Скромный молодой человек как-то боком протиснулся к столу мимо расставляющей стаканы секретарши. Надо сказать, что чай, аспирин и анальгин помогли, голова почти не болела, да и озноб прошёл. Плюс в кабинете работал принесённый Верой Михайловной обогреватель. Пётр взял исписанные 'мэром' листки, прочитал и со вздохом вернул.

— Масштаба нет, Николай Михайлович. Я тут тоже тезисы набросал. Доставай комсомол ручку или лучше возьми вон карандаш, будешь протоколировать,— Пётр подождал пока Григорий возьмёт лист бумаги и карандаш и начал борьбу с собаками.

— Смотрите. Нужно привлечь максимальное количество людей владеющих оружием и умеющих им пользоваться. Главное — это 'Охрана общественного порядка', по старому милиция, — на самом деле, читая газеты Штелле узнал, что сейчас вообще нет Министерства Внутренних Дел СССР. Есть республиканские министерства 'охраны общественного порядка' — МООП.

— Николай Михайлович это за тобой. Каждый милиционер должен ходить с оружием и при первой же возможности стрелять в собаку, если она без поводка, и если он не рискует попасть в прохожих.

— А если собака не бродячая, а её хозяин отпустил свои дела утренние или вечерние сделать? — откинулся на спинку стула тоже вооружившийся карандашом Романов.

— Тогда нужно обязательно застрелить собаку и оштрафовать хозяина и кроме того привлечь его скажем к пятидесяти часам по наведению чистоты в городе под присмотром участкового. Его собака гадит у подъезда, а он не только не убирает говно, но ещё и собаку с поводка спустил. Но об этом после поговорим. Это для другого листа, там, где профилактика. Второе. Общество охотников. Нужно пригласить сюда их руководителей и активистов и договориться. Куда девать убитых собак, кто отвечает за безопасность. Кто платит за порох и пули. Третье. Геологи, лесники и прочие товарищи типа старателей. У них ведь тоже есть оружие. Нужно связаться с руководством этих предприятий. Это тоже на тебе, — кивнул Романову Пётр.

— А я чем могу помочь? — рвался в бой Каёта.

— Нужно кинуть клич среди комсомольцев предприятий, техникума, училищ, пусть организовывают патрули и, вооружившись самодельными сачками, пытаются ловить собак живыми. Кроме того комсомольцы могут в составе ДНД или самостоятельно пройтись по городу и выяснить места, где чаще всего видели своры диких собак.

— И куда пойманных девать? — правильный вопрос комсомол задал.

— Есть такое мнение, что собачьим мясом можно вылечить туберкулёз. Николай Михайлович, ты переговори с инфекционистами, у нас ведь два диспансера. Выслушай все аргументы и за и против, пару дней на это у нас есть. Даже если шанс, что дети вылечатся, всего 10%, то нужно всех убитых собак передать им. Естественно сначала найти людей, которые умеют и согласятся разделать собак. Ту же санэпидстанцию попросить проверить мясо каждой собаки на бешенство и прочую гадость. А вот из шкур нужно пошить шапки для детей из школы интерната. Кто за это будет платить? Не знаю, подумай и над этим вопросом. Я тоже с людьми пообщаюсь. Охотникам можно билеты на дефицитную дичь пообещать или часть шкурок им на шапки. Думать будем.

— Да! Действительно масштабно, — хмыкнул, не отрываясь от писанины, Романов.

— Это только начало. Теперь давайте подумаем о профилактике. Давай, Николай, читай свои мысли.

— Да мысли всего две. Нужно напечатать в газете и объявить по радио, что в случае появления новых бездомных собак, нужно позвонить 02. И второе — создать в городе клуб собаководов и обязать их присматривать за появившимися щенками, — председатель горисполкома протянул Петру листок.

