Ранние португальские описания Таиланда

Из-за многих странных фактов, которые сообщает Пинто, он долгое время считался лжецом. Но недавно по отношению к нему была восстановлена справедливость, не только португальскими писателями, такими как Криштован Айриш, который разрушил много мифов, но и иностранными авторами, которые изучали те части "Странствий", которые их заинтересовали.

Что касается Сиама, м-р В. А. Р. Вуд исследовал описание Пинто в статье, опубликованной в "Журнале Сиамского Общества", том ХХ, 1926, и пришел к выводу, что оно недостоверное. М-р В.А.Р. Вуд основывал свои замечания не на оригинале произведения на португальском, но на ошибочной и вводящей в заблуждение транслитерации на английский язык Когана, и сделал свои выводы после изучения современного описания очевидца, в свете "Phongsawadan" Луанг Прасоета, написанной более чем через сто лет после того, как произошли рассматриваемые события (35). В этой связи интересно процитировать, что писал об описании Сиама, сделанном Пинто в "Peregrinacam", иезуитский священник, П.А.Ф. Кардима, который был в Аютии в 1626-29 гг.: "Хотя книга "Странствия" Пинто считается апокрифической, он прав в том, что писал о королевстве Сиам. По моему мнению, он не отклонялся от истины, потому что мандарин, который научил меня читать и писать по-сиамски, пересказал мне исторические хроники и описания страны, в которых говорилось о приходе в то королевство португальцев и о тех героических деяниях, в которых они помогли завоевать много королевств. Он особенно рассказал мне историю Океум Чинерата (у Пинто — Укумшенират), рассказав мне, что она была истинной, и что всякий, кто ее интересуется, может заглянуть в книгу Пинто" (36).

Некоторые факты, упоминаемые Пинто в отношении Сиама и отвергнутые м-ром В.А.Р. Вудом как недостоверные, требуют более тщательного рассмотрения. М-р Вуд "подловил" Пинто на описании преувеличенного количества людей, составлявших армию, что он считает искажением истины. Численность действительно часто преувеличивается, но она представляет только оценку, основанную на народной молве, которая часто была вымышленной. Военные власти сами не могли сосчитать точное количество, поскольку, по мере того, как армия шла походом или плыла по рекам, в ее состав рекрутировались сотни крестьян, что сильно раздувало первоначальное количество. Это обвинение в преувеличении численности с равным успехом можно было бы предъявить и последующим путешественникам, таким как Чезаре Федеричи и Ральф Фитч, и против самого "Phongsawadan". Когда Байиннаун вторгся в Сиам в 1568 г., Чезаре Федеричи, который тогда находился в Бирме, сообщал, что бирманская армия состоит из 1.400.000 человек. В сиамском "Phongsawadan" названо количество в один миллион человек. Оценка Мендеса Пинто в 800.000 человек выглядит даже более скромной. Ральф Фитч сообщает, что армия насчитывала 300.000 человек и 500 слонов (37). Мы знаем, что все это были вымышленные цифры, но нет оснований, по которым ошибочные суждения, будь то Пинто, или Фитча, или Федеричи, следует считать сознательным искажением истины. М-р Вуд замечает, что когда Пинто утверждает, что пушку короля Бирмы в его войне с Сиамом тащили быки и носороги, мы почти вынуждены согласиться с Конгривом (38), который называл Пинто "непревзойденным лжецом". Но Пинто нигде не употребляет слово "носорог", но термин "bada" или "abada", который в XVI в. означал просто дикое животное или одомашненное животное, которое бродит на свободе, хотя некоторые авторы XVI в., такие как фрай Гашпар де Круз, использовали его именно для обозначения носорогов. Писатели XVI в., такие как Барбоза, Барруш и Корреа использовали слово "gand" (от санскр. "ganda") для обозначения носорога. Блюту, который составлял свой словарь в 1727 г., следуя лексикологистам Виейре и Ласерде, понимал слово "abada" как обозначавшее вид дикого животного и, фактически, оспаривал, что оно означает носорогов. Поэтому хотя некоторые производят это слово от малайского "badak", носорог, другие производят его от арабского "abadat" (abid, жен. р. abida), которое означает животное с коричневатой окраской (Белот) или дикое животное (Лэйн), или животное, которое бежало и бродит на воле (Казимирски) (39). Только в XVII в. слово "abada" начало означать именно носорога, и именно так передал "abada" Пинто Фигье во французском переводе, а из него — Коган в английском. Пинто определенно использовал слово "abada" для обозначения яков в Тартарии, которые использовались в качестве вьючных животных и для которых не было соответствующего слова в португальском (40). В описании других мест он использует это слово около десятка раз в неопределенном значении, как арабское "abida", когда ему надо было назвать дикое животное, будь то дикое, как носорог, или использовавшееся для переноски тяжестей, и для которого он не мог найти точного эквивалента в португальском языке.

