Советский спорт.

В начале февраля в моторный отдел промышленного управления ГЭУ НКВД передали дело Чаромского. Суть его состояла в том, что в Крыму, во время учебного полёта столкнулись два новейших советских морских истребителя И-18 с двигателями этого конструктора. Машины были потеряны, но лётчики выжили и обвинили в случившемся именно двигателистов. Чтобы разобраться в вопросе, я затребовал дополнительную информацию по самолётам, но, очевидно, без допроса свидетелей обойтись было никак нельзя и я, взяв с собой сержанта госбезопасности Сафонова, вылетел в Евпаторию.

Летели спецрейсом, на наркоматовском АИР-5, с промежуточными посадками, что избавило нас от хлопот с гостиницей, так как, приземлившись на аэродроме Евпаторийского авиагарнизона, мы сразу попали в объятия местного особиста, который взяв на себя заботу о нашем размещении, поселил нас в комнате для политзанятий рядового состава прямо в казарме. В тесноте, да не в обиде. Зато к работе близко и сейф для документов имеется. Весь остаток вечера, захватив ещё и полночи, я с ними-то и знакомился.

Судя по технической документации, истребители И-17 и И-18 являлись переделкой под дизель жидкостного охлаждения бензиновых И-15 и И-16, но эта переделка оказалась столь глубокой, что пришлось давать отдельное название. Технология изготовления самолётов осталась прежней, а вот обводы фюзеляжа, при оставшемся почти неизменным крыле, похудели.

Биплан И-17 не оправдал надежд морских лётчиков в отношении дальности, так как имел запас топлива, как и его бензиновый прародитель, 150 килограмм, что обеспечивало всего 40 минут полёта на полной мощности двигателя и около часа пятнадцати на крейсерской 75-процентной. Серия из двенадцати машин, выпущенная для войсковых испытаний, стала первой и последней, а единственная поставленная в строй 29-я эскадрилья базировалась здесь же в Евпатории.

И-18, "худой" моноплан, напротив, с запасом топлива в 360 литров мог на полной скорости, достигавшей 520 км/ч, лететь целых полтора часа, а его перегоночная дальность достигала тысячи восьмисот километров при скорости 300 км/ч. Вооружение истребителя составляли три пулемёта ШКАС. С перспективой замены одного из них, установленного в развале цилиндров и стреляющего через полый вал редуктора, на крупнокалиберный пулемёт или пушку. Понятно, что самолёт с такими характеристиками сразу же после первого удачного испытательного полёта засекретили.

Что же касается других участников этого дела, то командир звена старший лейтенант Губанов и лётчик лейтенант Авдеев имели достаточный налёт, явно не новички в небе. Первый стал на крыло в 29-м и успел много где послужить, в том числе и инструктором в Каче. Второй в небе с лета 32-го, но успел налетать уже под 500 часов. Остальное, происхождение, образование, я счёл пока не важным и завалился спать.

С утра, отправив Сафонова к технарям 24-й отдельной истребительной эскадрильи ВВС ЧФ с целью сбора информации по поломкам и рекламациям на двигатели, вызвал к себе свидетелей, по одному. Начать я решил с младшего по званию Авдеева.

— Здравия желаю, товарищ капитан госбезопасности! По вашему приказанию прибыл! — войдя, вытянулся передо мной дюжий молодец. Красавец мужчина, аж завидки берут, девки, наверное, когда он мимо проходит, как подкошенные падают.

— Вольно, садитесь. Авдеев Михаил Васильевич?

— Так точно.

— Как давно летаете?

— С весны тридцать первого. Аэроклуб, Ленинградская лётно-теоретическая школа, Ворошиловградская школа военных лётчиков, а потом 24-я истребительная эскадрилья Черноморского флота.

— Да-да, налёт хороший, лётчик опытный... На каких типах самолётов летали?

— У-2, АИР, Сталь-2, УТ, Р-5, И-5, с августа на И-16 нас переучивать стали, но потом посадили на И-18.

