Автор

— Забирайтесь наверх и отдыхайте, — сказала мама. — Я немного почитаю и тоже спать. Завтра можно рано не подниматься.

— Ты даже не спросила, а вдруг у Осоки дела, и ей нужно уходить, — недовольно заметил я. — Осока, извини, что так поздно спрашиваю...

— Не извиняйся, Алекс. Нет у меня никаких дел на ближайшие дни, — успокоила подруга. — Я с удовольствием останусь. Спасибо, мама.

На верхнем этаже, упрятанном между стропил крыши, можно было при желании организовать целых три спальных места. Одно на маленьком диване у южной стены и до двух на большом, который можно разложить горизонтально, а можно спать и так, если одному, длины хватает.

— Отдельно или вместе? — спросил я.

Ответом мне был настолько укоризненный взгляд, что стало стыдно. Я поскорее приподнял нижнюю подушку большого дивана и дёрнул рукоятки, раскладывая его во всю ширину. Пара минут — постель застелена. Осока сбросила спортивные штаны и старую джинсовую куртку, что дала ей мама, указала мне подбородком: ложись, дескать, к стене. И улеглась рядом, закинув одну руку за голову. Выпирающая на затылке третья лекка мешала положить голову ровно, поэтому девушка повернула её несколько вбок, в мою сторону. Начинать разговор она не спешила, молча глядела в потолок.

— О чём задумалась? — выдержав приличествующую паузу, поинтересовался я.

— Помнишь, вчера мы говорили о новом сериале? О том, что графика — ещё не самое страшное?

— Да, я признаться, не совсем понял, а потом не до того стало, сама понимаешь.

— Как не понять, ты буквально прыгал от радости, да и я... — она на мгновение улыбнулась, но тут же снова стала серьёзной: — Ну, так вот. Сценаристы вознамерились сделать из меня хмурую занудную тётку, такую, знаешь, типичную орденскую наставницу. То есть, то, что мне всегда в них не нравилось. Может, я в Ордене-то не осталась, в том числе, из-за этого. Вот скажи на милость, что, по их мнению, должно было со мной приключиться, чтобы я стала второй тёткой Шакти?

— Возможно, так они пытаются показать, что ты повзрослела, стала мудрее?

— Я серьёзно, Алекс.

— И я. Вдруг они это именно так себе представляют.

— Не сходится. Если мудрее, зачем выставлять меня наивной дурочкой, работающей на Сопротивление? Ты ведь знаешь: все лозунги о борьбе с имперской тиранией — морковка для рядовых боевиков. Верхушка Сопротивления — сплошь богатые сенаторы. Палпатин отодвинул их от власти, и они мечтают об одном: вернуть себе прежнее влияние и почёт. Даже дядюшка Бэйл, каким бы благородным он ни был. Сценаристы, похоже, считают, что я этого не вижу.

— Либо — что действуешь, исходя из джедайских мотивов: помощь обездоленным, защита невинных.

— Ага, счас! По сценарию, в момент поединка с Вейдером я должна сказать фразу "Я не джедай".

— Что-что? — я приподнялся на локте. — Они вконец охренели? Тут как в анекдоте, либо машинка, либо колёсики. Или ты джедай, или наивняха, второй день с Рилота. Третью категорию — желание половить рыбку в мутной воде — отметаем с негодованием.

— Вот. Понимаешь теперь, отчего я расстроена?

— Да уж. А поговорить со сценаристами? Явиться им, как мне...

— Ха. На волне встречи с тобой я вчера так и сделала. Ничего не вышло. Один меня увидел, в обморок грохнулся. Я его в чувство приводить, а он глаза открыл, говорит: "Никогда больше не буду нюхать эту дрянь", и снова вырубился. Нашла нынешнюю главу компании...

— Да, и что она? — заинтересовался я. — Вроде, адекватная тётка, отличные фильмы снимала, в том числе, и у Лукаса.

— Ага. Была адекватная. Она притворилась, что меня не видит. Ну, ты знаешь, как советует сенатский доктор мистер Калпсол: если к вам явились глюки, попробуйте их игнорировать, делать вид, что всё в порядке. Так она и поступила. Потом пошла в спальню и приняла снотворное.

— М-да. Выходит, она не творец, просто квалифицированный наёмник. Новые хозяева — новая политика. К мэтру ты, конечно, не пошла.

— Смысл? Его слово больше не значит ничего. Ты разве не читал интервью, где он сокрушается: принёс свои наработки, а они их демонстративно в мусорную корзину?

— Да, было что-то такое. Он, похоже, решил убить сразу двух зайцев: и деньги получить, и продолжать контролировать процесс.

Осока слегка кивнула:

— В прежние времена хитрость, может, и удалась бы. Когда ещё существовал пиетет, уважение к заслугам создателя, а не одни только деньги.

— Джордж хоть и жук, он человек другой, более цивилизованной эпохи.

— Так же, как ты и я.

— Осока... Я постараюсь что-нибудь придумать, — пообещал я.

— Было бы чудесно, — сказала она и закрыла глаза.

