Тетрадь 66

Он вышел в ванную, вымыл руки, подумал и тут же над раковиной обтёрся до пояса холодной водой и умылся. Чтоб в голове прояснело.

Женя ему ничего не сказала, когда он сел за стол в рабских штанах, но Эркин понял и виновато улыбнулся ей.

— Я после обеда закончу в кладовке, там совсем мало осталось.

— Хорошо, — кивнула Женя, расставляя наполненные тарелки. — Алиса, с хлебом ешь.

— Ага, — вздохнув, согласилась Алиса.

Эркин с таким удовольствием ел капустный салат, что Женя рассмеялась.

— Может, тебе и впрямь рассолу налить?

— Я уже опохмелился, — охотно подхватил шутку Эркин.

Женя весёлая, смеётся, шутит, так... так ему ж больше ничего и не надо.

— Мам, а я с вами к Димке с Катькой пойду? — Алиса не столько спрашивала, сколько утверждала.

— К Диме и Кате, — поправила её Женя и уточнила: — Если будешь себя хорошо вести.

— Целую неделю?! — ужаснулась Алиса и жалобно проныла: — Э-эри-ик...

— Раз мама говорит, значит, так, — ответил Эркин, заслужив благодарную улыбку Жени.

Вообще-то подобное уже бывало, и Алиса давно поняла, что все взрослые всегда заодно, и в качестве компенсации — надо хоть что-то получить — попросила вон тот огурец. Чтобы его в суп нарезали. Женя охотно выполнила её просьбу.

— Эркин, а тебе?

Он молча кивнул. Женя улыбнулась: не было ещё случая, чтобы Эркин от чего-то из еды отказался, ему всегда всё вкусно.

— Мам, ты и себе нарежь. Знаешь, как вкусно.

Да, солёные огурцы — великая вещь. Надо будет регулярно покупать. А летом свои сделать. И вообще... больше заниматься домом. Конечно, здесь ни о дровах, ни о воде, ни о канализации думать не надо. Значит, надо думать о дизайне, интерьере — вспомнила она слышанное на лекциях по домоводству в колледже. Деньги же есть.

— С понедельника займёмся мебелью. И знаешь что, — Женя собрала тарелки из-под супа и поставила на стол тарелки с жареной с мясом картошкой. — А сюда капусту. Так вот, Эркин, надо будет прикинуть сегодня, что за чем покупаем, составить план. Чтобы по мелочам деньги не ушли.

— Ага, — согласился Эркин. — И... и ты говорила, чтобы, как это, гарнитуром покупать, так?

— Так, — улыбнулась Женя. — Можно, конечно, и по отдельности, но не думаю, что получится дешевле.

— И красивей, — кивнул Эркин. — Конечно, — обрадованно подхватила Женя.

На третье был компот. Яблочный. Тоже вчера им подарили банку. Нет, летом она обязательно займётся этим: соленьями, маринадами, компотами, в Старом городе огороды и сады у всех, можно будет купить даже дешевле, чем на рынке. А если договориться, что они сами собирать будут... Эта идея так же встретила полное одобрение Эркина и Алисы. Эркин тут же предложил, что он летом — дни ведь, говорят, будут длинные — может вообще наняться в Старом городе на подработку, даже опять на подёнку.

— А что, Женя, смена до трёх, или с трёх, на полдня свободно можно наняться.

Он так оживился, что Женя ограничилась кратким:

— Посмотрим, как с деньгами будет.

Эркин быстро внимательно посмотрел на неё и опустил глаза. Женя досадливо тряхнула головой и стала убирать со стола.

— Алиса, спать, маленькая.

— Ну ла-адно, — протянула Алиса.

Женя вышла из кухни проследить, как она умоется и переоденется, а Эркин занял место у раковины. И, когда Женя вернулась, он уже расставлял вымытые тарелки на сушке.

— Всё, уложила, — улыбнулась Женя. — Тебе понравился компот?

— Да, сразу улыбнулся Эркин. — Очень вкусно. Женя, я сейчас закончу кладовку, и вещи разложим. Ты... ты отдохни пока, поспи, ладно?

— Как Алиса? — рассмеялась Женя. — Нет, спасибо, конечно, но у меня стирки полно.

Эркин кивнул. Он смотрел на Женю и не мог отвести глаз. Нет, нет, всё это глупости, конечно, он обойдётся, перетерпит, Женю он не потревожит, она весела, довольна, забыла обо всём, он не напомнит ей, нет...

