Хз - характер землянина

— Саидка, ты ходячий труп или лежачий? — уточнила я вслух.

— Хромоходячий.

— А плаваешь как лом или как Буратино?

Судя по тишине под черепом, телепат задумался и ушел в себя. Гос-споди, прими благодарность от Симы за то, что она, то есть я, не телепат! Это же кромешный ужас: все про всех знать. Еще того гаже: знать, что каждый о тебе думает и чего от тебя ждет.

По большей части телепаты ломаются и уходят в изоляцию с последующим отказом от таланта, который именуют проклятием. По меньшей делаются циничными ублюдками, такими опасными, что их принудительно изолируют и лишают дара. Редкие исключения либо бездари, либо служат в очень секретных структурах. И все воспитываются с младенчества, чтобы принять себя и не свихнуться... Только Саид живет, как человек. Не знаю, как он умудряется игнорировать мнения, пожелания и прочую бессознательную пену. У телепатов нет друзей. Но это тоже не про Саида.

— Симочка, не надо меня в рамку, — взмолился несчастный. Опомнился и добавил вслух по существу: — Как топор плаваю.

Отловил в моей голове, что топор состоит из деревяшки и железяки, решил пошутить. Ха. Не смешно, на логике вообще не слепить хорошей шутки. Топоры в фольклоре гордо плывут только от села Кукуево... все остальные ржавеют на дне. Прочел, застонал. Жалобно так, я враз перестала ерничать. Мирно села, благостно улыбнулась морфу. Гав рад видеть меня. И, если честно, за год именно о нем я чаще всего думала. Мне не хватало морфа. Спине без него холодно, а душе... сухо.

Занятая мыслями, я вяло переводила взгляд туда-сюда, обзирая помещение. Вот Бмыг, большой и вдобавок надутый от гордости. Еще бы, у него самая красивая жена на весь пырский сектор пространства. Заодно она единственный общепризнанный искусствовед расы, к которой принадлежит формально, зато охотно... Минувший год Гюль провела в трудах. Вся в них закопалась, умудрившись в итоге отрыть для большого универсума и презентовать с должной помпой официальный каталог по истории и трендам эмо-искусства. Прежде ни у кого не получалось каталогизировать работы пыров. Потому что творцы, даже самые чахлые, имеют живучесть свыше тридцати пяти по осредненной шкале. Боевая подготовка у пыров обязательная, как у нас дома — среднее образование. Только преподают куда усерднее. Ну а нервы... Творцы все несколько взрывоопасны, если их критиковать. Так что пыров обычно стараются не замечать издали, вы ведь тоже не ляжете добровольно на пути бульдозера... если вы разумны и не стремитесь ощутить во полноте муки совести — ну, материализованные, в виде тяжких телесных, ага.

Взгляд уткнулся в Гюль.

— А-ах, — пискнула я.

Драгоценная жена Бмыга лучилась несуетливой гордостью состоявшегося семейного счастья. Но это ожидаемо. Она сидела в кресле, а рядом плавало на уровне плеча нечто... шарообразное, темное и связанное с Гюль. Оно — я икнула и насторожилась — смотрело. Осознанно. По спине пробежал холодок. Я привыкла к странностям универсума, где надо иметь очень широкие взгляды, чтобы допустить все, что тут есть и что земная наука сочла бы ересью, достойной костра современной инквизиции. Но иногда проявлять широту взглядов сложно. Как теперь. Шар неживой, по виду — прямо железный, что ли... А внутри он живет.

— Говорят, будет мальчик, — зарозовела Гюль, смаргивая слезинку смущения. — Я летала в сектор ИА. Кит посмотрел и сказал: удачно.

Вообще-то она все уши мне прожужжала планами расширения семьи. И говорила долю цикла назад про внематочную беременность. Ну, я вежливо промолчала, сочувствуя от всей души. Она заложила меж бровей морщинку удивления и прервала разговор. Оказывается, мы друг друга ну совсем не поняли... Это надо было поздравлять?

— Вырастет из шара пыр, — сообщила я себе самой, сборов икоту. — Если мать его упыр... тфу ты, упрется... хотя ты, Гюль, прежде упираться не умела. Молодец.

