Приёмыш

— Не стрелять, — со словенским акцентом произнёс негромко главный. — Кто ты есть? Русичь? Откуда?

— Оттуда, — махнув рукой на юг, сказал Иван.

— Что хочешь?

— За стенами поспать. Я заплачу!

— Христианин? — С удивлением спросил он.

— В Риме крестили

— В Риме? — Совершенно спокойно, без эмоций, спросила фигура. — Расскажешь. Можешь устроиться сейчас с лошадьми, под навесом. Не замёрзнешь?

— Спаси Бог за доброту! Воды бы испить...

— Там судно (кадушка) с водой и ведро (ковш).

— Спаси бог, — повторил Иван и поклонился.

Ногу с привратника он снял, освободил приколотую к земле копьём куртку, и они двое зашевелились.

— Пусть не балуют! — Попросил Иван и отступил в сторону. ПНВ он поднял на верх и спрятал под капюшон.

Вспыхнул факел, осветив живым, колеблющимся светом двор монастыря.

— Хорошо, что ты не стал убивать их, — сказал человек в плаще.

— Не убий... ведь...

— Ну-ну... Покажи ему хлев, — приказал человек, и служка с факелом побежал в дальний угол крепости.

— Следи (Ступай).

* * *

Иван всю ночь не сомкнул глаз. Растянув вокруг себя вязанку "ежей", он мог бы спать спокойно, до первого вскрика, но он так и не заснул до первых лучей солнца. Нервы. А с солнцем ожил и двор монастыря. Первыми из пристроенной к стене конуры вылезли ночные привратники.

Иван лежал, претворившись спящим, и они оба подошли к нему, не решаясь подходить слишком близко. Пошептавшись, они, увидев настоятеля, быстро от него отошли. Иван пошевелился и, поднявшись с войлока, потянулся.

— Великий ти, брат! — Сказал настоятель. — Како ти спал?

— Хорошо, отче... Слава Богу!

— Пошли к заутрене.

— Опроститься бы?

— Следи за ним, — настоятель указал на сторожа и тот отвёл, куда надо.

Обмыв руки, Иван прошёл вслед за всеми в двери, и они оказались в просторном помещении с крестом у противоположной стены. Перед ним стояла братия, человек двадцать и вчерашние привратники.

Иван, остановившись на входе, пропустил настоятеля вперёд и двуперстно перекрестился на крест, повторив его движения, достал из-за пазухи большой серебряный крест, поцеловал его.

— За такий крист и христяне убияти . Не иззивай (искушай), жжаль (прости) ми Бог . Сховай.

Иван крест спрятал и склонил голову.

Службу читали на латыни. Иван молился по-русски.

Рядом с ним пристроился зашедший в храм монах в плаще, который явно прислушивался к его молитве, а после службы побежал к настоятелю докладывать.

Все монахи приложились к руке настоятеля, и тот подозвал Ивана к себе, но руку не подал.

— Кому ти молил? — Спросил он.

— Христу. И богу единому.

— А ну... помолись.

Иван прочитал символ веры.

— Почему по-русски?

— Так понятней. Папа Римский Иоан самолично перевёл, записал мне своей рукой, и заверил своей печатью.

Иван поднял сидор, достал из него кожаный тубус, развязал ремешки и вскрыл его. Вынув пергамент, с которого свисала на синей и жёлтой нитках свинцовая печать, Иван передал его настоятелю.

Тот, взяв его двумя руками, развернул.

— Это рука Папы!? — Изумлённо спросил он.

— Да. Это он писал, когда ещё не был Папой. Он был ещё юным, но, когда стал Папой, заверил перевод своей печатью. Я был его рабом... Вернее, рабом его отца, патриция Кресцентия. Мы с ним вместе выросли. А когда он учился в школе певчих, мы вместе учили псалмы.

Настоятель ещё удивлённее посмотрел на Ивана. Тот, оглядев помещение, и "качнув" его грудным звуком "и", запел:

— Беатус вир куи аббиит...

Его голос, оттолкнувшись, от стен, затрепетал голубем, собрался и окреп в центре храма. Братия усиленно закрестилась, опустившись на колени.

Перекрестился и настоятель. Потом он стоял, сложив руки на груди, до конца псалма.