— Ты что, Эркин? — удивлённо спросила Женя.

Эркин вздрогнул и опустил ресницы.

— Нет, ничего, Женя. Я... я это так. Пойду, в кладовке закончу.

— Смотри, снова не опьяней, — пошутила Женя.

Эркин ответно улыбнулся и, ловко изогнувшись, чтобы не задеть её, вышел.

Женя оглядела кухню, протёрла стол насухо и накрыла его поверх клеёнки скатертью. Вот так. Сюда бы ещё вазочку с цветами. А всё равно хорошо. Очень удачно купили плафон на кухню. Белый матовый шар, разрисованный бабочками и ягодами. И занавески удачно. С ума сойти, сколько за вчерашний день сделали. Во всех комнатах, прихожей и кладовке поклеили обои, всюду покрасили потолки, отциклевали, отмыли и натёрли паркет, а в большой комнате заделали эту страшную чёрную дыру, заменив дощечки, и как подобрали по цвету хорошо, совсем заплатка незаметна, а ещё всюду отладили проводку, выключатели и розетки, повесили люстры и плафоны, карнизы, а на кухне, у Алисы и в спальне — шторы, в ванной повесили шкафчики, полочки и зеркало, в прихожей поставили вешалку, покрасили тоже всюду двери и косяки, а в ванной трубы, в кладовке сделали стеллаж... От одного перечисления устанешь. Чем же недоволен Эркин? Или он просто от вчерашнего не отошёл? Устал, изнервничался. Неделя, конечно, была сумасшедшая. Особенно четверг и пятница. В четверг они вдвоём с санками еле дотащили до дома обои, краску для потолка, плафоны в ванную, кухню, уборную и прихожую. В пятницу Эркин опять пришёл её встречать с санками, купили люстры во все комнаты и занавески в спальню, на кухню и Алисе. И это не считая всякой мелочи, вроде ручек, защёлок, кистей и прочего. А вчера... Женя вздохнула и улыбнулась. Какой же великолепный сумасшедший дом был вчера. Нет, конечно, Эркин просто устал. Хорошо, что ему на этой неделю во вторую.

Женя ещё раз оглядела кухню. Весёлую, в цветочек. А прихожую и уборную они оклеили тоже дорогими моющимися обоями, но под дерево. Прихожую — светлыми, медово-солнечными, а уборную потемнее, красновато-коричневыми. А кладовку под кирпич. А то в уборной кафель был сильно побит, его напрочь сняли, и в ванной заменили часть плиток. Плитки, правда, белые, цветного кафеля ни в одном магазине не было, но бирюзовые трубы, шкафчик и полочки сделали её очень нарядной. Только... только Эркин, кажется, и не заметил этого. Так устал.

Женя вышла в прихожую, заглянула в открытую дверь к Алисе. Алиса спала, вольготно раскинувшись на перине. Что называется, на вырост купили. А что, и правильно — она растёт, не менять же каждый год. Да, теперь можно и надо заняться мебелью. Хватит спать на полу. Она даже нахмурилась, но, войдя в ванную, не смогла не улыбнуться. Нет, как же хорошо стало! И полотенца разноцветные и... и надо в ванную ещё шкафчик купить, напольный. Вроде краска ещё осталась. Женя вывалила бельё, приготовленное для быстрой стирки, в ванну, пустила воду и побежала в кладовку.

— Эркин!

— Да, — мгновенно обернулся он к ней. — Что?

— Чего ты так? — удивилась Женя. — Я вот зачем. У нас краски много осталось? Ну, бирюзовой?

— Полбанки, — сразу ответил Эркин. — А что?

— Идём, — махнула ему рукой Женя.

Он сразу отложил рубанок и пошёл за ней. В ванной Женя показала ему место для шкафчика и объяснила, что сам шкафчик можно будет купить у Филиппыча, деревянный и выкрасить под цвет труб. Эркин сразу согласился.

— Да, конечно, Женя, я сделаю.

Женя пытливо посмотрела на него.

— Эркин, а почему ты всегда со всем согласен?

Он удивлённо и даже чуть испуганно посмотрел на неё.

— Но... но Женя, ты же права.

— Всегда и во всём? — усмехнулась Женя.

Эркин на мгновение отвёл глаза, промолчал, явно не желая отвечать. Но Женя столь же явно ждала его слов, и он нехотя сказал:

— Я же... я же иногда и по-своему говорю.

