Тетрадь 79

Проходя мимо Ларьки, дед потрепал его по вихрастой голове. И Ларька расплылся в щербатой улыбке.

Обедали все вместе за одним столом из общей миски. Первая ложка деда, вторая Артёма — они мужики, добытчики, кормильцы, третья бабки, а потом уже Лилька, Санька и Ларька. Густые горячие щи, каша намаслена. Без мяса, правда, ну так и день будний. Бабка властно хозяйничала за столом, но — Артём за этим следил — никого не обделяла, масло ровно намазано. А что Санька по затылку получил, так за дело — не колобродь ложкой по миске, со своего края бери. После каши пили отвар из сушёной ягоды.

— Ну, всё, спасибо за хлеб-соль, — встал дед, а за ним полезли из-за стола и остальные. — Давай, Тёмка, не след опаздывать. Ты, Лилька, бабке помоги, а нам с Санькой во дворе работа.

Все и так знали, кому что и как делать, но положено, чтоб по слову старшего — здесь говорят: старшака — всё делалось.

Артём быстро оделся и, уже взявшись за ручку двери, обернулся.

— Я не знаю, когда буду.

— Как следует учись, — напуствовал его дед. — Савельцевы никогда хуже других не были.

Артём улыбнулся. Вчера дед это же Лильке с Санькой говорил. А ему перед кулачным боем на Масленицу. Тогда он всех вышиб, кто против него стоял. И сегодня... будет не хуже.

К Культурному Центру со всех концов города собирались люди. В основном мужчины и парни, женщин практически не было. С завода, со строек — в Загорье теперь много разного строят, из разных мастерских, из Старого города.

Эркин никак не думал, что их столько окажется. И смотри-ка, цветных много, недавно приехали что ли? Или просто не пересекался раньше? В вестибюле к нему пробился Артём.

— Здорово. Давай вместе, а?

— Привет, — кивнул Эркин. — Не отставай, малец.

Как все, они разделись в гардеробе и стали оглядываться. У стенда со списками и расписанием клубилась плотная — не протолкаться — толпа. Кто-то, спотыкаясь и явно перевирая, читал фамилии, ещё кто-то, перекрикивая, пытался разобраться в расписании.

Эркин решил не лезть в эту кучу и подождать. Должен же появиться кто-то знающий и объяснить, кому и куда идти.

— Привет, — подошёл к нему Тим, свысока оглядел стоящего рядом Артёма. — Долго эта неразбериха ещё будет?

— Не знаю, — пожал плечами Эркин.

В учительской тоже стоял шум.

— Ну как их развести, там же неграмотных полно.

— Да, у расписания не протолкаться.

— И никто ничего не понимает.

— Да перекличку устроить, — сказала Полина Степановна. — И по классам развести. Кто у нас самый командир? — она улыбнулась. — Мне-то их не перекричать.

Джинни робко улыбнулась. Вчера у неё всё прошло очень хорошо. Но вчера были дети, а сегодня... и в самом главном своём страхе она никому не могла признаться. Там... там цветные, рабы, да, бывшие, но их-то как учить?

Но уже встал Мирон Трофимович, в честь первого дня в парадном костюме-тройке с орденами.

— Время. Общей переклички делать не будем, проведём по классам. Неграмотных к Полине Степановне, потом на английский. С незаконченным средним ко мне, потом на историю. А с начальным к Галине Сергеевне, потом на биологию. Аристарх Владимирович, так?

— У меня всё готово.

— Да, по расписанию.

— На первый день четыре урока вполне достаточно.

— Собираемся после четвёртого?

— Да, конечно.

И под этот вполне рабочий шум Мирон Трофимович пошёл к двери. Джинни перевела дыхание. Её уроки — третий и четвёртый, она пока посидит, ещё раз всё просмотрит, приготовит...

— Ничего, девонька, — сидевшая рядом с ней Полина Степановна похлопала её по руке. — Ученики они всегда ученики, сколько бы лет им ни было.

И Джинни улыбнулась ей.

