Сказания земли Ингесольской

Визит к "заведующий район", чиновнику, олицетворявшему здесь управление образованием и культурой, оказался бестолковым. Он вежливо поздоровался с Иреной, вручил ей кассовый бланк, по которому, как и было оговорено, ей действительно вернули деньги за поезд и автобус, но с лица его не сходило несколько обескураженное выражение, как будто он совершенно не ожидал появления в своем кабинете этого столичного птенца, не нюхавшего деревенской жизни. Он даже попытался отговорить Ирену от Тауркана и библиотеки, и намекнул, что — если она вдруг сейчас передумает, никто не обидится. Вторым слоем за его словами так и маячило: да передумай ты, в самом деле, пока не поздно, и катись обратно в цивилизацию по добру по здорову. Но когда девушка выразила вслух недоумение и поинтересовалась, зачем же ей тогда написали: приезжай, будем рады, — и кто именно это написал? — "заведующий район" ответил: "Моя, моя подпись, все верно. Приступайте. Документы мы сами оформим, вот тут распишитесь и можете ехать в свой Тауркан". Ирена вышла от него со странным чувством. Сами звали, никто за язык не тянул, а теперь нате вам. Как будто где-то за кулисами проворачивается какая-то интрига, о которой ей никто не сообщил, а ты изволь играть тут в пьесе, Ирена Звалич, и гадать, что происходит на самом деле. Можно подумать — местная администрация проделала некие телодвижения, полагая их пустой формальностью, и неожиданно для себя вызвала материальный эффект, на который вовсе не рассчитывала.

Ну и ладно. Вот она я, материальный эффект, и я так далеко забралась, что и не подумаю теперь, когда я почти у цели, поворачивать назад. Едем.

На корме возле мотора сидел хозяин лодки, хмурый бородатый мужик, краснолицый, русый и голубоглазый, нисколько не похожий на большинство местных, и излучал раздражение. Взялся довезти и принял в уплату жирного зайца — пришлось выходить на реку, а погода противная, и переть теперь до самого Ингеролу, и неохота, и надо, раз обещал... Да тем более оннегирам. Ну их, еще накличут пакость какую на голову... Загорелось им, вишь, библиотекаря, да немедленно. Два года у них в библиотеке работать некому, а тут прикатила пигалица из несусветной дали, аж из столицы, и вези ее вот прям щас, не дожидаясь погоды. Ладно бы дождь, оно противно, конечно, но терпимо, а если поднимется ветер? Тьфу-тьфу, не накликать бы. Все знают, какие ветры дуют на оннегирских озерах.

Разумеется, ничего этого он не сказал вслух. Только смотрел угрюмо.

— Что это он, сердится? — тихо спросила Ирена у парнишки.

— Сердится, — кивнул Ерка. — И боится. Варак он.

— Кто? — удивилась Ирена. Почувствовала себя неловко: нехорошо обсуждать человека вот так. Добавила поспешно: — Ты мне сейчас не объясняй, потом расскажешь. Обидится еще.

— Объясню, — ответил Ерка. — Это надо. Но да, потом. На озере.

Замолчали.

Слева сплошной хвойный лес вдруг прервался, а лодка, приблизившись к этому просвету, замедлила ход.

— Соленга, — сказал Ерка. — Теперь по ней до Ингеролу.

Моторка вошла в приток и прибавила газу. Соленга, узкая, быстрая, прозрачная, пыталась выпихнуть лодку обратно в Солу, судно сопротивлялось и, упрямо подвывая, лезло против течения. По обоим берегам — кустарник, макающий в воду ветви, а за ним — деревья, деревья, деревья, и над головой серая полоса низкого пасмурного неба. Из-под кустов высовывались крупные замшелые валуны. Река бурлила, резко поворачивала, на поворотах хозяин правил под внешний высокий берег, подальше от внутреннего, опасаясь каменистых мелей.

Петляли довольно долго. Наконец бородач ткнул лодку в отмель и вырубил мотор. Стоило тому замолчать, и стало слышно, как говорит река. Выше по течению она просто бранилась.

— Пороги, — пояснил Ерка. — Их обойдем. Туда. — И показал рукой на широкую утоптанную тропу между камней.

Вытащили на берег сумку и рюкзак.