Утром меня разбудил истошный стрёкот сорок. Минимум в три голоса они оповещали всю живность окрест о грозящей опасности. Какой? Скорее всего, где-то вблизи нашего дома прогуливался самый опасный мелкий хищник средней полосы — домашняя кошка. Я покосился на лежащую рядом Осоку. Выглядела она... умилительно. Глаза её были закрыты, и длинные ресницы ярко выделялись на фоне кожи щёк. Настоящие опахала, у земных женщин редко такие встретишь. Уголки губ слегка приподняты, словно ей снится что-то очень хорошее. А голубоватые полоски-уголки на рожках и лекках так и хочется погладить. Странное ощущение: вижу её впервые и в то же время прекрасно знаю все её особенности, каждую чёрточку, манеру общаться. Собственно говоря, с определённой точки зрения она моя девушка уже три с половиной года. Я вздрогнул от пришедшего в голову озарения. Ну, конечно!!

— Алекс, ты чего? Я не сплю, — чуть хрипловато сказала Осока.

— Я придумал! Вспомни любимую присказку магистра Кеноби, да и других мастеров Ордена. Из тебя хотят сделать занудную наставницу? Ты будешь ею... с определённой точки зрения. Потому что истинную свою натуру ты не обязана раскрывать перед кем попало. Не обязательно им знать ни про компанию, ни даже про корабль.

— А ведь ты прав! Алекс, напиши это, ты меня спасёшь.

— Обязательно напишу. Надо только знать события, которые будут снимать они. И не сливы и инсайды, а окончательный вариант.

— Займусь.

— Ты у меня просто чудо.

Я притянул её к себе и с чувством поцеловал. Девушка в ответ прижалась ко мне всем телом. Прошептала:

— Только не шуметь, слышимость тут близка к идеальной.

Кажется, маму нам удалось не разбудить. Во всяком случае, мы ещё довольно долго лежали под одеялом и болтали так тихо, как только могли, прежде чем услышали, как она поднялась с кровати и начала колдовать над завтраком. Осока, конечно, тут же помчалась ей помогать. Неторопливо поднявшись и аккуратно заправив постель, я спустился к ним Как же хорошо-то, когда в семье всё так славно налаживается!

Миновал сентябрь, в начале октября пришло резкое похолодание. Закрыв, наконец, дачный сезон, вернулась в город мама. Настроение у меня находилось где-то на высоте Эльбруса, несмотря на новый сериал с примитивным сюжетом и тупейшим юмором, рассчитанным даже не на младший школьный возраст, а на умственно отсталых детишек. Осока захаживала к нам как из соседнего города, раз в несколько дней. Если в этот момент мы занимались домашними делами — уборкой или готовкой — беда: подруга тут же бросалась помогать, пропуская мимо ушей мамины возражения. Однажды Осока обратила внимание на висящую в коридоре гитару:

— Играешь? В "Снах", помнится, ты неплохо пел под неё.

— На то они и сны. В реальности я пробовал учиться, но без особых успехов.

— Покажи?

— Даже не знаю, — сняв гитару с крючка, я тронул струны. Вспомнилась одна подходящая песня, хорошего барда времён афганской войны. И аккорды, вроде, начали подбираться. Что ж, надеюсь, получится не очень позорно.

Помнишь, как Хоттабыч сказки высекал из бороды?

Полюби меня заочно на оставшуюся жизнь.

— Неисправимый романтик, — тихонько засмеялась Осока.

— К сожалению, у нас романтика практически вышла из моды.

— Как и у нас. Надеюсь, не навсегда.

Не сразу, но Осоке удалось раздобыть "скрипты", по которым как раз сейчас снимался следующий сезон, и материала для творчества у меня стало хоть отбавляй. Двайте-давайте, снимайте, выпускайте в эфир, а мы на каждую вашу серию дадим собственную интерпретацию событий. Своего героя я пока в повествование не включал, хоть Осока и ворчала по этому поводу.

— Я ещё ничего не решил.

— Вот я и не понимаю, чего ты раздумываешь, Алекс. Тебе же здесь скучно. А там такие события, ты так будешь нужен! Допишешь повесть до конца, и пойдём.

— Не знаю, солнышко. Я пока морально не готов. Не могу себе вообразить, как увижу их всех, как заговорю... Они, в отличие от тебя, не в курсе всей закулисной кухни. Да и маму как оставить? Пожилая она уже, сама видишь.

— Так ещё один аргумент "за"! Возьмём с собой и её. Там, у нас, это как бы двенадцать лет назад, ей будет всего шестьдесят три, сразу самочувствие улучшится.

— Погоди-погоди, — я выставил ладони перед собой, останавливая её. — Ещё раз. Двенадцать лет назад? Получается, и у меня возраст уменьшится?

— Да, а как иначе? Сам же написал, что с Рийо вы погодки, а ей у нас тридцать четыре с хвостиком.

— Дела... — покачал я головой. И задал вопрос, который не решался произнести вслух больше месяца: — Скажи, а как там... Падме?