— Хвала Богу! — Сказал он, возвращая пергамент. — Гремо исть (Пошли есть).

— Умыться бы, настоятель.

— Я не опат . Я князь Након Любекский.

Иван преклонил голову.

— А я — Иван Кресцентий, — сказал Иван и вынул из-за пазухи золотой Римский солид на котором было написано "кресцентий".

Теперь князь преклонил голову.

— Я не патриций, князь, и не сын патриция. Я просто Иван.

— И что же ты тут делаешь?

— Живу своей жизнью. Иду на Рюген. Туда ушли, как говорят, мои родичи. А больше идти мне некуда.

Князь внимательно посмотрел на Ивана.

— Теперь понятно, — сказал он, и повёл Ивана за собой.

* * *

В крепости у Накона Иван гостил уже третий день. Кроме прибора ночного видения и фонарика, артефактов будущего у Ивана не было. Да и их он "отнёс" назад в будущее.

Князь был немного старше Ивана по возрасту, как он сказал: "тридцать одна зима", но выглядел значительно суровее. Его лицо испещряли морщины и шрамы. И именно на это князь сразу обратил своё внимание, когда узнал возраст Ивана.

— Слишком ты гладкий для воина, — хмыкнул он.

— Да, я... В общем-то и не воин, — сказал Иван. — Так... Погулять вышел. Участвовал, иногда в междоусобицах патриция... Да в боях, что он устраивал для своих гостей.

— И чем ты дрался? — Спросил князь. Глаза его смеялись. — Хотя... Копьём ты справно владеешь...

— Молотом.

— Молотом?! — Удивился князь. — Не рыцарское оружие.

— А я и не рыцарь. К кузне приставлен был с мальства, вместе с батюшкой моим.

Иван достал из сидора молот на длинной железной рукояти, выдернул наверх и поставил его рукоятью вертикально на ладонь вытянутой вперёд руки.

Немного подержав, Иван сбросил молот вниз, перехватив его обратным хватом возле молотка, развернул рукоятью вверх, и стал вращать вокруг кисти и своего тела. После очередного заворота за спину, он перекинул молот через плечо и поймав его за конец рукояти, продолжил вращать вокруг себя. Скорость вращения уменьшилась, но гул, издаваемый молотом, стал страшнее. При Ивановых габаритах и длине рук подойти к нему ближе чем на три метра казалось не реальным.

Князь стоял, слегка приоткрыв рот, потом опомнился, увидев взгляд Ивана, прикрыл зевало, и покачал головой.

— Даже проверять тебя, какой ты воин, нет желания, — изумлённо сказал князь.

— Патриций любил хвастать моей силой. Когда к нему приходили гости, он ставил меня против четырёх их слуг. Не могли подойти. Мечи, копья, щиты — всё в кашу, — говорил Иван, не переставая вращать молотом.

— Я так целый день могу, но с двумя молотками красивее выходит, — сказал он, остановил вращение, перехватив рукоять у основания, и подал молот князю рукоятью вперёд. Дыхание его было ровное.

Князь, взяв молот, охнул, уронив его наземь.

— Чёрт здоровый! — Восхищённо воскликнул он, потирая кисть правой руки.

Он подошёл к Ивану, и как-то по-новому взглянув на него, спросил:

— И что же ты тут делаешь, Иван — сын патриция.

— Гуляю. Я же сказал. Мои родичи с острова Рюген ушли, когда меня ещё не было. Вот иду туда. Дома у меня нет. Родителей тоже.

— Понятно, — сказал князь, прищурив глаза. — А кузнец ты какой? Добрый? Что можешь?

— Всё могу.

— Покажешь?

Иван посмотрел на князя, и поинтересовался:

— В кузнецы меня сватаешь? Не пойду я в кузнецы. Намахался. А вот показать — покажу.

Иван снова залез рукой в карман сидора и достал тряпицу, которую передал Князю.

— Дарю! — Сказал он просто, — За доброту твою, князь.

Након развернул подарок и увидел кованную розу, невероятной красоты.

Князь держал её двумя руками и смотрел не отрываясь.

— Сказать, что я восхищен? Это пустые слова. Спаси тебя Бог. Мастер!