— Получается, вы пилотировали самолёты и с дизелями, и с бензиновыми моторами?

— Так точно!

— На И-18 давно летаете?

— С начала ноября прошлого года. Нам в Москве истребители, как подарок к седьмому ноября передали и мы их перегнали сюда.

— Что, прям так сели в незнакомый самолёт и отправились за тысячу километров?

— Лётчики в эскадрилье опытные. К тому же, ещё перед отправкой нас предупредили, что И-18 от И-16 по пилотажным свойствам не отличается. Да и видели мы этот И-18 раньше, когда его тут испытывали. И с лётчиками говорили, что на нём тогда летали. Про Чкалова слыхали?

— Вам есть что скрывать?

— Нет! Почему вы подумали? — мой вопрос явно застал Авдеева врасплох.

— Зачем же вы тогда пытаетесь меня запутать, задавая посторонние вопросы?

— Я вовсе не хотел...

— Вернёмся к тому, на чём остановились, — не стал я больше стращать летуна сверх необходимого и сосредоточился на деле. — Значит, И-18 от И-16, на которых вас готовили до этого, по пилотажным свойствам не отличается?

— Вообще-то отличается немного.

— Чем?

— У него будто нос тяжелее, поэтому продольная устойчивость лучше, ручку от себя постоянно толкать не надо. Вообще говоря, можно её и вовсе отпустить, машина всё равно прямо дальше пойдёт. Как нам объясняли потом, это специально сделано, чтобы в дальних перелётах пилот не уставал. Зато и в фигуру И-18 чуть-чуть позже уходит, чем 16-й. По поперечной устойчивости равноценны. Одинаково легко перекладываются с крыла на крыло. И, конечно, скорость! У И-18, при более мощном на 100 л.с. двигателе, диаметр "лба" фюзеляжа всего метр, а у И-16 почти полтора. Правда, у морского истребителя кабина значительно теснее, неудобно. А скорость не во всех случаях хороша. И-18 горку делает лучше, а вот пикировать на нём опасно, падает как камень. Мы одну машину так потеряли, лётчик лейтенант Любимов, ваш однофамилец, спасся. Сказал, что видел, как полотно сначала с элеронов сорвало, а потом с верхней поверхности крыла просто отсосало воздухом от нервюр и в клочья! Повезло, что выпрыгнуть успел.

— Значит, всего эскадрилья потеряла три машины?

— Четыре, ещё у одной нога при посадке подломилась, но её можно восстановить.

— Сколько истребителей всего было получено эскадрильей?

— Двенадцать.

— Что можете сказать про двигатель самолёта.

— Что сказать, одно слово, дизель! Мощный, причём с высотой эта мощность хорошо сохраняется от земли до потолка, потери незначительны и совсем не ощущаются. Но раскочегарить его на полную — сущая морока. Поначалу бодро раскручивается, но чем выше обороты, тем медленнее он их набирает. А тут ещё один рычаг управления шагом винта поставили. Приходится следить, чтоб мотор не перекручивало, чтоб шаг и газ соответствовали режиму полёта. Это сущая морока для лётчика. То ли дело И-16, двинул сектор газа вперёд и машина отзывается. Просто и удобно.

— Это вы И-18 и И-16 сравниваете?

— Выходит так, — согласился Авдеев, — но и другие наши истребители с бензиновыми моторами тоже резво на дачу газа реагируют, хоть И-5, хоть И-15.

— На и И-15 вы тоже летали?

— Нет, но слышал о нём от заслуживающих доверия лётчиков.

— Хорошо, опишите мне тот полёт, в котором произошла авария.

— Да что описывать? Вылетели первый раз звеном...

— А до этого?

— А до этого осваивали машину индивидуально, в одиночных полётах.

— Сколько часов налетали на И-18?

— Двадцать два.

— Что входило в программу индивидуальной подготовки.

— Ну, в зачёт полёта по кругу нам перелёт посчитали, а в остальном, отработка взлётов и посадок, выполнение фигур высшего пилотажа. Кроме длительного пикирования после того случая. Стрельба по конусу в полёте по прямой.

