Тетрадь 100

Ещё раз осмотрев ванную и кухню, Эркин погасил всюду свет и пошёл в спальню. В темноте, не включая ни люстру, ни ночника, разделся, убрал ковёр и лёг. Спальню он запирать не стал: Женя может прийти в любую минуту. И тогда... мысли путались, и неумолимо наплывало, накатывало на него прошлое...

...Надзиратели в душевую не заходят. Это они, мальцы и малявки, только-только отобранные в спальники, узнали и запомнили сразу. Почему — непонятно, но раз так, значит, так. Он берёт из одной корзины мочалку, из другой кусок коричневого мыла и встаёт перед дверью.

— Два... четыре... шесть... — отсчитывает, отвешивая подзатыльники, надзиратель. — ...десять, — и открывает дверь. — Живей, поганцы.

В просторной душевой шум воды и голосов. Из всех рожков бьют тугие, обжигающие кожу струи, даже не поймёшь: горячие или холодные.

— Эй, краснорожий, — чья-то рука ловко хватает его за волосы на макушке. — Иди сюда.

Мулат гораздо выше и старше, сопротивляться глупо — побьёт, а на скользком от мыльной пены полу драться очень тяжело.

— Давай, намыливайся.

Трёт его мулат сильно, но не щиплет и не царапает, и он выдыхает:

— Спасибо.

И тут же получает затрещину.

— Заткнись.

Его вталкивают под струю и рывком за волосы запрокидывают ему голову, так что он захлёбывается под льющейся на лицо водой.

— Помогать запрещено, понял, малец, я из-за тебя под ток не лягу.

Он начинает отбиваться, молча, сжав губы, чтобы не захлебнуться, и его отпускают со словами:

— Краснорожий, а понятливый. Вали, малец.

Он перебегает под соседний пустой рожок, отфыркивается и отплёвывается от воды, мочалку он отобрал, а мыло? Вон на полу чей-то обмылок, и нырком, между ног старших, уворачиваясь от пинков, он хватает его и бежит к выходу. За дверью его осматривает надзиратель. Если заметит где пену или непромытые волосы, то вобьёт обратно, или если мочалки или мыла нет, тоже погонит за ними в душевую. Но у него всё благополучно, и его подзатыльником отправляют на сушку...

...Эркин со вздохом перекатывает по подушке голову. Всё это было, было давно, очень давно. А он помнит...

...Розовое тело в чуть зеленоватой воде. Беляшка немолода, это жена надзирателя, и он должен её вымыть. Вообще-то он уже знает, как надо это делать, но вот никогда не знаешь, что беляшке в голову взбредёт, так что работаем осторожно. Пока она, вроде, довольна. Он наливает немного душистого мыла на губку, мнёт её в руках, чтобы вспухла пена, и осторожно водит губкой по телу женщины, лаская не руками, а губкой.

— Жалко, если тебя сделают джи, — смеётся беляшка. — У тебя хорошие руки, краснорожий.

— Спасибо, миледи.

Она насмешливо смотрит на него.

— А почему ты не улыбаешься?

Он испуганно растягивает губы в улыбке, и она звучно щёлкает его по лбу.

— То-то! Это нельзя делать серьёзно. Понял, краснорожий?

— Да, миледи, — весело отвечает он.

— Тогда благодари.

Она поднимает к его лицу руку, и он целует её, ощущая горький вкус мыла. Странно, пахнет хорошо, а на вкус — гадость...

...Эркин, не открывая глаз, облизал губы. Было и это. Ему было всё равно, кем его сделают, элом или джи. Он ничего не мог изменить в решениях беляков, не пытался угадать и потому не подлаживался. Не нарывался, конечно, он не дурак и не хотел умереть, но... нет, нафиг, нет. Он рывком сел и потряс головой. Чёрт, вот лезет эта пакость в голову и всё и тут. Жени ещё нет, а время уже за полночь перевалило. Проверяя себя, Эркин взял с тумбочки часы и посмотрел на светящиеся стрелки. Да, полвторого. Надо спать, а то будет на уроках носом клевать всем на потеху, а ему и за себя, и за Андрея слушать.

