Бакалавр 5

Парнишки на нас не ласково посмотрели. Ходят тут всякие, в глазах мельтешат...

Перекурили мы быстро и в палату вернулись. Поняли, что сейчас наше отделение на осадном режиме находится.

Вечером кефир принесли. Всегда его на полдник раздавали, а тут перед сном. Что-то сбилось в работе нашего структурного подразделения больницы скорой помощи.

Доктор сегодня почему-то не дежурил. Вместо него совсем не знакомый врач появился. Вроде и халат у него такой же белый, но на улице его встретишь — третьей дорогой обойдёшь. Морда бандитская, хоть что хочешь говори...

Разговоры в палате вечером как-то быстро замолкли и все стать улеглись. Кроме того, напряженность ещё какая-то чувствовалась. Вроде, всё как прежде, а не так.

Вадик сейчас сам одеялом укрылся, мужики ему уже не помогали. Убрали у него лонгеты, освободили от тяжких гипсовых оков его руки.

Они, верхние конечности, уже почти как раньше у Бакалавра работали, только в локтевых суставах некоторое ограничение было. Но, это — ерунда. Доктор сказал, что через неделю Вадик как новенький будет.

Только задремал Бакалавр, как что-то в коридоре негромко бухнуло. Опять парадоксально орган слуха у Вадика как обычно сработал. Громкое, что спящего, что бодрствующего, его не тревожит, а мышка своими лапками прошуршала — его уже побеспокоило.

Дымом ещё каким-то потянуло. Ну, дым то он уже проснувшись учуял.

Горим?

Принюхался. Точно — горим.

Когда Вадик в своем старом времени жил, то по телевизору часто о пожарах в лечебных учреждениях сообщали. То в одном регионе психоинтернат сгорит, то в другом — больница или поликлиника заполыхает. Или взорвётся у них там что-то, тот же кислород для коронавирусных больных...

Ну, как говорится — дай Бог ноги...

Вадик одеялко казенное откинул, рюкзак из-под головы за плечи переместил, ноги в шлёпки всунул — готов эвакуироваться.

В коридоре отделения тем временем опять что-то захлопало.

Хлопает — да и хрен с ним. Лишь бы не взрывалось.

Дымом меж тем сильнее запахло. Не нормальным, а каким-то химическим.

Соседи ещё что-то возились.

Бакалавр уже давно заметил, что люди в новом для него мире какие-то не торопкие. Он как будто в другом режиме живёт — всё быстрее делает, а не тормозит, как здешнее народонаселение.

Ритм жизни у него другой. Более быстрый, что ли.

В коридор Вадик выскочил. Мать честная! Дымина там стоит стоит, у соседней ВИП-палаты на полу сержант валяется. Ну, что сторожить её приставлен. Рядом с ним стакан пустой. Он почему-то Бакалавру в глаза бросился.

Из некоторых палат уже пациенты вывалились — не самый быстрый Вадик этой ночью оказался.

Спасаться надо. Никуда не упиралось Вадиму в больничке сгореть.

В сторону лестничной площадки он бросился. Ну, куда они с мужиками курить ходили.

Сработал стереотип — лестница, значит на улицу...

Кстати, и дверь на площадку почти напротив палаты...

Кинулся туда, а там на вышарканном линолеуме пацаны в коротких куртках валяются. Да не просто так лежат. Из головы того и другого кровушка на пол капает. Ну, образно, это. Не капает уже — лужицы натекли. Не пять минут назад их жизни лишили.

Кто?

Да кому надо. Не тот ли мужик, что сейчас в сторону ординаторской идёт и Вадику навстречу попался?

Вадик его не разглядел толком. Маленько они разминулись. Мужик к ординаторской, а Бакалавр у его за спиной к двери сквозанул.

Как тень в тапках без задников прошмыгнул не слышно.

Так. Сам Вадик то ходячий, а те, кого сегодня оперировали? Ну, двое, что с кольцевой прибыли?

От наркоза может они ещё не отошли... Так и сгорят ведь...

