Цепкие оковы силы

Нормальным отцом я не был.

Чтобы приготовиться много времени не нужно: умылся, оделся, взял документы, ключи и вперед. Перед выходом зашел к дочери. По комнате прошла рота призывников: одежда вперемешку с тетрадями и учебниками на полу, под стулом батарея грязной посуды, стол завален всякой всячиной. Сама хозяйка берлоги мирно посапывала в кровати, снять наушники она опять позабыла.

Осторожно вытащил затычки — из динамиков неслось нечто похожее на рев оленя в период гона, положил их и смартфон на прикроватную тумбу. Дарья не проснулась, пробурчала что-то непонятное и отвернулась. Ну и хорошо, пусть спит. Жалко, что опять толком не увиделись, не поговорили.

В отделении царил беспредел. Майор вызвал всех, до кого смог дотянуться, а дотянулся он до многих. Заспанные зомбиподобные существа слонялись по коридорам, сталкивались друг с другом, роняли бумаги, вяло переругивались.

Рявкнул, большинство проснулось. Особо непробиваемых пришлось вызвать в кабинет. После беседы сна не было ни в одном глазу. Вот и славно. Пора за работу.

Проверка пожаловала с опозданием, хоть в этом повезло, поэтому отчеты успели доделать все и даже прибраться на своих рабочих местах. Зря я ворчал на дочь из-за беспорядка в комнате, до некоторых товарищей в этом плане ей было еще расти и расти.

Оказалось, расслабился я рановато. Веселье только начиналось.

С проверяющими прибыл и подполковник Скворцов Григорий Иванович, мой старый преданный враг. Еще в учебке после армии столкнулись, даже не помню, что тогда не поделили, с тех пор судьба постоянно сталкивала нас лбами. По карьерной лестнице он забрался выше, что несколько перевешивало удачу в его сторону. Ну и ладно.

Заметив меня, Скворцов недобро улыбнулся и велел пригласить первым.

Что ж, друзья-товарищи, не поминайте лихом.

Настроившись получить очередную порцию люлей, вошел в кабинет к Тарасову, там, как обычно, разместились проверяющие. Сделал морду кирпичом, подал папку с отчетами и дела. Майор сигнализировал что-то от шкафа — я притворился тупым. Еще перед Скворцовым не прогибался. Не в этот раз.

Подполковник едва взглянул на бумаги и отложил на край стола. Оглядел меня с ног до головы и скучающим голосом проговорил:

— Нарушаем, товарищ капитан?

Мысленно вспомнив все свои проступки, небрежнее, чем следовало, ответил:

— Никак нет, товарищ подполковник.

Тот нахмурился. Хотел что-то добавить, да не успел. Зазвонил телефон, причем не один из наших сотовых, а стационарный, стоящий на столе.

— Слушаю, — проигнорировав дернувшегося Тарасова, он по-хозяйски поднял трубку.

Его невидимый собеседник затараторил со скоростью пулеметной очереди, не давая вставить и слова. Интересно, у кого-то это отсутствовал инстинкт самосохранения?

Дослушав, Скворцов покосился на меня и подал трубку.

— Это вас, Волков.

С трудом сдержав удивление, принял трубку.

— Волков, говорите.

— Здравствуйте, Александр Кириллович, это Глеб Павлович. Мириченко. Директор школы, в которой учится ваша дочь Дарья.

— Да-да, Глеб Павлович, я помню, — ответил я, судорожно ища сотовый в карманах брюк. Нашел, выключенный. Включил, увидел уйму пропущенных звонков: от Дашки, от Софьи Ильиничны, классной руководительницы, ну и Мириченко. Что стряслось?

— Что-то случилось?

— Случилось, Александр Кириллович. Безобразие. На вашем месте я бы...

— Дочь в порядке? — перебил я.

Директор подавился фразой, сбился, поэтому ответил не сразу, заставив понервничать.

— Да, Дарья цела, но у нее большие неприятности. Она зверски избила одноклассницу, Машу Реутову. Я прошу, нет, требую, Александр Кириллович, чтобы вы немедленно приехали в школу.

Все, амба. Вашу мать.