Появление Мирона Трофимовича вызвало сначала шум, а потом тишину. Зычным "командирским" голосом он сказал, не зачитывая списков, кому куда идти. И вся толпа дружно повалила по коридору в отведённые для взрослых комнаты.

Тим, Эркин и Артём шли вместе.

— Ты же грамотный? — удивился Эркин.

— Слышал же, — неохотно ответил Тим. — Класс "В", кто в школе не учился.

— Верно, — кивнул Эркин.

Толпа редела. Больше всего народу оказалось в "Б", кто только четыре года проучился. И что там, что в "А" для не закончивших школу, ни одного цветного, только белые.

Рассаживались неуверенно, искоса настороженно поглядывая друг на друга. Тим сел в дальнем углу, прикрывая спину и чтобы видеть и дверь и окна. Эркин сел у окна за второй стол, и Артём рядом с ним. Невысокий мулат, ещё двое негров со стройки... Класс потихоньку заполнялся.

Оглушительно, заставив многих вздрогнуть, зазвенел звонок, открылась дверь, и вошла невысокая седая женщина в сером пуховом платке на плечах. Чем-то она напомнила Эркину бабу Фиму, и, когда сев за стол, стоявший отдельно впереди, лицом к ним, она поздоровалась, он улыбнулся ей.

— Здравствуйте, давайте знакомиться. Меня зовут Полина Степановна. А как вас зовут, я сейчас узнаю.

Она раскрыла большую — Эркин не понял — то ли книгу, то ли тетрадь, которую принесла с собой.

— Кого я назову, пусть встанет и скажет, что он умеет и где учился. Хорошо?

Неуверенные кивки, многие понурились. Неужели испугались? Полина Степановна зорко оглядывала класс. Или стесняются своей неграмотности? Ну ничего, это даже к лучшему, будут старательнее учиться.

— Андреев Павел.

Встал угловатый, не старше Артёма, белобрысый парень.

— Это я. Я буквы знаю, мне в угоне показали, ну, и читаю чуть-чуть.

— Хорошо, садись. Аржанов Николай.

Смуглый, похожий на трёхкровку, мужчина встал.

— Я ничего не знаю.

И неожиданное, удивившее всех:

— Хорошо.

Аржанов неуверенно сел. Полина Степановна улыбнулась, кивнула и сделала пометку в графе "разговорная речь".

Она не спешила — на знакомство и выяснение уровня можно и урок потратить.

— Мороз Эркин.

Встал красивый индеец у окна.

— Я умею читать и писать. Немного, — Эркин замялся, не зная, называть Женю, или нет. — В школе я не учился, меня так научили.

— Хорошо, садись.

Эркин перевёл дыхание и сел, покосился на Артёма.

— Спокойно, малец, сказал он камерным шёпотом.

Артём улыбнулся в ответ.

— Новиков Антон.

— Я ничего не знаю, — старательно выговаривает русские слова немолодой негр.

И опять:

— Хорошо.

И наконец:

— Савельцев Артём.

Побледнев, Артём встал.

— Я ничего не знаю.

— Хорошо, садись.

Тим молча слушал перекличку. Что же ему сказать? Из цветных только Эркин умеет читать и писать, не побоялся сказать, хотя... а чего тут-то бояться? Нет, лучше не врать.

— Чернов Тимофей.

Тим встал.

— Я умею читать и писать по-английски, — и мгновенно обернувшиеся к нему удивлённые лица цветных. — Русской... грамоты я не знаю.

— Хорошо, садись.

Полина Степановна проставила последний плюс в графе "разговорная речь" и улыбнулась.

— Ну и отлично. Будем учиться.

Она не спрашивала, но они закивали. Да, конечно, они будут учиться, за этим и пришли.

До конца урока Полина Степановна расспрашивала их о доме, работе, семьях, поправляя ударения и падежи, просила повторить сказанное уже правильно, и всё с улыбкой и похвалой. А потом прозвенел звонок, и она сказала, что это перемена, десять минут, а курить в классе нельзя, и ушла.

— Уфф! — Андреев встал, вытащил сигареты. — Айда, мужики, покурим.

И не делал ничего, а устал, — удивлённо сказал молодой мулат, откликнувшийся на фамилию Кузнецов.