Эркин лёг уже набок, подсунул угол одеяла под щёку, как это делают Женя и Алиса. Когда вот так, то уже никакая гадость снится не будет. Надо спать. Всё в порядке, прошлого нет, он в безопасности...

...Выпив чаю, Андрей решил укладываться спать. Уже догадываясь, что убирать посуду — дело проводника, а не его, Андрей взял полотенце и пошёл в уборную.

Туалет в мягком вагоне оказался таким же, как и в плацкартном, разве только мыло лежит хорошее, туалетная бумага получше и бумажные полотенца есть тоже в рулоне.

Умывшись, Андрей посмотрел на себя в зеркало и провёл ладлнью по щеке. Щетина ощутима, но не видна, и бритьё можноотложить до утра.

Как он и предполагал, стакан из-под чая уже убрали. Всё, закрыть дверь и завалиться. До семи — проверяя себя он посмотрел на лежащий на столе листок расписания — правильно, Демировск в семь ноль три, стоянка три минуты, можно спать спокойно. Андрей достал и сунул — на всякий случай — под подушку кошелёк, снял и повеси рубашку и джинсы, оставшись в трусах и майке, откинул одеяло и лёг. А, чёрт, свет забыл! Щёлкнул выключателем и прислушался.

Перестук колёс под полом, неясный шум за окном. Диван мягко пружинит, приятно покачивая, а не тряся. Ну что, Колобок, не лежится тебе на подоконнике? А не к лисе ли на нос ты катишься? Да нет, к лису, матёрому да хитрому, что не таких ты на один зуб брал. Без десяти восемь вечера приедем, приём до девяти, адрес известен, взять такси, чтобы не плутать лишнего? Посмотрим по обстоятельствам. Доберёшься, войдёшь в кабинет и... я от лагеря ушёл, я от Найфа ушёл, я от Империи ушёл, а от тебя... да нет, сам к тебе качусь, вот тут Колобка ам — и съели. Эх, Колобок, румяный бок, выжить ты выжил, а ума не нажил. Ладно, дело сделано, раз шагнул — так и иди, боишься — не делай, делаешь — не бойся, не делаешь — сам в гроб ложись и крышкой прикройся. Спи, Андрей фёдорович, больше тебе пока делать нечего.

Он лежал, улыбаясь, но улыбка была злой и напряжённой.

Поезд шёл ровно, без остановок, и редкие гудки не будили пассажиров мягкого вагона. Постепенно расслабился и Андрей, лицо его стало мягким и по-детски безмятежным.

И так он разоспался, что проснулся только когда из-за двери донеслось звонкое:

— Бутерброды, молоко, кефир, яички варёные...

Андрей зевнул, потянулся и замер, не услышав, а ощутив рядом чьё-то дыхание. И уже осторожно открыл глаза и повернулся набок. На соседнем диване сладко спали, повернувшись лицом к стене. Из-под одеяла виднелись тёмные с сильной проседью коротко стриженые волосы. Значит, в Демировске подсели, а он и не чухнулся. Хреново. Но поправимо. Андрей под одеялом Бесшумно перебрался в конец дивана и сдёрнул с вешалки свою рубашку. Ноги у него меньше пострадали. Надев рубашку, он уже спокойно откинул одеяло и натянул джинсы, нашарил ступнями шлёпанцы и встал. Достал из-под подушки и сунул в карман джинсов кошелёк. Всё, кажется, не разбудил.

Андрей неслышно откатил дверь и выглянул в коридор. Полная женщина в белых халате и шапочке катила перед собой двухъярусный столик на колёсиках, певуче приговаривая6

— А вот булочки, бутерброды, молоко, кефирчик кому.

Увидев Андрея, она улыбнулась:

— С добрым утром, чего на завтрак желаете? А то и заказать можно.

Андрей взял молока, бутерброд с колбасой и булочку с изюмом. Всё ж таки деньгами особо сорить не стоит, кто знает, что и как там в Царьграде будет. Молоко было в высоком картонном стакане, запечатанном бумажной крышкой, а булочка и бутерброд на тоже картонных тарелочках с гофрированными краями. И за всё полтинник. Терпимо. Андрей поставил покупки на столик со своей стороны, расправил аккуратно одеяло и, захватив полотенце и бритвенный набор, вышел из купе.

По дороге в туалет разминулся с проводником.