— Буду, без меня ничего не предпринимайте, — бросил в трубку и отключился.

Все взгляды в кабинете были направлены на меня.

— Дочь? — спросил майор.

— Она.

— Иди давай. Быстрей уйдешь, быстрей вернешься. Григорий Иванович, не возражаете?

Я приготовился бодаться со Скворцовым до пены изо рта, в конце концов, я единственный опекун дочери, и обычно мне давали некоторые поблажки, но тот неожиданно махнул рукой.

— Проваливай, Волков.

— Я быстро, — пробормотал вполголоса, абсолютно уверенный, что быстро разобраться с этим делом не получится, и вышел за дверь.

Звонить Дашке не стал, лучше встретиться и переговорить с глазу на глаз. Надеяться на лучшее тоже не было смысла, уж если дочь пустила в ход кулаки, дело дрянь. И это только моя вина.

Мать Дарьи умерла слишком рано, оставив меня одного с шестилетней девочкой на руках. На приходящих нянь, гувернанток и прочих загадочных существ банально не хватало денег, а работа забирала почти все время, поэтому дочь часто оставалась одна. Соседка изредка присматривала, но без особого рвения. Винить за это ее я не мог, у старушки на попечении было шестеро внуков.

Посовещавшись, мы с Дашкой поняли, что паниковать рано, нужно решать проблемы по мере их поступления. Первым делом техника безопасности. К семи годам дочь знала о большинстве чрезвычайных ситуациях дома, на улице и способах, как с минимальными потерями выйти из них. К восьми без труда могла приготовить поесть, при этом не спалив квартиры дотла.

Перед Дашкиным девятилетием я решил, что пора заняться ее физическим воспитанием, заодно показать несколько приемов самообороны. Через пару месяц понял, что либо останусь в роли любящего отца, либо требовательного инструктора. Выбрал первое. Пришлось обратиться к старому сослуживцу, который не особо долго проработал в органах, но приятельские отношения у нас сохранились. Сейчас Васек занимался тренерской работой.

Дарью он взял со скрежетом, но через полгода души в ней не чаял. У дочери обнаружился талант.

— Знаешь, Санька, — сказал он мне недели две назад. — Как зовут нашу крошку мои парни?

— Неа, откуда.

— Анаконда. Прикинь!

— Странно. Почему это? — я даже немного оскорбился. Какому отцу понравится, когда его дочь сравнивают с ползучим гадом.

— А потому что быстрая, умная, резкая, фиг оступится, пока на лопатки не уложит. Из себя вылезет, но победит.

— Хм.

— Я к ней в пару ставлю самых провинившихся, чтобы, значит, урок усвоили.

— Ну ты даешь, Васек.

Приятель махнул рукой.

— Я это к чему, Сань, Дашка уже сейчас, в пятнадцать, способна взрослого мужика уделать, а дальше сила и умения только возрастут. Ты это, профилактические беседы с ней проводи, чтобы знания только в крайнем случае применяла. А то знаю их: возраст, гормоны, все дела, только руку подняли, а противник с разломленной черепушкой на полу. В общем, ты меня понял. Я со своей стороны тоже поспособствую.

— Конечно, как скажешь, — пообещал я, а через день забыл. Как же, моя дочь умница, она подобное не допустит. Ни за что.

Сейчас тот разговор возник в памяти сам собой. Тут же в животе сжались кишки в один комок. Не к добру. Ядрена вошь! Не к добру.

Припарковался через двор до школы. Можно было и ближе, но мне требовалось пройтись, привести мысли в порядок. Не входить же в директорский кабинет с дрожащими руками и глазами навыкате. Никто б не оценил, особенно Дашка. Уж если ее железный батя похож на истеричку, все, амба, можно заказывать катафалку.

Ничего, мы еще потрепыхаемся.

В директорской, кроме Дарьи, ее классной, ну и директора, никого не было. Хорошо, значит, Мириченко сдержал слово, без меня никаких бесед, читай допросов, не проводили. За одно это можно его уважать.

— Александр Кириллович! — всплеснула руками Софья Ильинична. — Вы появились как раз вовремя. Нас уже осаждают.