— Симка, она рыдала две ночи, — хриплым шепотом сдал сестру Саид. — Сказала: ты не рада. Ты — важный ей человек. А уточнить прочтенную с мозга реакцию не фэн-шуй. Я хотел сам звякнуть тебе, но мне запретили, настрого. Гулька жаждала страдать одиноко. У меня с Бмыгом в спарринге счет два-пять в его пользу, я решил не усугублять.

Сказанное исчерпало силы Саида, он снова стал бел, как гипс. Прикрыл глаза, часто дыша и старясь не быть жалким. Только чего уж, и так ясно: накрылись мои глупые идеи пляжного отдыха. Саиду надо лечиться. А мне — исполнять предписанные Рыгом тренировки. И учить законы габ-службы, причем с развернутыми комментариями.

"К расам особо высоких классов опасности неприменимы базовые законы. Однако в современном универсуме не распространены псевдоразумные подтипов "юсс" и "рууф". Неверная классификация с завышением опасности полностью находится в ответственности служащих с показателем атипичности от пятнадцати и выше, и ведет к их разжалованию".

Это про меня. У меня жутко высокая атипичность. Но пока что я никого не классифицировала, как полных уродов-приспособленцев юсс или неуничтожимое почти ничем чудище рууф, жаждущее заполонить и поработить универсум. Я не верю в страшные сказки, где злодеи беспричинно злы. Но буду зубрить правила.

Саид отдышался и подмигнул мне. Бодрится. Мысленно просит не уходить и не бросать его, ослабленного, на растерзание местных красоток. Ха. Сима в роли мымры, красотки в роли злобной расы юсс, мечтающей влезть в мозг очаровательного телепата и этот мозг отключить... чтобы неограниченно пользоваться всем остальным Саидом.

— Тебе дали пять дней отсрочки в стажировке на габрехта, — сообщил Бмыг. — Перелет сожрал полтора, столько же уйдет на возвращение. Двое суток проведешь на Багрифе. Силовые тренировки по просьбе Рыга я беру под контроль. Через две доли суток жду на пляже. Тебя проводят. И знаешь... там мягкий песочек, да.

Прорычал и удалился, бережно обнимая за талию жену и поглаживая летящий между будущими родителями шар с будущим сыном. Телепатом, как и Гюль, я уверена. И, надеюсь, таким же упертым пыром, как папаша Бмыг. О, мои синяки неполученные, я уже ощущаю вас... И пусть. Будь, что будет.

Я села в кресло и стала молча зубрить, вздыхая и почесывая голову: от внедрения знаний мозг зудит. Саид притих, впал в полудрему, но я точно знаю, он просматривает инструкции и деликатно не мешает. Не виноват ведь он, что видит меня насквозь. Это надо принять один раз и больше не париться с глупостями типа: "Ах, я голая. Ах, он все прочтет, даже то, что я сама о себе не знаю". Зато склероз не страшен, если рядом Саидка.

"На этапе стажировки сотрудника применение им средств, не предусмотренных рангом и статусом, возможно при осознанном произнесении вслух и под запись намерения превысить полномочий и быть готовым понести ответственность. Примечание: в практике габ-службы крайне редки подобные инциденты. Стоит помнить, что, как показывает расследование, лишь в одном случае из ста желание использовать сильные средства не является паникой или ошибкой идентификации ситуации со стороны сотрудника."

Вот бред. Зачем хватать оружие и орать: "я хочу быть уволенной"? Я вообще не желаю носить оружие и тем более не готова калечить разумных, псевдоразумных и совсем безумных. Сима очень мирная. Сима хочет понижения статуса и ныряния в теплое море без зубрежки и айсберга на горизонте — ну, неотвратимо грядущего экзамена, мрачно сопящего Бмыга, прорицания лиственной цыганки...

— Я могу спросить?