— Это ещё не урок, — Олег Трофимов, единственный в классе, учившийся, как он гордо сказал, аж целых два года, тоже достал сигареты. — Так, беседа. Посмотрим, что дальше будет.

— Посмотрим, — встал и Эркин.

Хотелось потянуться, размять мышцы, но это невозможно, так хоть пройтись. Остальные тоже устали от сидения, и кто не пошёл курить, те просто ходили по классу, разглядывая висящие на стене напротив окон картины — пейзажи времён года. Дверь осталась открытой, и были слышны голоса гуляющих по коридору.

В учительской Полину Степановну сразу встретили общим вопросом:

— Ну как?

— А никак, — Полина Степановна, сверяясь с журналом, отбирала на своём столе книги и надписывала тетради. — По списку двенадцать, разговорным владеют все, в школе учился, но давно, один, грамотных четверо, уровень ещё не смотрела, один ещё грамотен по-английски.

— Кто это? — живо спросила Джинни.

— Чернов.

Полина Степановна собрала тетради и книги в стопку.

— Так, ручки ещё.

— Правильно, сразу и раздать, и начать работать, — подошёл к ней Аристарх Владимирович. — Помочь?

— Спасибо, конечно, ждать да тянуть нечего, нет, не надо, сейчас...

Она подошла к двери и выглянула в коридор.

— Ага, Артём, так?

— Да, — остановился Артём.

— Помоги-ка мне.

— Да, конечно.

Вслед за Полиной Степановной он прошёл в учительскую, настороженно из-под опущенных ресниц оглядываясь по сторонам, и бережно принял на руки стопку книг и тетрадей.

— Ну вот, а теперь отнесём это всё в класс.

Мягкий ласковый голос Полины Степановны и успокаивал, и... нет, Артём слишком хорошо знал, какую боль таит белая ласка, и не доверял ей. А учительская — это вроде надзирательской, так что...

В коридоре он вздохнул свободнее. Обошлось, ни в спину, ни по затылку не ударили. Его появление в классе с ношей вызвало общий шум:

— Ух ты-и!

— Это чегой-то?

— Нам, что ли?

— Подбери губы, так тебе и дадут!

— Вам, вам, — вместе со звонком вошла в класс Полина Степановна. — Садитесь по местам, каждый получит.

Тетрадь, книга, ручка. На тетрадной обложке уже написаны их фамилии. А книги всем разные. Кому букварь, кому "Родная речь", а всем ещё "Прописи". Смешное слово какое.

— А заплатить сколько? — спросил Эркин, разглядывая новенькие блестящие обложки.

Артём испуганно покосился на него. Ну, вот зачем напомнил? Если сейчас платить, так он без денег сегодня, вот влип...

— Когда хочешь что-то сказать или спросить, — спокойно сказала Полина Степановна, сначала подними руку. Вот так, — она показала. — Понял? — Эркин кивнул. — Вот и хорошо. А за книги платить не надо, вам их на время дали. Когда закончим с ними работать, отдадите, и они уже другим для работы пойдут. А тетрадь и ручка — подарок.

— От Комитета? — спросил Никонов, забыв поднять руку, и тут же сжался в ожидании неминуемого наказания.

Но Полина Степановна только покачала головой и ответила.

— Да, от Комитета. А теперь давайте читать. Кто самый смелый? Мороз, ты, может, начнёшь?

Эркин кивнул. Деваться некуда, сам признался, что умеет. Так что... Он открыл книгу, перелистнул первую странице, где повторялась обложка.

— Да, — кивнула Полина Степановна. — С этой страницы и читай.

— Осень, — медленно начал Эркин. Наступила осень. Пожелтели листья. Птицы улетают на юг.

Он читал медленно, боясь ошибиться. Дав ему прочитать несколько фраз, Полина Степановна попросила продолжить Андреева.

— У меня так не получится, — буркнул тот, но слушаться не посмел.

