За веру и пророчицу

— Благодарю, мой господин. Безмерно благодарен.

Если он может с первых моих заводов иметь постоянные пять процентов, почему мне не поучаствовать в замечательном бизнесе. Солдаты всегда и во все времена отдают по дешевке трофеи. За выпивку, девок и даже еду. Он с самого начала под моим покровительством работает поставщиком и скупщиком. Причем никакой гнили по определению и завышения цен, когда дело касается снабжения легионов. А половина прибыли уходит Олимпиаде, на ее нужды. Так что могу на короткий срок поделиться из казны. Все равно не было еще случая, чтоб меньше, чем троекратно нажился на таких трофеях. А в ближайшие дни чужого добра будет много.

— Без доклада никого не пускать, — говорю охране и захожу в виллу.

Здесь явно побывали в немалом количестве не особо ценящие красоту, поскольку некоторые ниши, где обычно стоят статуи или маски умерших предков пустовали, но после этого прибрали. Какой смысл ставить так близко от городских стен загородный дом неясно, да и не особо волнует. Точно не для надзора на работниками, пашущими землю. Здесь даже нормальной давильни для винограда или оливков нет. Какие-то общие признаки мавретанских горских домов с римским стандартом можно было уловить без особого труда. Но это, скорее всего, просто условия диктуют и климат.

Атрий, основная комната, прежде была двором, где готовилась еда. Потом над ним сделали крышу, оставив отверстие для света. Здесь объем помещения настолько велик, что пришлось поставить колонны, чтоб держать балки и черепицу. Зато внизу полно места. Именно тут солидный человек и принимает гостей с посетителями, для чего стоят пуфики, на которых возлежат и столик. Стены украшены фресками с картинками сельской жизни, под ногами орнаменты мозаики. Ну, как-то так я согласен жить, поскольку строилось с учетом климата и жары Все продувается, в центре фонтанчик, окруженный зеленью.

Снаружи знакомо бухнуло. Потом еще раз и пошло грохотать почти без перерыва. Не только мортиры, но и гаубицы. Кажется, драп начался даже прежде ожидаемого. Надеюсь всех утопят. А вот потом придется пристроить парочку фортов, напичканных серьезными орудиями, чтоб не допустить в будущем повторения, но уже по моим потомкам.

Без особой охоты извлек из тубуса очередную пачку бумаг и углубился в изучение. Наверное, большинство считает, что царем быть замечательно. Водишь войска в походы. С утра до вечера весело проводишь время в окружении красавиц и лишь изредка, отрываешься от охоты, подписывая надоедливые бумаги. На то и бюрократия, чтоб все двигалось в правильном направлении. Если бы! Если чиновник толковый — значит непременно ворует, глупый — тащит открыто. Честных абсолютно не встречал, а чтоб не крал и при этом соображал в порученном деле и вовсе не припомню. Остается опираться на близких людей, которым вроде незачем тащить. Жена смотрит за заводами, Тодор за западной частью Мавретании. Еще дядьке Клыку могу доверять. Он у меня по части артиллерии, но годы идут и не так бодр. Агат еще. Собственно, на этом список людей, которые сделают, как мне надо, а не в личных интересах, по-настоящему исчерпывается. Желтое крыло и вовсе помер не так давно, а Писарь у Марии теперь. За всеми остальными нужен глаз и глаз. А уж доносов пишут! И ведь приходится разбираться, истину сообщил или подсидеть хотел начальника со старым недругом.

Ну, вот, пожалуйста. Обычное вроде б сообщение, а теперь придется послать кого-то с инспекцией. Сотник Аврелий, что крайне неприятно из самых первых "чистых", убился по пьяни и собственной дурости, сверзившись с лошади. Абсолютно точно не по злому умыслу, иначе б не писали такие вещи. Дело в том, что в его багаже оказалось свыше трех тысяч золотых монет. Неоткуда ему иметь такую сумму и хуже всего, не нашей чеканки, а иберийской. То ли за шпионаж заплатили, то ли взятки брал, а последняя должность наместник на побережье в городе, то ли ограбил кого. Что хуже?