Выглядела женщина напуганной. Обычно гладкий пучок седых волос растрепан, под глазами неопрятные комочки туши, пальцы подрагивают.

— Кто может осаждать директорский кабинет? Никого не видел.

— Репортеры, — буркнул хозяин осаждаемой территории. Сам Мириченко напоминал осунувшегося больного старика. — Налетели, ироды.

Репортеры? Все страннее и страннее. Не знаю, радоваться возросшей популярности дочери и огорчаться.

Перевел взгляд на Дарью. Она сидела на стуле, прямая, как палка, напряженная, как струна. В глазах вызов, подбородок задран, на лице гримаса отвращения. Вот только пальцы сжали сиденье, да на щеках румянец.

Переживает.

Силой воли отвел от нее взгляд и, добавив голосу рычащих ноток, сказал:

— Рассказывайте. По порядку.

— Да что рассказывать! — вскочил директор. — Все рассказал по телефону.

— Мне нужны подробности.

— Давайте я, Глеб Павлович, — влезла Софья Ильинична. — А вы лучше присядьте, таблеточку выпейте.

Мириченко кивнул и упал обратно в кресло. Выглядел он неважно.

— Во время перемены после второго урока у Дарьи и Маши Реутовой случилась ссора. Девочки поругались, а потом Дарья сильно избила Машу.

— Неправда! — вскинулась дочь, наткнулась на мой взгляд и закрыла рот.

Умница, лучше пока помолчи.

Классная продолжила.

— Маша дошла до дома, там ее увидели мать и отчим. Испугались, понятное дело. Тут же отправились в больницу. А там и до заявления в полицию рукой подать. Сами понимаете, Даша, можно сказать, профессионал. Бить она умеет.

— Понятно. При чем здесь журналисты?

— Отчим Марии крупный бизнесмен, планирует баллотироваться в депутаты...

— Ясно, не продолжайте. Свидетели?

— Да полкласса! Кого ни спрашивали, все подтвердили.

— Запись с камер, надеюсь, сохранилась?

Софья Ильинична порозовела и отвела глаза.

— Понимаете, Александр Кириллович, сколько камер мы туда не ставили, но дети... В общем, угол тот дальний, от глаз закрытый, дети... старшеклассники там курят. И камеры постоянно выходят из строя.

— Куришь, значит? — бросил дочери.

Та судорожно сглотнула. Все ясно.

— Получается, кроме показаний школьников, других доказательств нет? — подытожил я.

— Вы бы видели фотографии Маши! — воскликнула Софья Ильинична. — На ней места живого нет. Бедная девочка. А Даша... она ведь умеет. Может!

Она бросила на Дарью свирепый взгляд. Думаю, если бы не ее врожденная деликатность и любовь ко всем своим подопечным, она бы давно отдала дочь на растерзание.

— Папа, это не я, — не выдержала Даша.

— Хм, Глеб Павлович, Софья Ильинична, я понимаю, так не принято, но прошу войти в положение. Выйти и поговорить с Дарьей глаз на глаз я не могу, сами понимает, папарацци не дремлют. Не могли бы вы на пять минут оставить нас наедине?

— Конечно-конечно, — классная на диво быстро выпорхнула из кабинета. Директор поворчал-поворчал, но тоже вышел.

Когда за ними закрылась дверь, я подошел к дочери, пододвинул стул, уселся так, чтоб видеть ее лицо.

— Ну, рассказывай свою версию.

Дарья жгуче покраснела.

— Пап, это не я...

— Это я уже понял, давай с самого начала.

— Ты мне веришь?

Дочь заглянула в глаза, только сейчас я увидел, что они полны слез.

— Верю.

— Правда?

— Правда.

Она глубоко вздохнула и начала рассказ.

— Мы с Машкой поссорились, не спорю, и я даже двинула ей слегонца, чтобы рот закрыла.

Я понимающе поднял бровь.

— Ну, ладно, два раза двинула и толкнула.

Я многозначительно молчал.

— Да нет же, ты не понимаешь! — вскочила со стула Дарья. — Она с девками опять подкараулила Польку. Пока меня не было, они издевались, ржали над ней, юбку вымарали в какой-то дряни вонючей. Это нельзя было оставить безнаказанным!