Вернуться? Промеж глаз пулю как пареньки с площадки получить?

Двоих и не вытащу... Хоть одного...

Которого?

Да, какая разница — оба, живые души...

В дальнем конце коридора выстрел прозвучал. Второй. Третий. Четвёртый...

У ординаторской стреляют.

Замолкло вроде?

Хоть кого-то вытащу...

Метнулся Вадик с площадки обратно в отделение, кашляя дверь в палату открыл.

Хорошо тут пациента разместили — посреди палаты одна кровать стоит. Ещё и функциональная. Мужик на ней лежит. На носу — маска, в ту и другую руку трубочки тянутся.

Ёкарный бабай! Из-за него ведь или пациента в соседней палате эта кутерьма! Дым, стрельба...

Жив он или уже как мент у палаты уже на небесах?

Тут опять в коридоре пару раз стрельнули...

Глава 8 Весёленькая ночка и утро

Чёрт! Так и задохнуться не долго...

Горло у Бакалавра опять перехватило и он закашлялся.

Нет, не пожар, это — химию какую-то в коридоре отделения бросили. Глаза ещё заело...

К кровати прооперированного Вадик несколько шагов сделал, у изголовья пациента остановился.

Так, а спасать то здесь уже некого. Как бывшему соседу по палате Бакалавра, трепанированный который, кто-то этому товарищу дополнительную дырку в голове проделал. Причем, не медицинский инструмент для этого использовал...

Вадик опять закашлял, слёзы из его глаз брызнули, перед глазами мушки замелькали...

Слабость какая-то во всем теле почувствовалась, ноги как ватные стали... Чуть не упал. До стены еле доковылял, рукой об её оперся. Так, по стеночке и в коридор из палаты выбрался.

Там — дурдом. Дымина ещё больше, кто-то благим матом орёт, несколько человек от стены к стене шарашатся... Чуть не запнулся — в шаге буквально кого-то лежащего на полу заметил...

Переступил через бедолагу. Сил поднять его уже не было. Самому бы на свежий воздух выбраться...

На площадку шагнул, вниз по лестнице начал спускаться. Как дед столетний за перила при этом держался. Шатало всего, слёзы по щекам текли, грудь от кашля просто разрывало...

Этаж прошел, второй, третий. В холл буквально вывалился. Столкнулся с кем-то сослепу, но упасть не дали — сильные руки в сторону у стенки поставили...

Стою, глубоко воздух в себя втягиваю, грудь ходуном ходит, в горле клокочет.

А, что, дурак стою? Вот же скамеечка... Как мешок с картошкой на полированную поверхность приспособления для сидения бухнулся, руки в колени упёр — так дышать легче...

Чем-то всё же я траванулся. Сижу в уголке, раздыхиваюсь. Окружающее меня сейчас как-то мало беспокоит, а в холле суета — кого-то на улицу выводят, кто-то наоборот в здание больницы вбегает. Всё смешалось — белые халаты, больничные пижамы, некоторые и в милицейской форме...

Не знаю точно, сколько времени прошло, но всё постепенно успокоилось. Пациентов на свои места стали возвращать, наше же отделение по другим распихали. Правда, размещали нас где могли. Мне, как почти здоровому, ночь в коридоре на кушетке пришлось провести. Нормально — не на полу же. Подушку и одеяло выдали, а то, что без простыни — какая мелочь. Пусть рядом с туалетом — опять же хорошо — далеко ходить в него не надо. Самое главное — в этой кутерьме рюкзачок у меня никуда не делся, а внутри его всё в целости и сохранности осталось.

Утром меня и выписали. Правда, перед эти свидетелем побывать пришлось. В больницу милиции понаехало, кого надо и не надо опрашивали, по секундам все события восстанавливали.

Виданое ли дело — пациентов прямо в палатах убивать стали. Тут же не кино американское, а Россия, девяносто четвёртый год...

Со мной девица молоденькая занималась. Хорошенькая такая, на улице бы встретил — никогда не поверил, что она из органов.

Вопросов мне задала кучу, гораздо больше, чем когда мне здесь историю болезни заполняли.