— Принимается. Давайте вот ещё, что обдумаем. Откуда берутся бродячие собаки. Возможны два варианта. Первый — хозяин гулял с ней без поводка, и она убежала за той же самой собачьей свадьбой. Второй, мне кажется, более вероятней. Мальчик, увидев у соседей щенка, стал канючить у родителей, что ему обязательно такой нужен. И будет он с ним гулять по утрам и вечерам, и кормить, и лапы после прогулки мыть, и прочая, и прочая. Родители устали от уговоров с соплями и слезами, стрясли с мальчика обещание все эти манипуляции проделывать и взяли щенка. Замечательно. Щенок давай гадить в квартире. Порвал матери единственные капроновые чулки, сгрыз ножку с таким трудом купленного дивана, оборвал только что приклеенные обои и, самое главное, ребёнка не разбудить в шесть часов, чтобы он пошёл и выгулял собаку и не найти в восемь вечера, он на каток убежал, или играет в футбол в соседнем дворе. Как думаете, что сделают родители?

— Сам бы выгнал её на улицу и ребёнка выпорол, — проникся Каёта.

— Правильно, значит нужно создать трудности, чтоб не так просто было завести собаку. Нужно провести через городской Совет Положение, что перед тем, как приобрести собаку, нужно обойти всех жильцов подъезда и получить от них письменное согласие. Ведь собака будет лаять утром и выть, когда никого нет дома. Думаю, сразу поменьше будет желающих. Кроме того в этом же Положении должно быть условие приобретение собаки в виде постановки её на учёт у ветеринара и обеспечение необходимыми прививками. От чумки и ещё от всякой другой гадости, нужно проконсультироваться у врачей. Ещё в этом же Положение должны быть предусмотрены штрафы за выгул собак без намордника и строгого поводка. Кроме того, должны быть предусмотрены штрафные санкции для тех, кто не уберёт дерьмо за своей собакой. И самое главное, за повторное нарушение Положения двойной штраф, а за третье, принудительное усыпление собаки и часов сто работ по благоустройству города для безответственного хозяина. Пусть убирают какашки за себя и за того парня, которого ещё не поймали, — Штелле оглядел собеседников, оба скрипели карандашами.

— Не слишком круто? — покачал головой Романов.

— Точно. Ещё нужно предусмотреть штрафные санкции, если собака кого-то укусила или порвала одежду. Кроме того, ведь есть какие-то статьи по этому поводу и в кодексе. Их нужно обязательно продублировать в принятом Положении.

— Можно ещё в газете предусмотреть серию статей о покусанных и о напуганных детях. Слышал где-то, что один мальчик заикаться стал после нападения на него овчарки.

— Молодец, Григорий. Это на тебе, смотайся в газету, пусть поищут такие случаи. Можно и из чужих газет статьи перепечатать.

— Хорошо, Пётр Миронович. А когда всё это начнём? — поёрзал от нетерпения на стуле комсомольский вожак.

— Давайте так сделаем. Николай Михайлович, обзвони всех, и давайте назначим совещание на пятницу, скажем часов в десять. А в понедельник вечером начнём. И нужно по радио и через газету объявить, что после шести желательно на улицу не выходить, а то ещё раним кого случайно. Думаю, трёх дней на первое время хватит. А там подведём итоги и решим, что дальше делать.

Когда соратники по борьбе с собачьими свадьбами ушли, Штелле глянул на часы. Вроде бы и сидели не долго, а полтора часа улетело. Время приближалось к двенадцати. Со слов жены было понятно, что обеденный перерыв у него с часу дня. Что ж, как раз есть время дочитать подшивку газет. Он уже наметил себе пару мероприятий. Каких мероприятий? Скажем так, улучшение жизни и построение развитого социализма в отдельно взятом городе и нескольких прилегающих посёлках и деревнях.

Домой шёл медленно, славу богу, хоть случайно узнал имя жены. Секретарша, когда убирала стаканы, по окончании мозгового штурма оставшиеся после нарушителей будущего закона о жестоком обращении с животными (Федеральный закон от 27 декабря 2018 г. N 498-ФЗ "Об ответственном обращении с животными и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации"). Спросила:

— Как там Юрочка и Лия Ивановна, вы их не заразите? — и осуждающий взгляд, что, мол, зря он отказался от вызова врача.

