, с кровати встать не смог. И затянуло меня обратно движение. Там стачку организовать, тут низовой организации помочь. А затем краса моя ненаглядная меня полиции и сдала, за золотую гномью чешую! Сослали еще дальше. Бежал, в столице и Архангел-граде бунты с боями организовывал. Но разошлись мы с местными товарищами, крепко разошлись. Один раз даже пострелять пришлось друг по другу. Эмигрировал, на завод мастером-литейщиком устроился. Опять быстро вырос, до главного инженера. И хотя к рабочим гномы здесь относятся не в пример лучше, чем на малой родине — железная пята и здесь людей давит. До последней капли кровушки! Анджей слушал, временами поддакивал. Про себя дивился причудам Царицы Небесной. Литвинский природный дворянин и русин-заводоуправитель, в краю чужом, с чужою верой, идут договариваться с гномом. О счастье йормландских рабочих... Пришли. Лесная тропа, размытая который день шедшим дождем — хорошо, что хотя бы сейчас не льет — вильнула за исполинские мамонтовы деревья. Вильнули и они — навстречу десятку нацеленных в них винтовок. Сихирча, верные псы клана Фуггеров, верно охраняли своих господ. Анджея с Николаем Константиновичем, под прицелом, снова обыскали, после чего проводили к охотничьему домику. Гномьему представлению об охотничьем домике — наружу вынесены веранда и фасад, остальной дом скрыт во чреве холма. На веранде, за изящными столиками, поджидают двое. За пару шагов до веранды Анджей сделал вид, что очищает ботинки от налипшей грязи. Подсел, наклонился. Огляделся. Выглянувшее из облаков солнце сыграло за анархиста — на верхушке одного из мамонтовых деревьев сверкнуло. Понятно. Дернутся они с Николаем Константиновичем, или гном сигнал подаст — и все. Подошли. Гномы поднялись навстречу. Анджей впервые в жизни видел представителей подгорного племени вблизи, до этого все больше с метисами-квартеронами сталкивался. Массивные, с огромными ручищами ниже колен, поперек себя шире. В плечах почти ровня Анджею, ростом с Абеля, но крупнее. В каждом пудов эдак с восемь-десять веса. Оба в возрасте, залысины на половину черепа, бороды забелила седина. Оба одеты с иголочки, в рубашках и при жилетах. Рукава закатаны, на правых запястьях серебряные браслеты с вычурной гравировкой. Рук не подали — у гномов не принято. Молча кивнули, один из гномов — старше, массивнее, в очках с золотой оправой — указал ладонью на стол. Гном в очках — видимо, сам герр Фуггер, второе по значимости лицо в иерархии клана — сам, не чинясь, разлил кофе по чашкам, пододвинул гостям. Обратился к Николаю Константиновичу с вопросами о текущих делах на заводе. Разговор утонул в технических деталях и подробностях, из которых Анджей уловил только что-то про новую партию рюмок Крейсинга. Второй гном в разговор не вступал. Время своего вынужденного молчания Анджей потратил на изучение гномов.Соответствуют ли они мифам и байкам, которые любили толкать с амвона служители церкви Царицы Небесной. Пахли гномы... Никак. Ни вони тухлого мяса, ни запаха крови, которая постоянно должна присутствовать на гномьих руках. По локоть. Младенческая. И глаза красным не отсвечивают. Но глаза не людские: широкие зрачки, мутная желто-коричневая взвесь склеры, вместо белой, у людей. Широкие покатые лбы, приплюснутые носы, вывернутые ноздри, тяжелейшие, можно гвозди ковать, челюсти. Строение тела тоже непривычное — до невозможности бочкообразная грудь, вынесенные вперед плечи, длинные, ниже колен, руки, предплечья шире и крепче плеч. Причем какие руки. Ручищи! Быков пополам рвать можно, а ведь герр Фуггер и его спутник давно не бойцы. Чужие. Чужеродней, чем орки или гоблины. Если сородичи Абеля выглядели как обычные люди, разве что сплюснутые с концов, с зеленой кожей, острыми ушами и крепчайшими клыками — никакой кариес не возьмет, всем зубодерам на зависть — то гномы ощущались... Чужими и ощущались. Словно