Озеро "Чиамай" — не вымысел Пинто, поскольку оно существовало в легендах и народных верованиях за столетия до него. Португальцы, которые побывали в Бирме и Сиаме до Пинто, также рассказывали об этом легендарном озере Чиамай, и Жуан де Барруш в 1552 г., т.е. тогда, когда Пинто еще путешествовал по Востоку и за несколько лет доще странствовал по Вотсоку и за несколкьо лет дмай, и Жуан де Барруш, и до Пинто. того, как он начал писать свои "Странствия", помещал озеро Чиамай не в Чиангмае, но на 30® северной широты, т.е. на плато Тибет, всего в 2® от того места, где берут начало пять великих рек — Брахмапутра, Иравади, Салуин, Меконг и Янцзы. Барруш писал о том, что шесть рек вытекают из озера, три из которых, сливаясь, образуют Менам, а три других впадают в Бенгальский залив (41). Пинто также говорили в Китае и Тартарии, что реки в Бирме, Сиаме, Китае и Индокитае вытекают из этого озера на севере, которое известно в разных местах под разными названиями (42). Он не говорит о том, что сам побывал или видел озеро Сингипамур в Чиангмае или рядом с ним, но что король Сиама после своей кампании в Чиангмае шел на северо-восток в течение шести дней и достиг озера Сингипамур, которое народ называет Чиамай (43). Это, очевидно, недопонимание со стороны Пинто, которому, возможно, рассказали о маленькой лагуне, на берегу которой король остановился на 26 дней и принял ее за озеро Чиамай, о котором он так много слышал. Пинто не говорит, что он видел озеро, носившее названия Фанстир или Сингипамур или Кунебете, но что оно находилось в Тартарии, а не в Чиангмае (44).

Империя Каламиньян, яркое описание которой приводит Пинто, не вымысел. Каламиньян (монское "Кала", от "Трала", и "мыонг" — "правитель страны") — это, определенно, ссылка на короля Лансанга, которым в то время был Потисарат и который принял два посольства от Табиншветхи, как сказано в "Анналах Лансанга" (45). Религиозные обряды, которые м-р Вуд считает несоответствующими действительности, были остатками брахманизма и буддизма толка махаяна с примесью анимизма, который король Потисарат, рьяный хинаянист, пытался выкорчевать. В этом описании путешествия Пинто в Луангпрабанг и обратно, которое реально можно было совершить частично по воде, а частично по суше, но в описании Пинто нет путаницы, как в описании его поездки из Тартарии в Тонкин, которая, по-видимому, вся проходила по воде. То же самое можно сказать о других путешественниках, таких как китайские путешественники у Дю Хальде, которые писали, что их поездка из Китая в Бирму целиком проходила по воде (46). Многие аналогичные несоответствия можно встретить у Марко Поло, и они отмечены Генри Юлом, который, не называет его за это лжецом. Полное непредвзятое комплексное исследование "Странствий" Пинто еще предстоит сделать, но пока нельзя отвергать его как недостоверное, в той же манере, как повествование Марко Поло еще в XIX в., всего лишь на основе поверхностного исследования, и, что еще хуже, исследования плохого перевода (47).