— Утром, вроде всё нормально было, я постараюсь к Юре не подходить пару дней. У жены есть наверно, что ни будь от простуды, ну а нет, зайду в аптеку по дороге в школу-интернат.

Глава 4

Школа-интернат стояла на улице Ленина и была от самой улицы отгорожена вполне приличным забором из железных пик. Сейчас были каникулы, и основная масса детей находилась в семьях. Тем не менее, пустой школа не была. Слышались детские голоса и в самой школе и в общежитии, куда после обхода классов Пётр прошёл с завучем. Директор школы болела уже неделю. Американцы ещё не успели заразить страну колорадским жуком и гриппом, по этой простой причине директор не грипповала, а лежала с простудой.

Что можно сказать о школе? Страшные деревянные ужасно покрашенные парты с откидывающимися столешницами и местом для портфеля. Но ведь сейчас во всех школах, во всех городах страны такие парты. Полы без линолеума, покрашенные в несколько слоёв и частично кое-где облупившиеся, скрипели на тысячи ладов. Окна протыканы ватой и заклеены полосками белой бумаги и один чёрт от них прямо несёт холодом. И сквознячки гуляют. Так ведь и на улице под тридцать градусов мороз.

В общежитии ничем не лучше. От окон тянет холодом. Даже бумажные полоски кое-где отвалились. Пётр указал на это следующим за ним женщинам.

— Простудите же детей!

Ответить ему не успели, в комнату вбежала девочка лет десяти и с криками:

— Оставьте меня! Без вас тошно! — бросилась на одну из кроватей и зарыдала, сотрясаясь худенькими плечиками.

— Машенька, успокойся! Пойдём в столовую, пообедаешь, — слова были правильные, а вот интонацию заботливой не назовёшь.

— Да сколько раз вам повторять! Я не Маша! Я Вика! Вика Цыганова! — девочка подскочила на кровати и обвела комнату затравленным взглядом. Под левым глазом наливался синяк.

— Вы что детей бьёте? — поразился Штелле.

— Нет, это она с соседками по комнате подралась. Словно бес в неё утром вселился. Бегает и кричит, что она не Маша, а какая-то Вика Цыганова, — устало пояснила женщина, забежавшая в комнату вслед за девочкой.

И только тут до Петра дошло. Вика Цыганова. Та самая, которую он пытался прикрыть собой, защищая от падающей фермы. Так значит, она все же погибла и кто-то или что-то забросило и её в этот же год в тело вот этой худенькой девочки с пронзительно-синими глазами.

— Можно я с ней наедине поговорю? — обратился Пётр к завучу.

— Зачем? — напряглась та.

— Хочу узнать, правда ли у неё синяк от драки с соседкой, и с чего вдруг ей своё имя разонравилось, — усмехнулся Штелле, — Выйдите, пожалуйста, из комнаты.

С минуты они мерялись остротой взглядов с завучем. Наконец она фыркнула и, схватив за руку стоящую столбом воспитательницу, вышла за дверь, неплотно её прикрыв. Пётр подождал минуту, а затем быстро подошёл к двери и толкнул её. Удара не было, но от двери отскочили с охами.

— Я же вроде просил оставить нас поговорить одних? — Штелле грозно зыркнул на смутившихся женщин.

— Маша хорошая послушная девочка. Я не понимаю, что на неё нашло, — попыталась огрызнуться воспитатель.

— Зоя Ивановна, я через пару минут подойду к вам в кабинет. Можете пока чайку горяченького сделать, а то я, кажется, простыл? — попытался перенаправить энергию педагогов секретарь в нужное русло.

— Конечно, Пётр Миронович. Только вы не мучайте девочку, — и женщины удались.

— Русская водка, чёрный хлеб, селёдка, — напел шёпотом Пётр, внимательно рассматривая попаданку.

Лицо девочки исказилось, она как-то совсем не по-детски охнула и открыла рот.

— Любовь и смерть. Добро и зло..., — теперь уже со смешинкой в глазах речитативом продекламировал Штелле.

— Кто вы?