Пришлось кивнуть. Почему-то мне кажется, я знаю вопрос. Саид промолчал. Я обернулась, поймала его взгляд и разобрала кивок. Не виноват ведь он, что читает. И что я ему все еще нравлюсь, хотя прошел год и мог бы уже повзрослеть, я не героиня его романа. Вот чую, что именно так и есть. Я все еще помню взгляд Тая и узнаю его каждый раз, независимо от внешности и расы, напяленных на нелюдя. Я вдалбливаю себе в мозг снова и снова, что он именно нелюдь и даже габариус Чаппа ближе мне по генетике и прочему, чем этот... никто не знает, кто. Но я узнаю его и мозг мой отключается. Остается лишь горечь. Каждый раз — горечь. Не знаю, почему.

— Тай... — Саид нехотя выговорил имя многоликого нелюдя, с которым я знакома с первого дня в универсуме. — Это для тебя серьёзно?

Смешнее всего то, что ответ вслух не требуется. И вовсе уж надорвать живот можно: я настоящего полного ответа, считанного с меня же, не узнаю! Саид вмиг все просек, кивнул — мол, прости, сам знаю, что не стоило спрашивать, молчу и впредь буду паинька.

— А мне сказать, о чем я думаю и не думаю? — оживилась я, надеясь на глубокий анализ той горечь, которую сама не способна разложить на составляющие.

— Разве твое поведение зависит от того, что я скажу? И разве стоит тонкие темы искажать словесными ответами, ужасающе примитивными, — поморщился Саид. Грустно вздохнул. — Сима, я бы не полез в это... личное. Но мне чудится в темной области памяти угроза. Большая. Никому и никогда не позволяй читать глубоко о нем. О вас. То, что есть в твоей памяти, содержит... скрытый код. Для тебя он может быть убийственным. Буквально. Уточнять не стану, так лучше. Кажется.

— Все что угодно можно считать, если упереться, — отмахнулась я. — А что там за западня?

— Детали значимого ювелирно огорожены... им. Без твоего согласия не прочтется никем, — уточнил Саид. — Даже телепатом с потенциалом развития до полноценного доу, который в нынешнем универсуме вроде бы у людей один... в уме. И он в этой комнате. И будет молчать о своих догадках.

Я открыла рот, чтобы пробубнить возражения — и смолчала. В душе нечто шевельнулось, обозначая: Сима, увянь, сверни тему. Так надо, Саид прав.

— Сима, помоги с настройкой кресла, — попросил Саид. Посмотрел на меня заискивающе. — Сима, один я тут не останусь. Жизнь жестока, влюбленность — штука многоугольная и колючая.

— Депилируют под кеглю, раздерут на лоскуты, — заржала я. Веселость нахлынула и сбежала, как шальная волна с нагретого камня. Не знаю, что во мне сработало, но я вдруг повернулась к двери и громко, нарочито внятно сказала: — А ты будешь меня любить, если коленки сделаю назад, как тебе нравится?

— Уймись, — шепотом взмолился Саид и покраснел.

Бедняга неприлично, противоестественно красив. А красота, как я думаю, штука волшебная и сугубо атипичная. Можно быть лохматым выродком с клыками или бурой макарониной без мышц. Отвратительно? Сто тыщ раз да, а сто тыщ первый — нет! Почему приключается сбой всеобщей оценки с "дрянь" на "божественно", ответа не даст ни телепат, ни ученый, ни интриган тэй... Но магия вершится для кого-то одного, и магия перенастраивая слух, зрение, логику существ, окружающих избранного. И вот уже зеленеющую жабину на полтонны целуют, не мечтая превратить в принца. Скорее желают сами сделаться — гармоничным жабьим подобием.

Саидка не жаба. Ему еще хуже, он симпатяга, сверх того наделенный выдуманной мною магией красоты. Словно перечисленного мало, за год он — клон ускоренного взращивания — развернулся из щупловатого пацана в полноценного мужчину. Он плечист, мускулист и от него прямо искрит таинственностью... Телепат, великолепный пилот, представитель загадочной расы улучшенных людей — он сам не знает толком, кто они с Гюль? Клонирование с вмешательством в геном повторялось много раз, корни этого безобразия покрыты плотным дерном забвения и лжи. Зато плоды чертовски аппетитны и на виду. Едва я покину палату, Саида окутает липкое облако вожделения.

Пришлось от имени габ-службы убедить койко-место мигрировать туда, куда укажет ут-габрехт Сима. А указала я на дверь.