— Доброе утро.

— Доброе утро, — ответно улыбнулся Андрей.

— Спать больше не будете? Постель можно убрать?

— Пожалуйста, — согласился Андрей.

И когда он, уже умытый, выбритый, в заправленной в джинсы рубашке, вернулся в купе, его диван был уже убран, а постель... куда-то же её спрятали ил и проводник к себе унёс? Но... ладно. Андрей повесил полотенце и положил бритвенный прибор в закрытый шкафчик — вчера проводник показал — и сел к столу. Отодвинул со своей стороны шторку. За окном стремительно летел назад золотой белоствольный лес. Солнца нет, но светло. Андрей посмотрел на часы. Почти восемь. Что ж, неплохого храпака даванул. Он сорвал со стакана бумажную крышечку, отпил. Молоко в меру холодное, сладковатое. Вот и отлично.

Из-за двери донеслось:

— Газеты, журналы...

Андрей встал и выглянул в коридор.

— Газетку не желаете? — весело обратился к нему молодой, едва ли старше него , вихрастый парень в форменной куртке.

— А свежие?

— Только со станка, горяченькие ещё.

Андрей охотно рассмеялся и купил "Столичный досуг". Теперь он завтракал со всеми удобствами.

Завозился, вздыхая и ворочаясь, сосед. Андрей вежливо продолжал читать газету и опустил её, только услышав:

— Ну, доброго утра всем.

— И вам доброго утра, — улыбнулся Андрей и снова укрылся за газетой, давая попутчику возможность спокойно одеться и привести себя в порядок.

Но попутчик ещё покряхтел и, заявив, что утро доброе, но раннее, снова заснул.

Андрей, не спеша, со вкусом позавтракал, сбросил стаканчик и тарелки в ящик под столиком и спокойно дочитал газету.

В отличие от плацкартного вагона мягкий вставать не спешил. Андрей снова взял расписание. Следующая остановка — Лугино, в двенадцать тринадцать и двадцать минут стоим, как раз выйти ноги размять, а пока... смотри в окно, любуйся на Россию. Книга в сумке, да неохота за ней лезть, к тому же... не стоит при чужом человеке, как бы тот крепко ни спал, вещи ворошить и показывать где у тебя что лежит. Сам себя береги — не забывай, ты смотри себе в окно, смотри. Тогда он ехал весной, а сейчас осень. У них, в Загорье, уже листопад вовсю, а здесь смотри-ка — листва жёлтая, а держится. Золотая осень? Похоже, она самая.

Иногда лес расступался, открывая равнину, усеянную маленькими городками, пологими холмами, с извивами рек и дорог. И лес уже похоже не сплошняком, а полосой вдоль дороги, ну да, Ижорье они уже давно покинули, пошла центральная, срединная Россия, Исконная Русь. Со свистом пролетел мимо какой-то городок, может, и побольше Загорья, а они сквозь него... здоровско всё-таки вот так сидеть и смотреть, мимо глаз пропускать.

Снова закряхтел сосед. Андрей посмотрел на висящую на плечиках тёмно-синюю, похоже, морскую форму и подумал, что не стоит сидеть вот так. Мало ли чего человек смущается. Может — он мысленно усмехнулся — ему протез пристегнуть надо. Ну, решил — делай. Он взял сигареты и вышел в коридор, хотя на столе была пепельница. Другого-то предлога у него нет.

В коридоре он с трудом разминулся с весьма осанистой дамой в фиолетовом халате с жёлтыми драконами и пунцовыми цветами. Дама окатила его испытывающе заинтересованным взглядом. Андрей вежливо улыбнулся ей, про себя охарактеризовав слышанным от Эркина. Было у них как-то на перегоне... У костров шныряли девки-дешёвки, цветных они игнорировали, да и те от них предусмотрительно шарахались. А к их костру одна подкатилась, Эркин как раз у стада был. Фредди шлюху шуганул, а тут и Эркин подошёл, и та сразу умоталась. А у них зашёл разговор о шлюхах, стервах и дурах. Это по Фредди. У Эркина классификация оказалась куда побогаче и поинтереснее. Они животики надорвали, Фредди чуть шляпу в костёр не уронил.