— Тот самый пенсионер, который подарил вам букет синих хризантем, перед тем как на нас обрушилась ферма, — развёл руками Пётр.

— Но ведь это невозможно! Где мы оказались? Какой сейчас год? Что вообще происходит? — вывалила девчушка с пронзительно-синими глазами, прямо как те хризантемы.

— Вика, успокойся, давай. Тут крики и паника ни как не помогут. Мы в том же самом городе Краснотурьинске. Сейчас 3 января. Вот только 1967 года. Я не знаю, как это произошло. Ты, кстати, читала книги про попаданцев.

— Про попаданцев? Это как фильм 'Туман' или эти французские комедии с Жаном Рено и Кристианом Клавье, — наморщила рот синеглазка.

— Насчёт Клавье не знаю. Никогда особенно не интересовался актёрами, а вот Жан Рено там точно был. Только они попадали в будущее в своих телах, а нам вот эти достались, — Пётр ткнул в себя пальцем, — Это тело Первого Секретаря Горкома КПСС города Краснотурьинска. Ничего из прошлого реципиента я не помню. Только то, что помню о нём из детства. Своего детства. Я ведь здесь родился. Можно ведь считать, что нам с тобой повезло. Кто-то дал нам возможность прожить вторую жизнь. Тебе вон вообще почти пятьдесят лет скинули, радоваться надо, — вздохнул и усмехнулся одновременно Пётр.

Девочка слезла с кровати, подошла к двери и, открыв, выглянула в коридор.

— Эта тётка стоит в конце коридора, — сообщила она Петру, — И что делать-то теперь? Если мы скажем, что с нами случилось, то точно в дурдом угодим.

— А мы не будем никому говорить, — взял девочку за плечо и усадил её на кровать Штелле, — Будем жить, поживать и добра наживать. Или ты против наживания добра?

— Нужно найти Горбачёва и Ельцина и убить их, — из уст десятилетней худенькой, даже тощей девочки, это прозвучало вполне себе грозно, — Меченого в первую очередь.

— Для начала нужно успокоиться, и на самом деле не попасть в дурдом, или, ещё хуже, в лапы 'кровавой гэбни', — Пётр сел на соседнюю кровать.

— У меня теперь, что, есть другие родители? Или это детский дом и эта девочка была сиротой? — вдруг вполне спокойным голосом поинтересовалась Вика Цыганова.

— Чёрт! А ведь на самом деле. Нет, это не детский дом. Это — школа интернат, сюда на неделю привозят детей из малообеспеченных семей и из далёких деревушек. Только вот сейчас каникулы? Значит, с тобой что-то не так. Я поузнаю, — Штелле задумался. Что делать с девочкой?

— А мне что делать, у меня эта толстуха пыталась компот отобрать утром на завтраке, — девочка потрогала фингал под глазом.

— Давай сделаем так, я сейчас переговорю с завучем. Они тебя изолируют от остальных детей.

— И что, мне взаперти сидеть? — сморщила нос Цыганова.

— Мысль мне сейчас пришла интересная. Сейчас ещё не написаны многие песни о войне. Да даже 'Журавли' ещё не написаны. Я попрошу, чтобы тебе дали чистую тетрадку и карандаш. Вспоминай песни о войне. Записывай. Ты ведь и с нотами сможешь написать.

— Без гитары или пианино сложно, — покачала головой попаданка.

— Я спрошу. Скорее всего, гитара у них должна быть. Да и пианино, наверное. Ладно, Вика, нельзя нам долго секретничать. Это подозрения вызовет. Я узнаю про твою новую семью и завтра у тебя появлюсь, — Пётр подошёл к двери. И завуч, и воспитательница переминались в конце коридора с ноги на ногу, — Не боись. Прорвёмся.

Легко сказать.

— И что же Маша сказала? — прямо набросились женщины на первого секретаря.

— Что у нас с чаем, Зоя Ивановна? — попытался сбить их настрой Пётр.

— Ох, извините, пойдёмте в столовую, там нам найдут по стакану, — и завуч пошла вниз по лестнице.