— Спасибо, — сказала Ирена бородатому.

— Угу, — буркнул тот, доставая из-под борта шест. Оттолкнулся с мелководья, дернул трос на моторе, двигатель взвыл. Лодка развернулась по короткой крутой дуге и моментально исчезла за поворотом. По течению куда быстрее, чем против, конечно.

Взвалили на спины поклажу.

— Тут близко, — сказал Ерка извиняющимся тоном. — Пять минут.

Оказалось все двадцать.

— —

Тропа петляла среди деревьев, огибала валуны, на некоторые взбиралась, чтобы потом скатиться с другой стороны, но в целом поднималась все выше, потом вильнула влево, к реке, и вывела пешеходов на вершину крутого скального лба. Ели и пихты тут были редки и худосочны, вниз к воде обрывался крутой каменный склон, изрезанный трещинами и испятнанный рыжим мхом. Внизу грохотала Соленга, злая, вся белая от бурунов, и над ней висела мелкая водяная пыль. Ирена замедлила шаг, потом и вовсе остановилась, глядя вниз.

— Ого, — сказала она с уважением, — ничего себе...

— Порог, — пожал плечами Ерка. — Пойдем, Ирена Звалич. Смотри, там блестит. Это Ингеролу.

Тропа, все так же изгибаясь и карабкаясь по камням, теперь неуклонно стремилась вниз и выкатилась, наконец, к болотистому озерному берегу, поросшему осокой и местной разновидностью камыша. Шум порога остался позади, здесь царил шорох травы и тихий плеск. Со стороны открытой воды на берег набежал ветер, зашуршали ветви в лесу.

На границе леса и болота стоял одиноко бревенчатый дом, непривычно высокий, окруженный плотным частоколом из ошкуренного горбыля. По болотине в сторону дома вела почти что мостовая — в три доски шириной. А от калитки далеко в озеро протянулись деревянные мостки. Доски под ногами прогибались, хлюпая, и на каждом шагу к самым подошвам выплескивалась клякса черной жидкой грязи.

У калитки Ерка остановился и крикнул:

— Дядь Карич, ты дома? Эй! Это Теверен!

Залаяла собака.

— Цыть, Угуй, — послышался со двора женский голос. — Заходи, Теверен.

— Орей, Нали, — сказал Ерка, толкнув калитку. — Я вам пирожков привез от Аглаи. А дядька Карич надолго ушел? Нам в Тауркан надо.

— Орей, Теверен, — ответила хозяйка. — Карич пошел силки проверять, не скоро будет. Погодишь чуток — сама отвезу.

Ирена шагнула во двор вслед за мальчиком. Старая женщина в выцветших до бледной синевы спортивных штанах и клетчатой рубахе с закатанными рукавами сидела на низкой скамейке и чистила рыбу. Взблескивал длинный острый нож, прямо на землю летела крупная серая чешуя.

— Здравствуйте, — сказала девушка.

Нож остановился, старуха подняла голову. Со скуластого смуглого лица глянули светло-голубые глаза.

— Здравствуй. Ааа, это ты, значит, из столицы? Дите, как есть дите. Теверен, не стой, положи пирожки в доме. Доскребу вот малёжку и поедем. — Кивнула на скамью рядом с собой: — Садись, девочка, в ногах правды нет.

Ирена послушно присела на скамейку, гадая про себя, сколько чешуи соберет на джинсы. Нож снова замелькал, шваркая по рыбьей шкуре — от хвоста к голове. Уршш, уршш...

Подошел рыжий с белым Угуй, шумно принюхался, вильнул круто завернутым в баранку хвостом. Повел носом в сторону рыбы. Хозяйка, ни на мгновение не останавливаясь, пригрозила: "Куда? Я тебе!" — пес смущенно потупился и отошел.

Последняя рыбина плюхнулась в таз с водой. Старуха поднялась, распрямила спину. Подхватила таз и ушла в дом. Заскрипели ступени высоченного крыльца — сруб был поднят над землей на добрых полтора метра. Пес воровато оглянулся вслед Нали и подбежал к рассыпанной чешуе, разочарованно фыркнул — ничего интересного не нашлось, — уселся и лениво почесал за ухом.

Хозяйка вернулась с жестяной миской в руке, поставила ее возле крыльца. Угуй немедленно рванул туда. Рыбьи потроха, — поняла Ирена.