волк или рысь напротив сидит, а не такое же разумное существо. Разговор о заводских делах завершился. Герр Фуггер обратил взгляд на Анджея. Заговорил на литвинском — ясно и разборчиво, пусть и с жестоким северным акцентом. — Здравствуйте, Анджей! Меня зовут Йохан Фуггер. Для простоты можете называть меня Йоханом. — Здравствуйте. — Анджей кивнул. Отпил из чашки. Хороший кофе. Если не лучший, из выпитых в жизни. — Позвольте вас поблагодарить. Распространение наркотиков среди рабочих — последнее, чего бы нам хотелось в моем прекрасном северном сапфире. — Бесспорно. Если бы еще у рабочих было бы поменьше поводов вмазываться дурью, герр Йохан. Если бы прекрасный северный сапфир одаривал своими прелестями всех. — сдерживаться, в отличие от разговора с Николаем Константиновичем и Яковом, было незачем. — Правда ваша, герр Анджей. Жизнь рабочих в Ганзберге тяжела, страшна и неказиста. Вот только... Йохан, напомни, пожалуйста, насколько снизилась смертность? — Смертность от цинги и связанных с ней заболеваний за последние двадцать лет снизилась на шестьдесят процентов и сейчас составляет семь смертей на тысячу. Алиментарная дистрофия искоренена, отдельные случаи поставлены на контроль и отслеживаются ратушами районов. Смертность от брюшного тифа снизилась на двадцать процентов и планируется дальнейшее снижение после ввода в строй очистных сооружений в ближайшие семь лет! — Спутник герра Фуггера, тоже Йохан, отбарабанил нужные цифры на йормландском, ни разу не запнувшись. То ли заучивал наизусть, перед встречей, то ли занимается с ними так долго, что въелись в память. — Смертность от насильственных причин за десять лет упала на семь с половиной процентов, хотя в последний год тенденция демонстрирует противоречивые колебания. — Не будем о том, насколько выросло потребление калорий и белка, в питании среднего рабочего. — Герр Фуггер воздел к потолку палец. — И работы над водоочистными сооружениями на семьдесят процентов финансируются моим кланом и только на тридцать — городскими налогами. Анджей проглотил вертящиеся на языке слова. Очень уж хотелось напомнить, как сильно обдирают 'среднего рабочего' Фуггеры на своих заводах, в своих банках, лавках и доходных домах. С получаемых прибылей гномы могли возвести помянутые сооружения из чистого золота. Вместо оскорблений Анджей допил кофе, налил себе еще одну порцию из кофейника, откусил от эклера. — Рад, что мы закончили прения по данному вопросу, герр Анджей. И позвольте закончить мою благодарность — отдельное спасибо за ликвидацию химических запасов бандитов. Высказываю. — Сделаю вид, что благодарности приняты. — Анджей улыбнулся, в три глотка прикончил вторую чашку, налил третью. Гномский кофе ему определенно нравился. — У вас это прекрасно получилось. Хотите верьте, хотите нет, но уничтоженные вами негодяи находились в некоторой взаимосвязи с нашими конкурентами. Получали от оных уничтоженные реактивы. Нам удалось выследить каналы поставок. И, надеюсь, на какое-то время мой город, — гном голосом выделил 'принадлежность' ему города, — будет чист от скверны. — Всегда мечтал помочь крупному капиталу. В самые страшные дни своей жизни только и делал, что жаждал и алкал! — Рад, что вам было чем заняться на каторге. Подобные мечтания лучше пассивной педерастии, столь распространенной среди каторжан Республики. — Голос подал второй Йохан. — Как вы прекрасно осведомлены о каторжных порядках и моей биографии! Приятно чувствовать себя популярным! Почти богемой! — Кокаина они в свой кофе добавляют, что ли? Анджей развеселился. Прикинул, как бьет кофейник о край стола и осколками вырезает глаза обоим Йоханам. Кровь, кишки, кипятком ошпарило... Мечты, мечты! — Господа. И товарищ, — Николай Константинович положил ладонь на предплечье Анджея, — мы, вне всяких сомнений, не один час можем упражняться в остроумии. Не уверен, что с этим