— Не очень хорошо. У неё, знаешь ли, кузен погиб. Самый близкий человек. О том, что ты живой-здоровый сидишь здесь, я ей не говорю.

— Но я-то не кузен ей! Там вообще всё за уши притянуто.

— Не имеет значения, притянуто или нет. Ты автор. Раз пишешь, что кузен, значит, так тому и быть. Я понимаю, тебе неловко. А каково ей? Ты когда-нибудь видел корабль, бьющийся в истерике? Когда отказывают системы, дурит навигация, гравитация и температура в отсеках прыгают, как хотят? Её голограмма бьёт током так, что остаются ожоги.

— Я ведь не знал...

— Когда не знаешь, надо спросить того, кто знает. А не мяться целый месяц. Эх ты, принц... — Осока сняла с пояса голопроектор. — Поговоришь с ней?

— Да.

Над миниатюрной линзой сгустилось голубоватое изображение женской фигурки высотой не больше двадцати сантиметров.

— Сестра... — хотел сказать я, а получился сипящий звук. Горло перехватило. Ответом мне был слабый вскрик. В следующую секунду голограмма Падме Амидалы повисла у меня на шее, уже в нормальном размере и естественной цветовой гамме. Тряхнуло так, будто до меня дотронулись ножками высоковольтного конденсатора. Каких-то полсекунды голографическая фигура казалась пустой внутри, как надувная оболочки, затем окончательно обрела плотность.

— Осока! Почему ты не сказала мне? — всхлипнув, пробормотала она. — Почему? Я так горевала...

Та только молча руками развела, разбирайтесь, мол, сами.

— Падме, послушай меня, — сказал я. — Дело в том, что первоначально я не был твоим родственником. Но мне очень хотелось им быть, и я написал такой сюжет. Прости. Мне очень стыдно...

— Перестань, — она погладила меня по волосам, оставляя слабое потрескивание электрических искр. — Ты всё сделал правильно. При твоём ко мне трепетном отношении быть родственниками — лучший вариант. Но, — она погрозила пальцем, нахмурилась. — Так, как сейчас, больше не делай никогда, а то я окончательно сломаюсь. Осока. Тебя это касается тоже. Давайте как-то больше беречь друг друга.

— Была неправа, извини.

Из прихожей раздался звук дверного замка.

— Это... — Падме посмотрела на меня.

— Твоя тётя.

Для всамделишной, не книжной мамы встреча с племянницей была первой, от этого она ощущала определённую неловкость. Падме, опытная в общении с самыми разными людьми и не людьми тоже, сразу уловила напряжение и постаралась разрядить ситуацию. Рассказала о себе, о своей семье, показала голографические снимки.

— Моя сестра, — задумчиво произнесла мама, рассматривая изображение матери Падме, тёти Бель. — Давно это снято?

— В прошлом году.

— Выглядит великолепно. Настоящая аристократка. А я совсем старая стала, несмотря на то, что младше.

— Тётя, всё это поправимо! — воскликнула Падме. — У меня на борту отличный медотсек. Поспишь какое-то время в капсуле, и скоро сама себя не узнаешь. Сможешь спортом заниматься, танцевать, а выглядеть будешь от силы на пятьдесят.

— Было бы неплохо, — мама улыбнулась и смахнула выступившие слёзы.

С появлением сестрицы Падме моя жизнь несколько усложнилась. В тот же день она заявила Осоке:

— Тебе не кажется, что нам надо что-то делать вот с этим? — и похлопала меня по животу. — Здоровья он Алексу не прибавляет.

— Я хотела заняться чуть позже, но ты права.

И она "занялась": начала учить меня обращению со световым мечом. Тренировочные трубки с рукоятями так и валялись на корабле, Осока просто принесла их оттуда в очередной визит. Заниматься дома было невозможно, поэтому мы вскрыли замок подвального помещения, где располагалось давно заброшенное бомбоубежище. Основной его зал имел высоту больше четырёх метров и примерно сто пятьдесят квадратов площади. Прогнивший пол пришлось разобрать, но, по мнению моей подруги, так было даже лучше. Керамзитовая засыпка фундамента похожа на естественный, условия ближе к реальности. Впрочем, долго прохлаждаться с ненастоящим оружием она мне не позволила. Неделя упражнений по два часа утром и вечером, и подруга принесла боевой меч, тот, что подобрал мой герой а пустом Храме на Корусанте. Я знал этот прибор до мелочей. Тонкая шейка сразу за фокусирующим устройством, ребристая центральная часть, генераторный блок из двух соосных цилиндров с заметным ребром между ними, плоское навершие, выполняющее функции радиатора.

— Может, дашь сначала свой велморитовый? — попросил я. — Им, по крайней мере, самому себе конечность не отхватишь.

— Не вижу необходимости, — сказала Осока. — Ты слишком быстро учишься, будто уже умел это раньше. Чувствую, со своим мечом ты справишься прекрасно. Избавься от боязни. Помни: он хранит тепло её рук... — она помолчала. Затем спросила: — Успокоился?