Чешую Нали замела в совок и высыпала в ржавую железную бочку у забора.

— Сейчас, переоденусь — и поедем.

— —

Снова моторка, снова вещи на носу, Ирена с Еркой — на банке, только лодка рассекает воды широкого озера, а на корме сидит старая Нали в черных брюках и водолазке. На ногах у нее высокие болотные сапоги, на голове — кепка с козырьком.

Пересекли Ингеролу, миновали узкую недлинную протоку — и вышли в Ингелиме. Тоже здоровенное озеро, вытянуто с севера на юг. Отошли от протоки на открытую воду — задул в спину несильный, но упорный ветер, поднялась волна. Моторка ритмично зашлепала по ней пузом. Миновали лесистый мыс, об оконечность которого бился прибой, свернули вправо — и в глубине широкой бухты из-за небольшого поросшего деревьями острова выглянул поселок.

— Тауркан, — сказал Ерка.

Скопление домов между водой и лесом. Бревенчатые срубы приподняты над землей, как и дом Нали, — чтобы не заливало, почвы сырые, а озеро время от времени выходит из берегов. Вокруг домов высокие плотные заборы. Несколько черных от старости электрических столбов, один покосился. Стайка птиц на проводах. Деревянный причал, у него качаются лодки. На берегу еще несколько — вверх днищами. Сушатся сети. На мостках две женщины полощут белье.

Мимо правого борта проплыл остров. С подветренной стороны, наполовину вытащенная из воды, чернела деревянная лодка. Ирена дернула Ерку за рукав:

— Там тоже живут?

— Где?.. а, так это Чигир. Шаман-камень. Шаман и живет.

— Один?

— Конечно... Смотри, вооон тот дом — мой. А вон там — школа и твоя библиотека. Видишь?

Но с воды трудно было понять, куда именно он показывает.

Моторка подошла к причалу плавно и точно.

— —

"Здравствуй, мама!

Пишу тебе не сразу, как приехала, но почти. Живу в Тауркане уже неделю, осваиваюсь. Правда, пока письмо до тебя дойдет, я уже, наверное, освоюсь. Письма отправляют, когда накопятся, чтобы не возить в Нижнесольск по одному конверту. Или еще вертолет прилетает, заодно забирает почту, но пока его не было. Прилетит, говорят, недели через две.

Тут хорошо. Поселили меня пока у одной местной женщины, ее зовут Веильчи, а я называю Хеленой. Она вдова. У нее есть взрослая дочь, замужем, живет отдельно, и внуков трое, маленькие еще. Есть еще сын, но он уехал из Тауркана и в поселке давно не появляется. Вообще-то при библиотеке предусмотрена жилая комната, но пока там не очень уютно. Вот мне поправят печку, тогда туда перееду.

Папа переживал насчет горячей воды — это ничего. Ставишь большую кастрюлю на печку, вот тебе и горячая вода. Мне больше всего не хватает стиральной машинки, я тут джинсы стирала, аж спина заболела — они очень тяжелые, когда мокрые. Зато воду берем из родника, чистая, вкусная, в Осмераде такую покупают в бутылках в супермаркете, и то вкус хуже.

Дрова колоть меня уже научили. Ничего сложного. Вот с печкой я еще не очень управляюсь, но скоро и это освою.

В библиотеке дел невпроворот. Тут настоящего библиотекаря два года не было, фонды в беспорядке, формуляры заново писать, некоторые книжки в ужасном состоянии, придется переплетать, а кое-что и вовсе списывать. И беда с мышами. Я уже попросила местных что-нибудь придумать. Лучше всего, конечно, было бы завести кошку, но это когда я перееду в свою комнату при библиотеке. Чтобы зверю было не скучно.

Кошки тут совсем не такие, как дома, крупные, пятнистые, круглоухие, очень серьезные. Хищники, а не пусечки. Наши балованные городские бежали бы в ужасе. Вот такую кису и я заведу. Только обживусь немножко.

Тут есть магазин, и я уже купила себе резиновые сапоги, без них никак. В поселке-то ладно, тут дощатые тротуары везде, а в лесу сыро, и у озера тоже.