Читал он, спотыкаясь и перевирая слова. Но похвалили и его. И продолжил Иванов, кряжистый, явно недавно бритый наголо парень. Читал он чуть лучше, застревая только на длинных словах. Последним читал Трофимов. В принципе, он справился, но тоже хуже, чем Эркин. Артём незаметно ткнул Эркина локтем в бок, знай, дескать, наших. Эркин с улыбкой кивнул. А Полина Степановна уже спрашивала всех, кто что понял из прочитанного. Хвалила она всех, и отвечали ей уже наперебой.

А потом Эркин и Олег переписывали в тетради маленькое стихотворение, что после рассказа, Андреев и Иванов писали буквы в "Прописях", а остальным Полина Степановн показывала и объясняла по букварю первые буквы.

К Концу урока все смогли прочитать свои первые слова, а писавшие справились и со своей работой, и Полина Степановна взяла у них тетради посмотреть. Похвалила, сказав, что первого дня очень даже неплохо, и вернула. У Эркина в двух местах красным были исправлены перевранные буквы, и, оказывается, он ни одной запятой не поставил. Забыл про них. Густо покраснев, Эркин спросил:

— Переписать, да?

Женя всегда заставляла его переписывать ошибки.

— Правильно, — кивнула Полина Степановна и стала объяснять, кто что должен сделать дома к пятнице. Следующий урок в пятницу. Принести учебники, прописи и тетради.

— Всё ясно?

Они дружно закивали. И прозвенел звонок.

Когда Полина Степановна вышла, все дружно достали сигареты и повалили в коридор. Не так покурить, как размяться и вообще... кто бы думал, что учиться так тяжело... ага, сидел на месте, а спина мокрая... Вокруг тоже обсуждали свои уроки и учителей.

Обсуждали и в учительской.

— Не так страшно.

— Да, я ожидала худшего.

— Но с разноуровневыми тяжело работать.

— К осени сформируем нормальные классы.

— Представляешь, говорит, что закончил пять классов, а знания... не выше третьего. Половина таблицу умножения не помнит.

— Свободно читает практически один.

Джинни в который раз перекладывала и подравнивала стопку учебников и тетрадей. Полина Степановна, сидя за своим столом, с улыбкой наблюдала за ней.

Эркин пошевелил плечами, отклеивая прилипшую к лопаткам ткань рубашки. Занимаясь с Женей, он так не уставал. Как же он так ошибся при переписке, стыдоба, что и говорить. Стоявший рядом с ним Артём шевелил пальцами, разминая кисти.

— Думаешь, потом легче будет?

— Не знаю, — пожал плечами Эркин и усмехнулся. — Посмотрим.

— Говорят, английская грамота сложнее, — пыхнул дымом Карпов, молодой голубоглазый мулат.

— Про русский тоже говорили, что его выучить нельзя, — возразил Никонов, перемешивая русские и английские слова.

Эркин кивнул.

— А здорово тебя выучили, — с лёгкой завистью сказал ему Андреев. — Лучше всех читал.

— И ошибок насажал, — улыбнулся Эркин. — Ладно, пошли.

Чувство времени и здесь не подвело его. Они как раз вошли в класс и рассаживались, когда зазвенел звонок.

— Да, Олег, а ты чего вскакиваешь? — Спросил Павлов, один из негров со стройки.

За Трофимова ответил Тим.

— Положено так, когда учитель входит.

— Да-а? — удивился кто-то.

Эркин нахмурился, припоминая, как это было в питомнике, но в класс уже входила в обнимку со стопкой учебников Джинни, и он встал вместе со всеми.

— Здравствуйте, — весело улыбнулась она и продолжила по-английски: — Садитесь пожалуйста. Давайте знакомиться, меня зовут Дженнифер Джонс, я буду учить вас английскому языку.

Её весёлый щебечущий голос стягивал у Эркина ознобом кожу на лопатках. Страшным усилием он сдерживал себя, стараясь помнить, где он и кто он. Напряглись и остальные цветные. В открытую смотрели на Джинни только трое, все белые, а остальные сидели, опустив глаза. И когда называли их имена, вставали и отвечали на вопросы, глядя на свой стол. Джинни чувствовала это напряжение, появившееся и растущее отчуждение между собой и классом и не могла понять его причины. Почему это, откуда, что она делает не так?