Опять же имя, фамилия и отчество ей моё потребовалось, место жительства и прочее.

Много рассказать я ничего не смог, почти не продвинул девицу в прояснении произошедшего. Честно сказал, что спал, потом шум какой-то в коридоре меня разбудил, дым почувствовал и из палаты выбежал. Думал — пожар. О том, что в палату к прооперированному я заходил говорить не стал. Привяжутся ещё — зачем туда поперся, какие цели преследовал, что видел? Надо мне это? Не очень. Подробно описал как плохо мне стало, что кашлял, про слёзы из глаз тоже сообщил. Наговорил сорок бочек арестантов...

Паспортные данные мои девица милицейская записала, сказала — если что, вызовут для дальнейшей дачи показаний.

После этого одежду мне выдали и ручкой помахали.

Вышел из приемника, постоял, перекурил. С руками у меня почти совсем нормально, можно дальше своими делами заниматься.

Правда, опять надо в гостиницу устраиваться. Лучше — в другую, а не в ту, в которой оплаченные дни у меня пропали.

Чёрт, чёрт, чёрт... Больше недели времени потерял. Рубль то за это время вон как обесценился...

Пошёл в сторону метро пешком. Снаряд то, говорят, в одну воронку два раза не падает — может не будет больше аварий под землей.

Иду, а в мозгах, ночью чем-то отравленных, мысли роятся...

Вот бы спас я того банкира — что бы было? Ну, скорее всего, поменять свои рубли на доллары у меня бы уже проблемы не было. Даже льготный курс бы мне предоставили, ячейку бесплатно до скончания века выделили... На какую-нибудь хорошо оплачиваемую должность в банке посадили. Ездил бы я по заграницам на разные банкирские сборища на халяву, на квартирку в столице банкир бы ещё расщедрился...

Ходил бы только в рестораны... Кстати, есть что-то захотелось. В больнице то утром покормили плоховато...

Повертел туда-сюда головой — нет ли рядышком точки общепита? Пельменной какой или чебуречной? Да, ладно, блинная тоже сойдёт...

Через дорогу что-то такое было. До перекрестка сейчас дойду, обратно немного вернусь и поем — денежки у меня имеются.

Позднее я себя ругал — что меня дёрнуло именно в эту столовку зайти? Не мог что-то другое выбрать... Прошёл бы квартал, другой — ещё какая другая едальня нашлась...

Глава 9 Налёт

— Всем стоять! Не двигаться! Это ограбление!

Мать ети... Поел, называется...

Какой леший меня именно в эту столовую понёс...

Во попал...

Не, на хрен эту Москву, дома надо сидеть... Не жили богато, нечего было и начинать...

До перекрестка дошёл, на зелёный на другую сторону улицы перебрался, три минуты и уже дверь в царство еды на себя потянул.

Скромненько всё, словно со времен отмены руководящей роли коммунистической партии не годы уже прошли. Панели на стенах какие-то допотопные полированные, раздача от зала декоративной решеткой отгорожена. Примитивный весьма растительный орнамент из железных полосок в советские времена ещё выгнут, чёрной краской много лет назад покрашен, местами уж облупился до металла.

На столике убогоньком подносы стопкой красуются. Синие такие, пластмассовые. Верхний с трещиной. Отложил его в сторону — целый взял. Разломается ещё в руках, горячим супом обольешься и ходи потом по столице ошпаренный и в мокрых штанах...

Да, подносик то плохо после предыдущего клиента обработали. Липкий он какой-то... Не попорчу я себе тут желудочно-кишечный тракт?

После нахождения в больнице думать я даже стал медицинскими терминами, нахватался понятий от медсестер и соседей по палате...

Ложки и вилки в пластиковых цилиндрических ёмкостях ещё наверное хрущевские времена застали. Все они были какие-то объеденные, серые, гнутые, но хоть чистые. Мокрые, правда, но у меня платочек носовой имеется. Им я столовые приборы и протру.

Чем хоть травят то тут?

Двигаю поднос по когда-то никелированным трубочкам и выбираю.