Женя медленно кивнула. Да, в пятницу, когда они смотрели шторы, она хотела подобрать под обои. Тоже в красно-розовых тонах. И стала ему объяснять, как здорово, что когда штору задёрнешь, то комната делается такой уютной, закрытой. Он молча слушал, опустив ресницы, а когда ей надоело его молчание, и она потребовала, чтобы он показал ей, какие ему нравятся, он подвёл её к этим, бело-синим. И сказал, разворачивая их перед ней.

— Смотри, как облака на небе.

И молча ждал её решения. Она согласилась, но... но нельзя же сказать, что это он с ней спорил. И... и вообще что-то у них не так стало.

— Ладно, — вздохнула Женя.

И заставила себя улыбнуться. И он сразу улыбнулся ей, той своей улыбкой, перед которой невозможно устоять.

— Я пойду, Женя? Там совсем чуть-чуть осталось.

— Хорошо, — кивнула Женя.

Он ещё раз улыбнулся ей и вышел. Ему, и в самом деле, осталось совсем немного. Досок пять, не больше. Он тщательно достругал их, вставил на место и закрепил. Очистил рубанок, смёл стружки, проверил весь стеллаж, аккуратно, как делал Андрей, собрал и уложил инструменты, заново подмёл всю кладовку, выставил полное ведро к двери, принёс и поставил рядом ведро с мусором из кухни, и стал одеваться.

Вернее, опустил закатанные до колен штанины, быстро намотал портянки и натянул сапоги, прямо на голое тело рабскую куртку, на голову ушанку — ему же на минутку ведь только, сойдёт, не замёрзнет.

— Ты куда в таком виде собрался? — выглянула из ванной Женя.

— Мусор вынести.

— Эркин, ну нельзя же так...

Но дверь за ним уже захлопнулась. Женя только покачала головой, но сделать уже ничего не могла. Упрям иногда Эркин... ну, хуже Алиски. Ту хоть шлёпнуть можно, а с ним что делать? Женя вздохнула и натянула над ванной верёвочную многорядную сушку. Ну, надо же как удобно придумано! Одна планка намертво крепится к стене, валик с верёвками оттягиваешь и цепляешь за крючок на другой стене — и готово! Надо будет купить ещё одну такую и натянуть на кухонной лоджии, чтобы летом сушить и проветривать на солнце. Но это когда потеплеет.

Выскочив во двор, Эркин быстро понял, что переоценил свою морозоустойчивость. Пробирало как надо и везде. Один раз, ещё в питомнике, его за что-то вышибли голым во двор под зимний дождь. Было так же, но сейчас холоднее. Да ещё и ветер. Добежав до баков, Эркин вытряс туда оба ведра и побежал обратно, мельком заметив, что том, что считал несуразно низким и длинным турником, висит ковёр, и его выбивают. Вот, значит, это для чего. Надо будет иметь в виду. Но он уже бежал обратно. Одним духом, прыгая через три ступеньки, он взлетел на второй этаж, рванул дверь, ведущую в коридор, и остановился только у своей двери, чтобы позвонить.

Женя открыла сразу и буквально вдёрнула его внутрь.

— Ты с ума сошёл! Тебе что, надеть нечего?! — обрушилась она на него и тут обнаружила, что у него под курткой ничего нет.

Женя задохнулась от негодования. Она даже говорить не могла и молча, яростно забарабанила кулачками по открывшейся груди Эркина. И тут же обхватила его под распахнувшейся курткой, прижавшись щекой, и расплакалась.

— Женя, — окончательно растерялся Эркин. — Женя, я... что ты, Женя?

— Дурак, — наконец выговорила Женя. — Дурак, ты же простудишься... воспаление лёгких...— всхлипывала она, — дурак... дурак...

И так же внезапно оттолкнулась от него.

— Переодевайся, немедленно! — и метнулась на кухню. — Сейчас чаю... горячего... с малиной...!

Эркин стащил с себя и повесил на вешалку куртку, разулся. Особо промёрзнуть он не успел, но всё-таки... и штаны эти... в самом деле, неприличны. Он надел шлёпанцы и пошёл в спальню, нашёл там свои старые джинсы и одну из купленных на перегоне ковбоек. Он успел надеть джинсы и набросить на плечи рубашку, как вбежала Женя и потребовала, чтобы он надел тёплое бельё. Эркин попробовал было объяснить, что в доме тепло.