согласится мой радикулит. — Инженер подмигнул Анджею. — Поэтому хотелось бы поговорить о деле! Анджей кивнул. Хотелось. Так-то, ему сообщили предельно мало: у Фуггеров есть некое предложение к рабочему движению. Предложение настолько огромное и значимое, что ради него стоит пойти на временную мировую с 'врагом'. И больше ни слова — то ли опять игры в конспирацию, то ли и сами отцы-командиры не знали подробностей. — К делу. Герр Анджей, что вам известно о земле Уичецетлока? — О чём? — Анджей растерялся. Где они, а где другой край света? — Ну... Земля войны. На ихнем, на местном. Бог тамошний, сугубо военный, идолище поганое, на наветренных островах почитается главным злом. Противостоит богу добра островитян, богу сисек и вина. Борется, паскудник, супротив всего хорошего ради всего плохого, — Анджей кашлянул. Собрался с мыслями. — Рабство у них недавно отменили. Аристократы увидели, какая жуть творилась в республике Колквиста — и отменили. Апельсины с мандаринами оттуда везут. Сахар. Табак. И джунгли там. Вроде. — Впечатляющий набор знаний. Похвально. — Йохан Фуггер поднял со стола маленький блестящий колокольчик, позвонил. Из дома выскочила пара сихирча. Заменили кофейник, поставили на стол, в дополнение к эклерам и другим сладостям, фрукты в высоких вазах. Подолянский ухватил наливное яблоко, впился в бок зубами. Пока хрустишь и забит рот, можно сойти за умного. И лучше припомнить, что еще знаешь о далекой земле, которая зачем-то всплыла в разговоре. — Анджей, быть может вы знаете и о том, почему апельсины, мандарины и, что самое важное, лимоны, мы везем именно из земли Уичецетлока? Анджей знал. Последняя война с эльфами стала небесной карой для всего континента. Но островам возле Ирридики повезло в особенности. Вирус, выпущенный эльфами из лабораторий, уничтожил любую сложную флору на острове и на пятьдесят миль вглубь побережья. Уничтожил и множество людей, не дождавшихся урожая и умерших от голода и чумы, тоже выпущенной эльфами. Сейчас, спустя полвека, на островах по-прежнему не росло ничего 'сложнее' простых трав и кустарников. А апельсинами, мандаринами и лимонами весь континент снабжался из двух источников: плантаций Ирридики и плантаций южной части закатного континента. Плантаций Уичецетлока и республики Колквиста. — Эльфы. Война. — Эльфы. Война. — Йохан кивнул. — И бактерии с микробами, костлявой лапой вцепившиеся нам в горло. Ирридика снабжает всех, от русинов до презренных арранийцев, всего лишь сорока тремя процентами цитрусовых. Как бы ни бились эльфы над увеличением урожая или воскрешением островов. Остальное мы везем из-за океана. — Допустим. — Допустим также, что лимонный сок и его производные — одно из главных средств борьбы с цингой и иными заболеваниями. — Фуггер подал знак рукой, его спутник открыл лежащую перед ним папку, перелистнул пару страниц. — И здесь мы как раз подходим к сути разговора. К Сигхердам-драконоборцам. — Фуггер улыбнулся. — Нашим противникам, с которыми мы конкурировали, еще когда ваши, Анджей, предки не спустились с деревьев. Справедливости ради, в эволюционном развитии мои дедушки опередили людских всего на какую-то сотню тысяч лет. И войны в ту пору велись в лучшем случае дубинами, если не клыками. — Гном оскалился. Получилось впечатляюще: челюсть на людскую не похожа, зубов меньше, зубы крупнее, с фалангу большого пальца размером. И клыки — огромные, острые, кривые. Анджей с трудом сдержался, чтобы не отодвинуться подальше. Такими клыками взаправду можно воевать. И раздробить человеческий череп — тоже можно. — Клану Сигхердов, уважаемых банкиров и землевладельцев, мы противостоим уже черт знает сколько веков. То они нас, то мы им, — Фуггер прищелкнул пальцами, — и с тёмных веков ставки только повышаются. Вот и на этот раз извернулись, сволочи! — Один из главных наших заемщиков, компания 'Фрукты для всех', — спутник