— Такой цветок рисовали на щитах мои предки. Так говорил мне мой отец.

— Такие цветы были на щитах воинов с Рюгена, которые убили моего брата Стойгнева, когда мы воевали против саксов. Они поддержали наших врагов и напали на нас сзади.

Иван с интересом посмотрел на Накона.

— И что там, на Рюгене?

— Там не любят христиан, Иван, и... там не любят меня. Поэтому, помочь тебе ничем не могу.

Иван стоял, опустив голову.

— И что же мне теперь делать? — Спросил он самого себя.

Князь развёл руками и улыбнулся.

— Гулять. Жить. Хочешь туда?

— Посмотреть хочу. Отец много рассказывал.

— Мои земли заканчиваются у самого острова, но убедить руян в этом сил у меня сейчас нет. И они продолжают грабить их. Многих воинов мы потеряли в войне с саксами. И с руянами.

Князь с интересом посмотрел на Ивана и предложил:

— Хочешь, я тебе эти земли передам на лен . Договоришься с руянами, глядишь и пустят они тебя на остров. А просто так туда идти не советую. Люты они до христиан.

— Какие земли?

— Ростока. Но воев для тебя у меня нет.

Иван оглядел деревянный невысокий трехэтажный замок, обнесённый деревянным частоколом стен.

— Это твой замок? И твои вои?

— Да. Я здесь вырос. Но гард стоит ниже по реке. Там и семья моя... жёнка, дети и я сам обитаю. Большой гард. Аж три крепости.

— А стены?

— Завтра поедем, посмотришь.

* * *

Утром, после заутреней молитвы и завтрака, они тронулись в путь. Лишнего коня Ивану не нашлось. Пришлось одному из княжеских воинов ехать на повозке, загруженной каким-то скарбом. Скарб укладывали в телегу затемно, и он был прикрыт рогожами, но Иван сразу определил, что там что-то сильно тяжёлое. Две лошади, низкорослые, но крепкие, с трудом тянули телегу с грузом и двумя седоками. Груз позвякивал и погромыхивал.

— Оружие? — Прямо спросил Иван.

— Да, — сказал князь не очень охотно. — Потеряли много в болотах... Куём помаленьку.

— К оружию руки нужны.

— Дай Бог народятся и новые подрастут. Да и идут к нам из разных мест, где христиан притесняют.

— И вы всех сразу не в плуг, а под ружо?

— Плуг? Что есть?

— Орало.

— А-а-а-а... Нет... Сначала в плуг.

Князь рассмеялся.

Так, разговаривая, они ехали недолго. Дорога, шедшая на север, плавно заворачивала вправо и вышла на берег не глубокой, но быстрой реки, через которую отряд переправился, не слезая с лошадей и не замочив ноги. Дорога вышла на пригорок, и Иван увидел перед собой другую реку и остров, образованный слиянием трёх рек. Дорога вела к мосту через башенные ворота. Стен у города не было.

— Плохо, — сказал Иван, едва удерживая под собой чужую лошадь, рванувшуюся из-под него вниз по склону.

— Что плохо? — Спросил, догнав его, и перехватывая узду, князь.

— Стен нет.

Иван, свесив ноги почти до земли, натянул повод, слез с лошади и, поклонясь, передал его спрыгнувшему с телеги воину, с благодарностью посмотревшему на Ивана. Он, всю дорогу, трясясь в телеге, отворачивал обиженно голову в сторону от своей лошади. Иван, не стал оскорблять чувства викинга. И князь правильно понял поступок Ивана.

— А ты... политик, Иван.

— Рим без политеса, — не Рим, — с глубокомысленным видом сказал Иван банальщину.

— Хорошо, что ты это понимаешь. Может быть тогда у нас с тобой что-нибудь и получится.

— У нас? — Иван посмотрел князю в глаза.

— У нас. Или ты пойдёшь гулять дальше? — Усмехнулся перерезанными шрамом губами князь. — Направо — враг твоего патриция Оттон, налево — его друзья саксы, прямо — болота и дикие даны.

Иван усмехнулся, взял под узду княжеского коня, тронул его с места, толкнув его морду вперёд, и пошёл по дороге, держась за княжеское стремя. Это был его немой ответ на прямой вопрос князя.