— Женя, зачем?

— Тебе надо согреться!

— Да я не замёрз совсем. Женя, дома же тепло.

И вдруг, он сам не понял, как это получилось, но он обнял её и прижал к себе. Женя снова всхлипнула и... и погладила его по груди.

— Я тебя очень больно, да? Прости меня, Эркин, я так испугалась.

— Женя, что ты, нет, совсем не больно, что ты.

Она обнимала его, он чувствовал её щёку на своём плече, её губы у своего горла. Наступила тишина. Он держал Женю в своих объятиях, она тихо плакала на его плече, не отстранялась, а сама, сама прижималась к нему. Неужели... нет, не может этого быть. И как только Женя шевельнулась, Эркин разжал руки.

Женя вытерла глаза, сама застегнула на нём рубашку.

— Вот, сейчас чаю выпьешь, горячего, с малиной. И носки надень.

Эркин кивнул. Женя прислушалась и убежала на кухню. А он заправил ковбойку в джинсы, нашёл и натянул носки. Тонкие, ещё из тех, джексонвилльских.

— Эркин, — позвала его Женя. — Я уже налила тебе, иди скорей.

— Иду, — откликнулся он.

— Эрик, — сонно позвала его Алиса, когда он проходил мимо её двери. — А уже утро, да?

— Нет, — вошёл он к ней. — Ещё день, — присел на корточки у её постели. — Выспалась?

Румяная растрёпанная Алиса смотрела на него и улыбалась.

— Ага-а. Эрик, а сегодня мы поиграем?

— Алиса, раз проснулась — вставай, не валяйся, — вошла Женя. — Эркин, я уже налила тебе, иди, пей, пока не остыло.

— А чего налила? — живо заинтересовалась Алиса.

— Чай с малиной.

— Эрик заболел? — ужаснулась Алиса.

— Не дай бог, типун тебе на язык, — рассердилась Женя. — Эркин, иди скорей.

— Иду, — Эркин встал, улыбнулся и по-английски совсем тихо, так, чтобы услышала только Женя: — Слушаюсь, мэм.

И Женя не смогла не рассмеяться.

На кухне Эркин сел к столу, подвинул к себе чашку с тёмной, чуть отливающей красным дымящейся жидкостью, вдохнул запах. Тот же, знакомый с весны, с той поры, когда он лежал пластом с разламывающейся от боли головой, а ещё болели плечо и глаз, и было холодно, он всё время мёрз, хотя лежал под ватным одеялом... Эркин тряхнул головой, потёр шрам на щеке. Нет, всё-таки... всё-таки всё хорошо.

В кухню вошла уже умытая и переодетая Алиса.

— А мне тоже чаю с вареньем, — заявила она, залезая на стул.

— А тебе компот с печеньем, — предложила, входя следом, Женя.

Алиса после секундного раздумья согласилась на замену.

— Женя, а ты? — спросил Эркин.

— И я чаю. Алиса! Ложка же есть! Эркин, ещё?

— Мне уже жарко, — мотнул головой Эркин.

Его лицо блестело от выступившего пота, и Женя решила не настаивать. Если его, разгорячённого, прихватит ветром из форточки, только хуже будет.

— Мам, — Алиса выгребала из чашки яблочную мякоть, — а в коридор можно?

— Не говори с полным ртом. Сейчас опять умываться пойдёшь.

Алиса доела и посмотрела в синеющее окно.

— Так я пойду, да?

— Хорошо, — встала Женя. — Пойдём одеваться. Эркин, ты налей мне ещё чашку, хорошо?

— Да, — сразу вскочил он на ноги.

Вторая "разговорная" чашка, их вечерний ритуал. Правда, по часам если, то ещё день, но за окном уже темно. Он пощупал чайник. Горячий вроде, можно и не подогревать. Здесь всё и нагревается, и остывает быстро, никак не приспособишься.

Женя проследила, как Алиса надевает ботики, пальто и шапочку. Помогла завязать под подбородком ленты. И выпустила её в коридор к уже гомонящей детворе. Да, с этим коридором им повезло. На улице не погуляешь, холодно, а им и побегать, и пообщаться нужно. Как она переживала в Джексонвилле, что Алиса растёт в изоляции, не общаясь со сверстниками, и была счастлива, когда в лагере это кончилось. И психолог говорила, что это необходимо, да она и сама видит, как Алиса счастлива.