Фуггера закончил перебирать бумаги в папке, отчеркнул пальцем что-то одно ему видимое, — вдруг стал проявлять странную активность. Даже не сама компания, а рынок вокруг неё. Сонм малых брокеров, ранее никому не известных, стал вдруг активно скупать опционы на продукцию компании. Анджей, вы что такое опционы представляете? Подолянский изобразил ладонью в воздухе что-то неопределенное. Признался. — Смутно. Догадываюсь, что финансы? — Всё верно, финансы. Удобнейший инструмент, если знать, как пользоваться. Наш враг точно знал. И если бы не одна маленькая ошибка — мы бы так и не поняли, где нас дурят. Пока не стало поздно. Маленькая, наполовину эльфийская ошибка. — Това... Господа! А можно как-то яснее? Кто ошибка, почему ошибка? О чем вы? — Да, конечно. — Слово взял Николай Константинович. — Компания Фрукты для всех решила выбрать для себя нового кредитора. Сигхердов. Последние предложили господам садоводам чуть более привлекательные условия, чем наши наниматели. Фрукты для всех недавно вложили деньги в несколько крупных проектов на закатном континенте. Проекты очень рискованные, если не сказать сумасбродные. Но руководство у компании новое, руководство отчаянное... — И мы бы ни о чем не узнали до последнего момента, если б не проклятые полуэльфы. — Фуггер пристукнул ладонью по столу. — Сигхерды решили не просто забрать у нас клиента. Они решили еще и заработать на нас! — гном рыкнул от злости, впился зубами в лимон. Съел, за два укуса, махнул своему спутнику продолжать. — Наши конкуренты привлекли полуэльфов. Арранийских финансистов, которые решили сыграть против нас на рынке, используя опционы. Понасоздавали бумажных контор, вышли на рынки. Атаковали нас. — Йохан скрестил руки на груди. — Если бы не сумасбродство полуэльфов и слишком наглые схемы, используемые ими, мы бы так ничего и не узнали. Пока не стало слишком поздно. — Так. А... А движение здесь причем? Рабочие? — Анджей перестал делать вид, что хоть что-то понимает. Просто переводил взгляд с одного собеседника на другого, пытаясь угадать, зачем его пригласили. — Рабочие здесь притом, что Сигхерды вместе с фруктами решили заработать на нашей наивности. И под нами я подразумеваю весь континент. — сотоварищ Фуггера взял лист из папки, протянул Анджею. — Вот, можете ознакомиться. К осени финансовая стратегия полуэльфов даст о себе знать. Сигхерды вместе с полуэльфами и садоводами сыграют на повышении цен. На цитрусовые, на клубнику, на большинство фруктов. Повышение это будет искусственным, повышение отразится на расходах рабочих. Проще говоря, всё станет дороже. Где на тридцать процентов, где на все пятьдесят. Многим рабочим семьям придется сократить в своем рационе фрукты. Или вовсе отказаться от них. А это новые болезни. Это возврат цинги. Это переполненные госпитали и новые смерти, на ровном месте. Это новый бич небес. — А... Полуэльфы? Они же не гномы? Нет? — Полуэльфы... Видите ли, Анджей, мы строим здесь, как это по-литвински? — Фуггер пощелкал пальцами. — Дом для живых. Дом для жизни. Дом для всех. Чтобы ваши праправнуки и мои внуки жили в изобилии. Спустя сто лет. Спустя двести. Каждый на своем месте, каждому — свое место. Стабильность. Порядок. Wirtschaft! А наши конкуренты для финансового обеспечения своей операции наняли чудовищ с Шайнингласс-стрит. Полуэльфов! — лицо Фуггера дернулось, гном оскалился. — Творцов хаоса. Полуэльфы мыслят иначе. Они презирают нас. Они ненавидят гномов, людей, орков — всех, кроме обожаемых ими эльфов. И они страдают, постоянно страдают, ведь сами эльфы считают их грязными выродками. Из столь страшного сочетания на выходе мы получаем... Чудовищ. Изуродованных калек с комплексом Бога. Невротиков, готовых совершить любое преступление и авантюру, лишь бы выслужиться перед Вечным Лесом. Им не нужна стабильность. Им нужно, чтобы весь мир горел в огне вместе с ними. И