— Скажите, а первый раз вылетали звеном именно вы, или вообще это был первый такой полёт для эскадрильи?

— Должен был комэск лететь своей тройкой первым в эскадрилье, но он заболел и назначили следующую по подготовке тройку. Комэск с земли наблюдал и командовал.

— Вы поддерживали радиосвязь с землёй?

— Да.

— А между машинами?

— Так мы все на одной волне. Можем и слушать и говорить.

— Вернёмся к полёту, продолжайте рассказ.

— Вылетели звеном, погода хорошая, солнечная, видимость отличная. Взлетали по одному. Старший лейтенант Губанов встал в круг над аэродромом на малой скорости и высоте 2 километра, мы с лейтенантом Нихаминым к нему потихоньку пристроились. Потом по прямой пошли в зону с набором максимальной скорости...

— Задание какое было?

— Полёт в составе звена по кругу.

— Продолжайте.

— На максимальной скорости вошли в зону и старший лейтенант Губанов, по команде с земли, начал левый поворот. Я шёл слева по малому радиусу и мне пришлось прибрать газ, чтоб не обогнать командира. Нихамин справа по большому радиусу отстал. Когда вышли на прямую, я хотел дать газ, но перепутал рычаги, они рядом в кабине и прибавил шаг, дизель из-за этого еле раскручивался и я отстал, а Нихамин меня обогнал. С земли от комэска мы получили справедливое замечание за то, что растянули строй. Командир прибрал газ и мы снова к нему пристроились. Перед очередным поворотом мы снова набрали максимальную скорость. Губанов начал второй левый поворот. Нихамин опять отстал в вираже. Я в этот раз решил газ не прибирать, а чтоб не въехать в командира, пошёл по большему радиусу, но не в плоскости строя звена, иначе бы я врезался в Нихамина, а ушёл под неё. Получилось, что я ниже командира. Смотрю, я его догоняю, дёрнулся к сектору газа, посмотрев специально, чтоб не запутаться, поднимаю глаза, а передо мной бок командирской машины!

— И? — "пришпорил" я замолчавшего от вновь переживаемых впечатлений лейтенанта.

— Ударил его правой плоскостью в фюзеляж между хвостом и кабиной. А потом всё завертелось и я даже сейчас сообразить не могу, сам я выпрыгнул или меня выбросило из самолёта. В себя пришёл, когда уже на стропах под куполом висел.

— Какая же у вас дистанция в строю между машинами была, коли такое произошло?

— Как в уставе написано, максимально тесный строй, дистанция 10 метров.

Примерно в таком же русле протекала и беседа со старшим лейтенантом Губановым, один взгляд на шевелюру которого вызывал ассоциации с Индией.

— Над аэродромом собрал звено и мы пошли в зону. Набрали максимальную скорость и стали выполнять левый поворот. Оба ведомых в вираже отстали. Собрал их и повторил маневр. Учтя ошибку, я в вираже чуть прибрал газ. Смотрю в зеркало, Архипов на месте, а Авдеев пропал! Я подумал, что с ним что-то случилось и прервал выполнение фигуры, пошёл по прямой, и тут мне позади кабины как вдарит! Самолёт крутануло и у него оторвался хвост, я выпрыгнул.

— Вы лейтенанту Авдееву какие-нибудь команды по радио подавали?

— Да я только собрался его вызвать, а он в меня уже врубился! Всё в один момент произошло!

— И вы полагаете, что в происшествии виноват дизель конструктора Чаромского?

— Конечно, мы потом когда всё разбирали, поняли, что если б не неважная приемистость дизеля, ничего бы и не было! Из-за этого же невозможно маневрировать тягой при полёте в строю!

— Хорошо, вы свободны.

Следующим ко мне на расправу попал лейтенант Любимов, который полностью подтвердил слова Авдеева относительно опасности пикирования и поддежал Губанова по вопросу мотора. Потом, после того, как сержант госбезопасности Сафонов принёс сведения из 80-го авиапарка, обслуживающего 24-ю эскадрилью, очередь дошла до комэска капитана Шарапова.