Что касается Сиама, Пинто приводит живописное описание кампании короля Прачаи против Чиангмая, смерти короля от яда, коронации его сына, который также был убит, неверности королевы и ее интриги с Кун Чиннаратом (Укуншенират), которого она заставила короновать на трон, заговора наместника Питсанулока и убийства узурпатора вместе с королевой на пиру, восшествия на трон Пра Тиена, вторжения в Сиам Табиншветхи и подробное описание осады Аютии. Кроме "Странствий", некоторые подробности в отношении Сиама упоминаются в письме Пинто, которое заслуживает внимания (48). Он первый автор, который называет Аютию "Венецией Востока" из-за множества каналов, заменявших дороги. Это был величайший город, который он видел в тех краях. Он рассказывает, что на реках в Аютии и вокруг нее было 200.000 лодок. На каждую ярмарку собираются от 500 до 1000 этих лодок. Затем он приводит яркое описание короля, когда он дважды в год покидает дворец с большой помпой и церемониалом, в сопровождении придворных и слонов. Король терпимо относится ко всем религиям, и в городе есть семь мечетей мавров или малайцев, чьих домов насчитывается 30.000. Когда Пинто был в Сиаме, произошло лунное затмение, и люди, считая, что это змея поглотила луну, подняли шум на суше и на воде, тогда как другие прицеливались и стреляли из своего огнестрельного оружия в небо. У короля был белый слон, который умер в 1551 г., в связи с чем он выделил 500 катти серебра на расходы, связанные с его погребальной церемонией. Именно из-за владения этим слоном, добавляет Пинто, король Бирмы вторгся в Сиам в 1549 г. Эти войны с Бирмой на полстолетия поглотили Сиам, и не только у Пинто, но и в "Декадах" Коуту, в 13-й декаде Бокарро и в "Португальской Азии" Фариа-и-Соузы и в сочинениях миссионеров у нас есть описание этого периода (49).

*

Вплоть до середины XVI в. Сиам был не только могущественной, но и очень процветающей страной. Здесь велась оживленная торговля, и в Аютии проживало около 300 португальцев, которые на своих джонках перевозили сиамскую продукцию, такую как рис, олово, слоновую кость, бензоин, индиго, клейкий лак и древесину, такую как красильное дерево и сапановое дерево в Лигор и Паттани, а оттуда в Малакку. Эти продукты доставлялись также посуху в Тенассерим и в Мергуи, а оттуда расходились под мадрасскому и бенгальскому побережьям, где у португальцев были свои поселения. В эти времена процветания рылись каналы, происходили улучшения в сельском хозяйстве, реорганизация военной службы, и Сиама боялись и завидовали все его соседи. Время от времени возобновлялись военные действия против Чиангмая и Камбоджи, и войны, которые вел против Чиангмая король Прачаи в 1545 и 1546 гг., были в достаточной степени серьезными. Но эти т.наз. войны не были полностью опустошительными. Происходили сражения, это правда, в которых побеждала то одна, то другая сторона, и затем армии отступали, каждый король думал, что он достаточно наказал другого. Не было длительных осад, или захвата королевств и их подчинения новым правителям. Если не считать противостоящих армий, остальной Сиам был полностью не затронут этими битвами, и, фактически, в южном Сиаме население часто не знало о том, что на севере происходит какое-то сражение, хотя впоследствии о них рассказывалось много преувеличенных рассказов, которые записывали находившиеся тогда в стране португальцы, особо упоминая тысячи принимавших участие в военных действиях и убитых людей и сотни слонов.