У палаты отирались три маньячки с сильно выдающимися из-под халатиков... данными. Меня сразу засекли, мои намерения прочуяли и возненавидели воровку Симу — солидарно. А пофиг. Я чихнула, улыбнулась Саиду и дернула вниз застежку-невидимку на вороте. Девицы заклокотали горлом, как мартовские коты перед боем. Морды у всех сделались хищные. Спарринг с Бмыгом уже не казался мне делом безнадежным. Пыры воюют честно, поэтому они и не правят вселенной вопреки своей феноменальной живучести и еще более внушительному потенциалу разумности.

— Два дня, — вздохнул Саид, старательно не замечая девиц. — Ужасно.

Почему ужасно, я не успела спросить: уткнулась в упругий барьер озабоченных медичек.

— В палату, — проблеял издали злодей от медицины, скоропостижно подкупленный заговорщицами.

— Как габ-служащая уточняю под запись: у вас есть разрешение семьи посылать в палату и далее недееспособного пациента?

— Он дееспособен, — неосмотрительно прошипел козел.

— Ты остался без капусты, дядя, — хихикнул Саид, резко сменив настроение. — Сима, ходу!

Мой локоть вмялся в упругость правой куклы. Ногой я подсекла под колено стоящую левее, сразу прыгнула через готовый разрастись завал плоти — и рванула так, что сам Рыг остался бы доволен. Мобильное койко-место, и то малость поотстало, опасаясь утратить пациента.

Коридор был длинный, так трасса олимпийского марафона. Мы пока что лидировали с хорошим отрывом. Враг подбадривал себя визгом и не сдавался. В двух шагах от поворота наивная Сима сочла себя чемпионкой и тотчас была дисквалифицирована за самонадеянность — дверью...

Год назад я могла лишь лупить глаза, летя навстречу неминучей контузии и жалко охая напоследок. Три сотни вдумчивых избиений-тренировок Рыга многое переменили. Пятнистая от синяков Сима нынешней версии подготовки успела извернуться и упруго отлететь в угол, разминувшись с прямым нокаутом. Правая рука поправила движение, левая удачно зацепила край подлокотника койки Саида — и Симой, как хвостом, махнули по стенке в повороте... Гав петлей обвился на запястье и помог не оторваться. Если бы не он, подготовки Рыга оказалось бы мало.

— Вау, — глубокомысленно озвучил Саид мусорное словцо, добытое из моей памяти.

— Вау-у, — прохрипела я, выворачивая шею, чтобы как можно дольше не терять из виду то, что и есть "вау".

В проеме двери, которая едва не лишила нас победы в забеге, мелькнуло роскошное, породистое женское тело, упакованное в цензурный минимум одежды. Мой ответный пинок по двери подкосил красотку, она замахала руками и взвыла... Вывернутые назад колени дрожали. Ходить на этом девица, похоже, не умела. Но реакция у нее была призовая, и девица совершила рывок инстинктивно, пробуя вцепиться в пролетающую мимо мечту. Влепила себе же лодыжкой по заду — и рухнула под ноги толпе поклонниц с традиционной ориентацией коленей... Я едва успела заметить, как нарастает вал неразберихи, как мелькают руки и ноги. Быстроходная койка, кренясь, завершила поворот и помчалась дальше, волоча потрясенную Симу.

— Может, мне пластироваться как-то пострашнее, — обреченно выдавил Саид. — Не могу так больше. Симочка, я скоро возненавижу женщин. Всех. — Он вздохнул горестнее. — И еще некоторых мужчин. Знаешь, и среди нелюдей есть подозрительные особи.

Мы миновали еще один поворот, отметивший бок Симы свежим синяком. Саид тормознул койку, наконец-то осознав, что мне больно быть хвостом бесколесного экипажа. Дальше мы двигались чинно. Я хромала, держась за подголовник. Саид негромко обсуждал с Гавом колени той девахи: и вовсе они не "назад", строение по типу мурвровых ног. Я молча ругала себя последними словами. Кто меня дернул за язык с "коленками назад"? Мгновенный пластинг — это безумно дорого, опасно для здоровья и наверняка незаконно. Это будет мне приговором, если породистая кенгуриха догадается пожаловаться в габ-систему. Или еще хоть кому.