Оннегиры доброжелательные, во всем помогают, все объясняют. Все говорят по-нашему, а свой собственный язык почти не знают, только несколько стариков разговаривают на оннетай. Нас учили, что народ жив, пока жив его язык, но тут, похоже, не совсем так: язык исчезает, а народ никуда исчезать не собирается. Хотя их мало, оннегиров. Собственно, вот только тут, в Ингесолье, они и живут.

Я уже со всеми, кажется, в поселке знакома. А с Велке и Еркой дружу. Велке — учительница в школе, тут учат до пятого класса, потом школьников отправляют в интернат в Нижнесольск. Учителей двое, еще Велкин муж, но он сейчас, пока каникулы, уехал к родственникам в Усть-Илет. А Ерка — такой мальчик, ему четырнадцать лет. Осенью ему в интернат, буду по нему скучать.

Мы ходили в лес, Велке мне показывали, какие тут ягоды и грибы. Бруснику и клюкву ты знаешь. В июле бывает земляника, но сейчас, конечно, уже нету. А еще здесь растет малина и смородина, дикие, их уже мало, осыпаются. Переспели. На болоте водится сизень и вакча, у нас таких ягод нет. Сизень черная и кислая, вакча красная и сладкая. Довольно вкусные, но необычные. Из них варят варенье и делают начинку для пирогов.

Не знаю, что еще тебе написать. Соображу — напишу.

У меня все хорошо, я здорова, не волнуйся за меня.

До свидания.

Ирена"

— —

Первое, что сделала Ирена, осмотрев поле деятельности и оценив масштабы бедствий — вывесила на дверях библиотеки два объявления. Первое сообщало: "Библиотека работает ежедневно, кроме воскресенья и понедельника, с 12 до 19 часов". Второе призывало добровольных помощников — инвентаризация обещала быть долгой.

Библиотеку в Тауркане создали около сорока лет назад. Тогдашнее правительство приняло целый пакет законов, направленных на развитие села, и был там пункт насчет культуры. Местные власти по всей стране озаботились сельскими клубами и библиотеками, не стал исключением и Тиверейский край. Тауркану, где тогда жили шесть с половиной сотен оннегиров, полагались и библиотека, и клуб. Но с клубом возникли сложности, за давностью никто уже не помнит, какие. А книги прибыли вертолетом, пять больших ящиков, и еще несколько раз прибывали — в течение следующих двадцати лет. С каждым разом ящики становились все меньше и меньше. Наверху потеряли интерес к глухим углам, у местной администрации и без культуры хватало забот, — так что о сельских библиотеках в Тиверейском крае забыли. Работники растворились в окружающей среде, книги рассосались в пространстве. И только в Тауркане да еще в Ольегуре, — Ирена так и не нашла этот самый Ольегур на карте, — библиотеки продолжали существование. Книги стояли на полках, рыбаки и охотники время от времени поднимались, бухая сапогами, на высокое крыльцо, вежливо стучали в дверь и спрашивали, нет ли чего почитать. Не говоря уж о детях. Эти заскакивали после школы, болтали не закрывая рта, советовались по тысяче вопросов, делились впечатлениями о прочитанном, брали то книжки о приключениях, то по списку — школьная программа не дремала. Даже последние два года перед Ирениным приездом книги выдавались на руки и исправно возвращались на полки в высокой деревянной избе, окруженной плотным забором, как все оннегирские избы. Круговорот книг в Тауркане замедлился, но не прекратился — стараниями Велке. Конечно, главной ее заботой была все-таки школа, и постепенно накапливался беспорядок. Что-то вернулось в ненадлежащем виде. Что-то сунули по ошибке не на ту полку. А что-то и вовсе не вернулось, а по документам числится вернувшимся.

Вот с этим и приходилось для начала разбираться.

С первого дня стали заглядывать сельчане — пока в основном из любопытства, всем же хочется рассмотреть поближе новое лицо, задать пару вопросов, сделать выводы — долго ли тут выдержит это заезжее чудо, приживется ли, и надо ли вообще, чтобы приживалось? Но заодно, уж раз зашли, и почитать что-нибудь брали. Вроде как — мы тут не на тебя глазеть пришли, Ирена Звалич, мы хотим книжки читать. Интересно, сколько книг вернутся, так ни разу и не раскрытые, — подумала Ирена.