Все это изменилось во второй половине XVI в., когда серьезные проблемы возникли со стороны Бирмы, которую объединил под своей властью Табиншветхи, король Таунгу, впоследствии захвативший Пегу, а затем положивший глаз на Сиам и земли к востоку от него. В то время как Бирма становилась все сильнее, Сиам испытал неожиданные трудности с престолонаследием после смерти от яда короля Прачаи. В 1549 г., когда после убийства узурпатора был коронован король Чакрапат, бирманский король с огромной армией, всадниками и слонами вторгся через Мартабан и Канбури и взял в осаду Аютию (50). Сиамцы оказали захватчикам сильное сопротивление, и в конечном счете бирманский король отступил, хотя и беспрепятственно, потому что ему повезло взять в плен сиамского наследного принца и двух других членов королевской семьи, которых он пережал сиамскому королю. Во время этой осады пушки, установленные в фортах вокруг Аютии, обслуживали 60 португальцев под командованием Диогу Перейра. В армии бирманского короля также находились португальские артиллеристы. После этой осады король Сиама заменил глинобитную стену вокруг Аютии кирпичной стеной и бастионами с установленными на них пушками. Остатки некоторых из этих сооружений видны до сих пор. Но со всеми этими оборонительными укреплениями Аютия не смогла выдержать великую осаду бирманского короля Байиннауна в 1568 г. После захвата Чиангмая Байинаун взял Кампенгхет, Сукотаи и Питсанулок и, наконец, подчинил Аютию и сделал Сиам и Чиангмай вассалами Бирмы.

Империя Байиннауна охватывала не только всю Бирму, но включала также шанские княжества, Сиам, Чиангмай, и Ланчанг или Лаос. Каждые из 20 ворот нового города Пегу были названы по имени вассального государства, таких как Тавой, Тенассерим, Мартабан, Аютия, Линзин или Ланчанг, Моньин и Хсенви. Португальские писатели этого периода и путешественники, такие как Чезаре Федеричи, Бальби и Ральф Фитч рассказывали о великолепии Пегу и славе бирманского короля (51). Он был не только самым могущественным королем, но и более великим, чем Великий Турок, и соперничал с самим императором Китая. Он готов был предложить за Зуб Будды португальскому вице-королю от 300.000 до 400.000 крузадо или около 200.000 ф.ст. и снабжать продовольствием Малакку, когда это будет необходимо (52). Но эта слава просуществовала недолго. После смерти Байинануна в 1581 г. его сын Нандабайин не смог сохранить империю, которая распалась буквально за несколько лет.

В 1584 г. принц Наресуан, который находился в Бирме и знал, какой беспорядок воцарился после смерти Байиннауна, сбросил узы вассальных обязательств перед Бирмой, и хотя бирманский король атаковал Аютию, вторжение было отражено Наресуаном, который был прозван Черным Принцем, потому что он был заметно более смуглым, чем его брат. Его поединок с наследным принцем Бирмы хорошо описан в "Conquista de Pegu", написанной в 1618 г., и в 18-й декаде Бокарро, написанной до 1640 г. (53). Согласно версии Бокарро, бирманский принц ранил Черного Принца в поединке, и тогда последний закричал, обращаясь к двум португальцам, которые были вместе с ним, чтобы они стреляли в бирманского принца. В "Conquista de Pegu" утверждается, что бирманский принц был пронзен насквозь дротиком. Война короля Наресуана с Камбоджой и захват им Ловека также описаны в испанских и португальских сочинениях. При дворе Ловека в то время находились несколько испанцев и португальцев, и Наресуан привел их в качестве пленников в Аютию. Среди них был Диогу Велозо, который впоследствии сделал романическую карьеру, женившись на камбоджийской принцессе и, с княжеским рангом "чоуфа", стал губернатором и сеньором провинции Бапном (54). За время своего правления Наресуан вернул Сиам к прежним обширным границам, но и Бирма, и Сиам были опустошены, и повсюду царило запустение. Не было достаточного количества земледельцев, чтобы обрабатывать землю, и если и не было крупного голода, то только из-за плодородия пегуанской дельты и долины реки Менам. Так закончился XVI век в Бирме и Сиаме.