Так — яйцо под майонезом или капустный салат?

Майонез уж пленочкой какой-то подернулся... Не-не-не... А, вот капустка... Наташа, когда мне зачёт по истории медицины в очередной раз сдавала, говорила, что этруски почти все болезни капустой лечили. Любимое это было у них лекарство...

Да, что Наташа. К Юре как-то пришел, а у него капустный лист сверху к голове привязан. Температура у него тогда была, так вот он им жар вытягивал, капустным этим листом. Юный приверженец вятской народной медицины — иначе и не назовёшь.

Значит — беру капусту. Поедим, а заодно и полечимся.

С горячим выбора не было. Борщ. Впрочем, имелся выбор. Хочешь — бери, хочешь — не бери. Над огромной дюралевой кастрюлей парок вился, пахло от варева вкусно — беру, нечего и думать.

Сметанку ещё двойную в борщ попросил мне положить. Хуже не будет.

Котлеты только рыбные. Что — сегодня четверг? А, и правда — этот на дворе день недели. Чтут в этой столовой ещё советскую традицию, экономическая формация поменялась, а рыбный день живее всех живых.

Беру рыбную. Умнее буду. Это мне точно не помешает.

Компот. Хлеба три куска. Два человека всего до кассы осталось.

Тут и прозвучало...

— Всем стоять! Не двигаться! Это ограбление!

Рядом со столовской кассой хмырь худой и бледный нарисовался. Руки ходуном ходят, а в правой — обрез двустволки. Левая свободна, но её у него ещё больше трясет. Глаза у налётчика больные-больные, плохо ему до невозможности...

Мля, дёрнется у него сейчас сильнее рука, а в патроне то явно не пуля. Хлестанёт сноп картечи или даже крупной дроби по очереди, а я там почти первый...

Какой там у него спуск, хрен знает...

Что за везуха то у меня такая...

Из травмы только выписался, а сейчас и обратно туда же ехать придётся... Если не в морг сразу прямым ходом...

Тётка на кассе глазами хлопает, лицо всё у неё побледнело — вот-вот в обморок свалится, ускользнёт из мрачной действительности.

Нарк. Точно. Ломает его видно, деньги срочно нужны... Кто же ещё додумается столовую то грабить? Не, вот дожились — раньше на банки, как в кино показывают, налеты совершали, а сейчас среди бела дня на точку общепита. Совсем у парнишки крыша уехала... Стрельнёт он ведь ещё как нечего делать, дёрнется если кто.

— Вот, всё берите. — тётка на кассе на ящичек свой с наличкой показывает. Есть там бумажки, но, скорее всего — не много. Касса в столовой, это тебе не сейф в банке.

Мужик с обрезом ещё шаг к кассе сделал, правой рукой своё оружие на нас направляет, а левой, весь изогнувшись, из кассы деньги выгребать начал и к себе в карман куртки пихать. Глаза у него туда-сюда снуют — то на нас взгляд кинет, то на ящик с деньгами. Неудобно ему деньги вытаскивать, да ещё и рука трясется.

Тут у него рукав куртки за трубку то и зацепился. Ну, которые перед раздачей были приделаны для того, чтобы по ним подносы двигать. Крайняя трубка кем-то была изогнута и как бы немного в сторону торчала. Не знаю, что ему почудилось, может подумал он, что кто-то его за кисть схватил.

Дёрнул он рукой раз, другой. Не пускает трубочка, только сильнее рукав на неё как бы одевается.

Заорал он тут что-то непонятное, вой какой-то звериный или что-то около этого издал...

Ну всё, саданёт сейчас их двух стволов наркоша по очереди — мало нам всем не покажется...

Глава 10 Про старушку, Вадика и негра

Первой в очереди, что сейчас под стволами замерла, старушка стояла. Старушка и старушка — ничего особенного. Ростом не велика, телом не обильна. Маленькая и худенькая, если просто сказать.

— Молодой человек, Вы рукавом зацепились, — спокойно так, без всяких нервов мужику с обрезом сказала.