— Ну ты... Великий ты политик, Иван! — Вскрикнул радостно князь, хотел хлестнуть коня плетью, но передумал, и стремя из руки Ивана не вырвал. Конь шаг прибавил, и Ивану пришлось немного пробежаться.

Князь натянул поводья, остановил коня и слез с него. В какой уже раз посмотрев на Ивана с прищуром, он приобнял его и ввел в городские ворота.

— Гляди, какой град! — Сказал князь, показывая рукой на стоящую невдалеке крепость за пятиметровым частоколом стен.

— Град хорош, но стены нужны везде, — ответил Иван, цыкая зубом. — Даны вас тут как кур передавят. По морю придут и передавят. И ты бы князь об этом позаботился прежде, чем умереть.

Князь отшатнулся, но посмотрев на спокойное лицо Ивана, спросил:

— Что-то знаешь?

— Много знаю, — вздохнул Иван, — но ещё больше не знаю. Долго говорить надо.

— Поговорим ещё, — сказал князь, и отдал коня выбежавшему из крепости воину. Следом за ним бежали двое парнишек: один лет тринадцати другой помладше.

— Сыны мои, — крикнул князь и подхватил обоих

— Тату, — захныкал младший, — а Мстивой меня дражнит лягухой, пошто у меня цыпки.

Князь оглянулся на Ивана, засмеялся и потрепал старшего по лохматой шевелюре.

— Эх вы... Цыпки с Лягухами! Привечайте гостя. Аж из самой Ромеи к нам пришёл. Иван зовут. А я пока мамку вашу обниму.

Он толкнул детей в сторону Ивана, а сам обнял крепко сложенную женщину с кольцами волос на голове, в синем, длинном, до щиколоток, шерстяном платье. Спереди шов её платья и края длинных рукавов были расшиты жемчугом и цветными нитками. Под полами платя Иван разглядел коричневой кожи носки обуви.

Подав руку старшему, который с удивлением пожал её, и взяв двумя руками ладонь младшего, спросил:

— Одного, понятно, зовут — Мстивой, а второго Мстиграг?

— Мня зовут Пётр, а это Клим, — сказал старший.

Младший прятался за его спину.

— А, ну, смотрите, что у меня для вас есть, — сказал Иван, и полез в свой сидор.

Первым он вытащил деревянную машинку на больших колёсах в виде лягухи у которой при вращении колёс раскрывалась пасть и высовывался язык.

— Это Климу, а это Петру, — сказал Иван, доставая большой раскладной нож, его собственной работы, с деревянной ручкой и с кольцевым фиксатором лезвия.

— Тату, лягуха, — радостно закричал малой. — Ротом жмакает!

— Ух ты! — Обмер Пётр, когда Иван раскрыл ему нож.

— Ничего? — Спросил Иван князя.

— Как раз! — Удивлённо сказал князь. — И много у тебя там цацек?

— Нет. Но для твоей хозяйки найдётся. Позволишь и ей преподнести?

— Подноси.

Иван достал небольшую коробку из сандала и передал с поклоном княжне.

— Княжне подарок княжеский. Своими руками сделал.

Княжна пожала плечами, взяла коробочку и почувствовав аромат сандала приложила её к носу.

— Ах! — Сказала она, повернув вставленный в неё ключик. В ларце лежали серебряные серьги с синим камнем.

Княжна растеряно оглянулась на мужа, тот развёл руками.

— Вот такой у нас гость, Ирина. Очень необычный гость, — сказал князь покачивая головой. — Пошлите в хату, а то люди собираются. Не ладно.

За стенами крепости стояли обычные русские княжеские хоромы: подклеть, клеть, и так несколько собранных вместе зданий с переходами между ними. Снизу — хозяйские постройки и жильё для слуг. На второй этаж шла двусторонняя лестница.

— Что за каменья, ты моей жонке подарил?

— Лол (Рубин). Синий. Из Германии патрицию привезли целую жменю. Я ему кольца делал, серьги. А он их мне отдал. Он же епископом стал. А жены у него нет. И мне ни к чему. Я платье княжны увидел и вспомнил.

— Хитёр ты брат, — одобрительно прошептал князь.