Ясно, Полина — первая жертва школьных террористов и лучшая подруга Даши. Дочь просто не могла пройти мимо.

— Но, пап, я не избивала ее до полусмерти! Ты же знаешь! Просто не могла. Тренер говорит, нельзя обижать слабых. А Машка, пусть и овца первостепенная, но слабая, как курица. Я ее по мордасам легонько шлепнула, толкнула чуть-чуть, даже не напрягалась. Она, ясное дело, рухнула на землю, колготки порвала, может, чуток оцарапалась. Заревела, как дура, и домой убежала. И все!

Дочь всхлипнула и снова села на стул.

— Пап, ты бы видел фотки, что принесли полицейские... Ужасно!

— Кто может подтвердить?

— Пап, ты сказал, веришь?!

— Верю, — я провел ладонью по ее спутанным волосам. — Но нужно, чтобы поверили и другие. Понимаешь?

— Угу.

— Так, кто?

— Не знаю. Ну, Полька, конечно, а другие... Я с ними не особо вожусь.

— Ясно.

— Пап, — Дарья накрыла мою ладонь своей. — Все плохо? Да?

— Нехорошо, дочь, скрывать не буду. Но насколько, это еще предстоит узнать. Ты готова?

Дашка на миг зажмурилась, а потом решительно сказала:

— Готова.

В коридоре было многолюдно. Директор отбивался от репортеров (и где только прятались), которые моментально набросились на нас, стоило выйти из кабинета. Окружили и с профессиональной бесцеремонностью принялись забрасывать вопросами. Впрочем, долго терпеть их внимание не пришлось. Мириченко открыл дверь в кабинет завуча и буквально втолкнул нас внутрь.

Внутри помимо завуча, обнаружились школьный психолог, двое незнакомых мне мужчин представительного вида, как потом выяснилось отчим потерпевшей и его адвокат, и Кохоренко — инспектор по делам несовершеннолетних из другого отдела. С последним я поздоровался за руку.

И началась свистопляска.

Мучить дочь дольше положенного я не дал несмотря на гнев господина Реутова. Тот жаждал прямо из школы отправить ее за решетку. Вот еще, прям бегу и падаю. А когда возмущенный товарищ, потрясая кулаками и брызжа слюней, удалился, я подошел к Кохоренко. Дочери велел остаться пока в кабинете.

— Да, попал ты, Волков, — покачал головой инспектор. — Если бы моя такое учудила, собственноручно прибил бы.

Я хмуро кивнул.

— Слушай, Вова, мне тут все говорят о страшных фотках. Покажешь?

— Покажу, чего уж тут.

Он покопался в папке и вынул нужное.

Да уж, над девочкой кто-то основательно поработал. Ни единого живого места, один сплошной синяк. Что странно. Судя по характеру повреждений, ее били не только ногами и руками, но и подручными материалами. Неужели больше никто это не видит. Уж медэксперт-то должен.

— Можно? — я достал телефон.

Кохоренко оглянулся.

— Ладно, но быстро. Имей в виду, если они вылезут где, и ты, и я трупы.

— Обижаешь!

Быстренько скопировав снимки, снова поглядел на папку в руках инспектора.

— Экспертиза, — он правильно понял намек. — Только если глянуть, никаких фото.

— Ладно-ладно, давай уже.

С жадностью вглядевшись в строчки, я ощутил, как волосы на голове встали дыбом: гематомы по всему телу, сломанные ребра, повреждения половых органов. Да ее не избила одноклассница, а изнасиловала толпа ублюдков. И это хотят повесить на мою дочь?!

— Слушай, Волков, — забрав отчет, заговорил Кохоренко. — Сам понимаешь, дело дрянь. На твоем месте я бы искал хорошего адвоката, готовил деньги и надеялся на чудо. И еще, присмотри за Дашей. Води в школу, забирай из школы, таскай на работу, пусть сидит, цветы в твоей норе поливает. Суд будет. Как бы ни наделала глупостей. Сегодня не задержали, и это надо ценить.