— Товарищ капитан, расскажите пожалуйста, в каком строю эскадрилья совершала перелёт из Москвы в Севастополь.

— Мы шли двумя колоннами за лидером ТБ-3 с повышенными интервалами, чтобы было можно свободно маневрировать в случае чего.

— В день аварии со столкновением двух И-18 вы были больны?

— Да.

— И, тем не менее, были достаточно здоровы, чтобы руководить полётами?

— Да, — прямо таки выдавил из себя комэск будто через силу.

— Чем болели?

— Головная боль одолела товарищ капитан государственной безопасности.

— Документами это можно подтвердить?

— Наш фельдшер может выписать вам справку, если нужно.

— Значит, документов о вашей болезни, датированных днём аварии нет?

— Ну, нет. Какое это имеет значение?

— Выходит, вы, под надуманным предлогом отказались от важнейшего полёта, отправив неопытных лётчиков, недостаточно освоившихся с управлением И-18?

— Что вы здесь тень на плетень наводите? Какой там надуманный предлог? — комэск явно вёл себя вызывающе. — Да день рождения у жены был накануне, что тут непонятного? А лётчики как лётчики, не меньше и не больше моего на новом истребителе, будь он не ладен, налетали.

— Хорошо, что вы не скрываете правду, до которой мы всё равно докопались бы.

— Делать вам нечего...

— "С моих слов записано верно", распишитесь, — сунул я комэску очередной протокол допроса, — У вас запланированы какие-либо полёты на сегодня?

— Любимов и Зайцев должны лететь со "Звеном" на новых машинах.

— Отмените и постройте эскадрилью через десять минут.

— То есть, как отменить?

— Выполняйте приказ! — повысил я голос впервые за всё время общения с летунами.

— Я буду вынужден информировать командование!

— Минута уже прошла...

Шарапов демонстративно неторопливо вышел из кабинета, но к назначенному сроку эскадрилью на краю аэродрома построил.

— Равняйсь! Смирно! Товарищ капитан государственной безопасности, вторая истребительная эскадрилья ВВС ЧФ по вашему приказу построена!

— Граждане лётчики, — моё обращение и то, что команды "вольно" не последовало, на минуту заморозило строй, а больше говорить я и не собирался. — Вы все подписали коллективное заявление насчёт вредительской деятельности конструктора Чаромского, поставляющего заведомо негодные моторы истребительной авиации РККФ. В ходе проверки выявлено, что моторы поломок не имели и выдавали все заявленные в техническом описании характеристики, нареканий на их работу с вашей стороны не зафиксировано. Тем не менее, из-за низкой дисциплины, незнания и игнорирования особенностей машины, неумения ей управлять, было потеряно четыре самолёта из двенадцати. Треть всего наличного состава. Эту неприглядную картину вы решили прикрыть ложным доносом, свалив все беды с больной головы на здоровую. Учитывая эти обстоятельства, вы из статуса свидетелей переходите в статус подозреваемых. Вы арестованы. Сдайте оружие сержанту госбезопасности Сафонову и следуйте за ним на гауптвахту.

Шеренга лётчиков загудела и сломалась.

— Стоять! — я был готов к такому повороту событий, поэтому переложил свой ТТ в сделанную по моему заказу специальную кобуру с металлической вставкой внутри, которая позволяла двумя движениями сначала вниз, а потом вверх, передёрнуть затвор и тут же моментально извлечь пистолет. Чтобы эта часть моей амуниции не бросалась в глаза, я не стал одеваться, благо было относительно тепло, а просто накинул шинель на плечи.

— В случае неповиновения или оказания сопротивления буду стрелять! Быстро, но метко! Летать после этого уже не сможете, но в тюрьме сидеть простреленные колени не помешают!

Сафонов увёл лётчиков, а спустя пятнадцать минут ко мне в кабинет ворвался особист авиагарнизона капитан-лейтенант Буряк.