Гиену послать, записываю. В отличие от большинства карателей, принявших Единого и нередко получивших высокие должности, остался упертым язычником. И плевать. Зато по части следствия специалист и охотно берется за такие вещи при должной оплате. Пусть всех закошмарит, как он обожает, но докопается, откуда деньги. Кстати, пора заводить нормальную полицию. Слишком много народа нынче стало и мне нужны порученцы с умением находить преступников.

Филарет, сын Грома небесного, нынче сотник и правоверный, а еще два года назад заложник из рода Топорища, сунулся в атрий.

— Агат вернулся.

— Зови. И еды пусть принесут.

Агат вошел, стуча сапогами и без надлежащего приветствия плюхнулся на кушетку против. Подождал, пока оставят блюда на столе и уйдут и только затем открыл рот.

— Никто не сможет ответить на вопрос, — сказал он глухо. — Мне не пришлось ничего делать. Дом стоял вплотную к стене и всех завалило.

После такого там живых остаться не могло.

А если б случилось, можно не сомневаться, Агат лично бы перерезал глотки выжившим. Достаточно часто ему намекать не требуется. Сам все понимает и не колеблется. Это ведь его люди, завербованные много лет назад, когда еще не шла речь о захвате и просто сообщали интересные новости. Но за золото они были готовы и на серьезные дела.

— Надеюсь это так. Но все равно объяви, на случай, если кто уцелел, что ждем.

— Мы никогда не выясним, что случилось, — тон был вопросительный.

Если все тамошние погибли, то на свете есть всего двое, знающих, что подкоп готовился давно. И взрывчатку завезли не вчера. Возчики были не в курсе что за груз, а рыли члены одной семьи. Такими вещами с посторонними не делятся.

— Я приказ не отдавал. Это должно было произойти завтра, — честно сознаюсь. — Когда легионы отдохнули б после марша и пушки установлены.

— Мы имеем свободу воли и готовим мину, — сказал Агат задумчиво, — но когда взорвать решает Он.

Прекрасное объяснение. Уж лучше, чем внезапно уроненный нашим шпионом ящик с динамитом и как раз под конец молитвы.

— Случилось чудо, — наливая в кружку вино и кивая ему, подвожу итог навсегда, — пусть им и останется.

Глава 2.

ПЛАНЫ НА БУДУЩЕЕ.

На звук шагов мы обернулись одновременно. Ко мне кто попало без доклада и просто так мимо охраны не приходит. А сейчас и вовсе мало найдется желающих, все мародерствуют. И сразу, автоматически вскочили, одновременно поклонившись.

— Пойду, — пробормотал Агат, когда Мария отмахнулась от знаков почтения. — Делом займусь.

Я как-то не понял каким, но удерживать не стал. Дождался пока Мария сядет и тоже опустился напротив. Из кармана ее платья моментально выскочил Пицли и требовательно заверещал. Пришлось дать ему кусочек мяса. Он без особого интереса принялся грызть, на голодного отнюдь не смахивает. Зачем тогда просил? А чтоб показать, насколько важен. Попробуй не обратить внимание, примется мешать. И ведь не вредная, в принципе, скотинка, но хочет быть в центре внимания. Мне не жалко почесать.

— Выпивали, — сказала она, глянув на кружки. — Тебе тоже неприятно? — и ткнула пальцем в сторону стены. — Ты ведь знаешь, что сейчас творится в Заритосе.

— Это было неизбежно, — говорю, без малейших колебаний. — Они отказались сдаться и убили герольда. Нужен пример для остальных, чтоб и думать сопротивляться не посмели.

— А наоборот не выйдет?

— Я не Пророк и будущее не предсказываю.

— Зато я Пророчица! — сказала Мария с болью.

Пицли перестал жадно трескать угощение и подбежал к ней, ткнувшись головкой в ногу. Все ж нельзя не увидеть, как реагирует на настроение. Она машинально погладила зверька.