они берутся за что угодно. И будут делать ставки даже на корреляцию между фазами Луны и колебаниями курса йормландской марки и арранийского фунта. Поэтому Сигхерды наняли их. Никто лучше полуэльфов не умеет создавать управляемый хаос и обстряпывать под шумок подлые делишки. Поэтому мы нанимаем вас. — Чтобы я с ними поступил, как с бандитами? — Не совсем. Мы бы хотели направить вас на землю Уичецетлока. И уже там вы проявите себя, как проявили с помянутыми бандитами. — А полуэльфы там откуда? Шайнингласс-стрит ведь в Аррании? — Всё верно. И до них вы еще доберетесь, я вам обещаю. Но начнете с фруктов для всех. И не только с фруктов. — Фуггер наклонился вперед. — Это воистину земля войны, Анджей. Проклятая земля. За тридцать четыре года, когда мы впервые решили направить деньги в местную экономику, произошло уже... Сколько переворотов, Йохан? Двадцать шесть, или двадцать семь? — Двадцать семь. — Двадцать семь переворотов. Последний переворот стоил моему брату здоровья. Его хватил апоплексический удар от бешенства — очередной варварский князек после переворота посмел реквизировал наш банк. А садоводы из фруктов для всех держатся в земле Уичецетлока за две конкретные провинции. И восемь лет не смели сунуть носа куда-то дальше их границ. Пока Сигхерды не обратились к ним с предложением. Пока... — Фуггер перевел дух. Откинулся на спинку сиденья, схватил стоящую рядом трость. Мореный дуб, рукоять из золота, подкованный конец. Треснуло, трость распалась в ладонях Йохана на две половинки. Анджей присвистнул про себя — гном даже не сделал вид, что напрягся. — И вы, Анджей, словом и делом должны будете убедить руководство фруктовой компании отказаться от этого предложения. — советник Фуггера подал голос. — Если вы справитесь хорошо, у нас будет к вам еще одно предложение, уже о политическом руководстве закатной земли. Взамен мы обещаем удерживать цены на фрукты неизменными, в этом и в последующие годы, а также пойти на встречу движению, по многим вопросам. Это сделка, выгодная для всех. Анджей улыбнулся. Развалился в кресле, допил четвертую чашку кофе. — Картина сложилась. Но последний вопрос. Почему, собственно, я? Почему не ваши рабы, например? — Подолянский покрутил пальцем в воздухе, обозначив засевших по окрестностям сихирча. — Потому что не только вы, Анджей. И потому что нам, как и вам, нечего терять. — Фуггер отряхнул с пальцев щепки от трости, снял очки с переносицы, принялся протирать белоснежным платочком. — Мы отправили за океан несколько групп, тогда еще с заданием разобраться в местной политике и как-то повлиять — если не на руководство страны, то хотя бы на руководство нужных нам провинций. Все группы, кроме одной, благополучно сложили головы на чужбине. Вы станете очередной попыткой. Уже не упомню, какой. Мы выделим средства, выделим людей — и понадеемся, что ваши многочисленные таланты блеснут гранями и на земле войны. А нет... Что ж, мы враждуем с Сигхердами с начала времен. Жаль, что этот бой и это поле битвы останется за ними. Жаль, что платой станут жизни людских детишек, которые сгорят от тифа и чахотки. Анджей сжал кулаки. В не столь уж длинном списке людей, которых он хотел убить, только что появились два гномьих клана. И полуэльфы, поверх. Такими темпами, скоро можно будет объявлять войну всем подряд — рано или поздно каждый попадает в список. На смену злости пришла веселая ярость. — Нам очень жаль. Но не мы начали эту войну. Поэтому — что скажете, герр Анджей? Согласны сотрудничать с нами? — Гном, в противовес обычаям своего народа, встал со стула, протянул правую ладонь анархисту. Подолянский вспомнил Абелеву байку, как трепетно гномы относятся к вопросам гигиены и микробной теории. Встал со стула, собрал слюну во рту, плюнул в ладонь, впечатал её в гномову. — Согласен, герр Фуггер!
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