В тамбуре ощутимо тянуло холодом по ногам, будто он опять... босиком на снегу. Андрей быстро выкурил сигарету, выкинул окурок в щель под колёса и вернулся в вагон. Да, похоже, все проснулись. Дамы в халатах, мужчины в... да, правильно, пижамах, и все такие сытые да холёные, точно говорят, что кому война — это тётка зла, а таким война — так и мать родна. Бегал проводник, разнося чай и убирая постели. Андрей прошёл к своему купе, на секунду запнулся: стучать или нет, и вошёл, не постучав.

Сосед, в синем мундире без погон и с орденскими колодками на полгруди, сидел за столом, аппетитно прихлёбывая чай и читая газету. Увидев входящего Андрея, поинтересовался:

— Не возражаешь?

— Пожалуйста, — пожал плечами Андрей, проходя и садясь на своё место.

За окном всё та же равнина, каждое мгновение другая, но неизменная.

— И далеко едешь?

Андрей вздрогнул и оторвался от окна.

— До Царьграда.

Сосед удовлетворённо кивнул.

— По делу или так, прошвырнуться?

Уверенность, с которой его расспрашивали, не понравилась Андрею, но он позволил себе только чуть прищуриться и отвечал спокойно и простодушно.

— Столицу посмотреть охота.

— Ну, и погулять заодно? — сосед подмигнул ему, по-свойски щёлкнув себя по кадыку.

— А где и гульнуть, как не в столице, — подыграл Андрей.

Сосед — Андрей про себя назвал его Моряком — не представился, и Андрей предпочёл остаться безымянным. Моряк пустился в рассказы о чудесах и развесёлых местах Царьграда. Андрей охотно ахал, восторгался и расспрашивал. Он чувствовал, что трёп не простой, а его ведут. Интересно, куда, а главное — зачем. Ну, когда дойдём до конца, будем знать больше, чем в начале. На правой руке Моряка между большим и указательным пальцами татуировка — якорь. Как у Кольки... нет, другой якорь. И что-то когда-то он этих якорях слышал. Становится совсем интересно.

Дверь Андрей, когда входил, не задвинул до конца, и были видны проходившие по коридору люди. Замелькали костюмы и платья. Значит, утро закончилось — сообразил Андрей. Ну-ну, так что дальше? А разговор уже добрался до казино и игорных домов.

-Бывал когда-нибудь?

— Откуда? — хмыкнул Андрей.

Весёлая злость, желание разыграть этого каталу, что посчитал его за лоха-малолетку, студента-желторотика, подталкивала, и он в открытую полез в западню.

— Играть-то играл, конечно. А вот так, в казино, ни разу.

Он ждал предложения сыграть, но, видимо, его сочли ещё недостаточно разогретым, и Моряк стал рассказывать о казино и его порядках.

Мимо купе прошёл вертлявый худой парень в кожаной куртке, шаря по сторонам ищущим взглядом. Андрей заметил, что Моряк и Вертлявый перемигнулись, и понял: значит, не один, бригада. Поездные каталы, ему ещё в спецприёмнике об этом рассказывали, втроём работают, да, значит, здесь бригада и будут полную игру собирать, три на три, чтобы не так заметно, и чтоб времени до Царьграда хватило. Ну, ладно, у него школа покруче, а играть — только в "очко". "Двадцать одно" им по вкусу будет: и азартно, и передёрнуть не проблема, а со своей колодой и вовсе no problem, ухватятся. Так, расклады... Моряк его держит, пока вся кодла не соберётся. В себе и своём мастерстве Андрей был уверен. Пока что это только забавляло его. Игралось в охотку, легко. И чем в окно пялиться, да перебирать варианты будущего разговора с профессором, лучше уж так... позабавимся, повеселимся, ох, и обломаю я вас, мне — на веселье, вам — на память.

Женя пришла утром, когда Эркин и Алиса уже встали, привели себя и комнаты в порядок, позавтракали и собирались на занятия. Услышав, как поворачивается ключ в замке, Алиса пулей вылетела в прихожую.

— Мама! Эрик, мама пришла!

Пытаясь помочь открыть дверь, она едва не спустила "собачку", хорошо Эркин вовремя подошёл, и Женя, войдя в квартиру, сразу попала в их объятия.