— Я несу слово Божье и говорю про любовь. А сегодня это было не его веление. Мое. Я разрешила.

— Он дал знак.

И отныне это не подлежит сомнению. Пусть ее душа останется чистой. За ложь расплачиваться мне, на том свете. И я заплачу за сказанное, но не пожалею даже там.

— Но этого ли Он хотел? — спросила Мария с болью.

Пицли уже сидел на плече и терся о ее щеку. Эмоции Спутники ловят моментально. Расстроена не показушно.

— Не знаю. И никто не знает. На то нам и дана свобода воли и действий. Мы сами решаем и выбираем. Я их не толкал стрелять в посла. И скажу со всей ответственностью, за все нужно платить. За кровь в особенности. Раз стрелявших не остановили, а там присутствовало руководство города, то отвечают все.

Глотнул из кружки чуток, только чтоб смочить глотку.

— Если собаку то бить, то гладить, она не поймет чего от нее ждут и может покусать без всякой причины. Зато если твой враг твердо знает, обещания выполняются всегда, ему не требуется лишний раз объяснять последствия. Сдающиеся без боя получают одни условия. Сопротивлявшиеся иные. Нужно поступать одинаково, согласно однажды сказанного. Это и есть справедливость. У нас на очереди Carthago и может быть они станут покладистей, узнав, как погиб этот город.

Carthago построили еще румляне возле развалин старого пунического Картадашта, фактически назвав прежним, но исковерканным латынью названием. Он еще тогда стал центром области, уж больно место удачное, а сейчас крупнейший в Пятидесятиградье. А это подразумевает и военную силу.

— Не мучай себя, что сделано, то сделано. Надеюсь вторично не потребуется. Ну-ка, — наполняя кружку вином, протягиваю. — Старый метод. Поверь мне, чтоб вышибить тоску нужно хорошо надраться.

И переспать с девчонкой ласковой, но это несколько неуместно излагать в нашей ситуации.

— Лучше б конечно бренди, чтоб быстрее по мозгам жахнуло, но и так сойдет. Вино хорошее и к баранине прекрасно подходит. Посидим, поговорим. Когда мы так, с глазу на глаз в последний раз беседовали?

Мария смотрела секунду, потом лихо опрокинула в рот содержимое кружки. В ее откровениях содержалась достаточно скользкая формула про осуждение употребления для пустого удовольствия любых веществ, вызывающих привыкание. Лишь на День мертвых , раз в году и не доходя до скотского состояния, позволительно. И то, совершивший преступление в таком виде, получает двойное наказание.

Табак у нас и так особо распространения не получил, хотя были любители подымить. Но хотя конкретного списка не прозвучало, подразумевались наркотики любого вида, о чем имелась соответствующая цитата. Для медицины — да, чисто для удовольствия — нет. Вино с бренди под осуждение не попали, пусть и напиться можно до отвратительного состояния. И правильно, по мне. Средиземноморье слишком привыкло к виноградной лозе и производимому из него напитку. Его употребляли все, зачастую вместо воды.

— Давно. Я скучаю по тем временам, — призналась застенчиво.

— Я тоже.

Мы снова выпили, чокнувшись, чтоб плеснуло через край в сосуд собутыльника и улыбнулись друг другу. В местных понятиях высший знак доверия.

— К тому же не приходилось думать о государственных сложностях. И кто там меня ненавидит и желает подгадить. Раньше были одни родичи Корня и то больше для вида. Напасть боялись. А теперь их сотни и все норовят обмануть, а то и чего похуже.

— О, как я тебя понимаю.

Она, ничуть не чинясь сходу принялась накладывать специальным черпачком из горшочка в глубокую тарелку бульон вместе с неким местным аналогом пельменей, в котором он и варился. Ложка, как и у всех, у нее своя и всегда с собой. Только не деревянная, а серебряная. Может себе позволить. Полагаю, она была б самая богатая в Северной Африке за счет постоянно выделяемой доли, если б не тратила без раздумий на помощь нуждающимся и отсылку кучи денег вестникам-магидам по всей стране. Проповедники, несущие слово божье не должны нищенствовать, по ее убеждению. А если сумели зацепиться в новых местах, то на содержание молитвенного дома требуется немало. Не уверен, что помнит обо всех тратах. Давно уже есть личный секретарь, эконом — заведующий земельными владениями и поступлениями с них, казначей, отвечающий за расходы и доходы. К счастью, все они из самых первых Чистых, а за казну отвечает бесконечно честный до щепетильности Приблуда, нынче Матафей. Он способен и меня достать требованиями и непременными бумажками. Зато к рукам ничего не прилипает. И это важнее всего прочего. Фактически он свое прежнее состояние растратил на службе и пришлось пару лет назад Марии намекать, чтоб ему жалование приличное начали платить, а то б со счастливой рожей, из-за благородного поведения, загнал в нищету собственную семью.

— Могущество и слава растут, а реальная власть куда-то девается. Люди из самых лучших побуждений прячут нечто важное, да и невозможно справиться со всем. Приходится поручать то или иное верным и знающим, а они сами принимают решения. Иногда, задним числом уже и не отменить. Хуже будет. Вкусно, — сказала попробовав.

Никаких запретов на питание она так и не провозгласила, хотя постные дни существовали каждую неделю. Каждый четвертый и шестой день. Мяса не ели, поскольку продавалось оно в эти дни идоложертвенное. Падаль, запрещалась в принципе. При этом сознательно оговаривалось, что одно воздержание не полезно для спасения души, из-за гордыни. Еще и молитвы в немалом количестве, в постный день, в полдень, помимо дополнительных утром и вечером. Зато седьмой день считался выходным и совпадал с таковым у иудеев и павликиан. Воскресенья-то не было! Павел умер, казненный. Точнее четвертованный, во искупление человеческих грехов. До сих пор спорят он сознательно сдался или нет и где сейчас.

— У меня есть настоящий профессиональный повар, из бывших рабов, способный приготовить мясо, чтоб его приняли за рыбу или половина куска соленая, а вторая сладкая. Некоторые аристократы, положительно, ненормальные. Не знают уже чего придумать из тщеславия для посрамления соседей. У меня он такими изысками не балуется.

Если честно, давно достала вечная баранина и даже верблюжатина. Когда есть возможность, предпочитаю рыбу, с парочкой кружек вина. На общем фоне почти трезвенник, предпочитающий квас.

— Некогда ему ерундой маяться. На всю сотню охраны готовит.

— В смысле, это из общего котла?

— Ну, не каждый день так едим, в походе некогда, но — да. Отдельно не готовят.

— Как, оказываются, прекрасно живут мои воины, — сказала она с отчетливой иронией, доедая. — Даже с перцем.

— Не надо все ж забывать, моя сотня — это кузница будущих центурионов и викариев . Почти все дети Чистых полюс немного родовитых союзников. Через годик-два видно, можно дать повышение в войска или назначить на серьезную должность. А простые легионеры нормально жрут, если командиры не идиоты. В моих отрядах голодных не бывает. Боец с пустым желудком — плохой. И это не мое убеждение, а факт.

— Между прочим, глиняные горшки и тарелки, случайно не намек на аскетизм? А то мне стыдно. Кушаю на серебре и серебряной ложкой.

— Зато тебя нельзя подкупить.

— Говорят и тебя, — Мария посмотрела прищурившись.

Пицли на ее коленях даже и не подумал открыть глаза, продолжая блаженно щурится под гладящей рукой.

— Не ври, — хмыкаю, — наверняка жалуются.

— А есть на что?

— Ты в курсе, что твой Спутник слишком явно реагирует на эмоции? Вот сейчас могу с уверенностью сказать, обвиняющий тон исключительно внешний. Ничуть не сердишься и не подозреваешь. А я ведь не один такой. Кто постоянно с тобой общается может прекрасно знать.