Ландскнехт. Часть шестая

— Значит так, Йохан — говорит Аллерт. — Вирена надо познакомить с нашим лекарем. Все просто — надо лишь придумать предлог, и согласовать, когда ты будешь у него. А Вирен явится к нему с таким же предписанием. Правда, в другой отдел, но это уже не твои заботы. Там ты его и представишь. Подумай, что там можно сделать?

— Ну, отчего бы и нет, — пораздумав, отвечаю — Я обещал его девиц огневому бою поучить — они же островные, боятся этого всего. Ну, поедем за город, постреляем. А на обратном путю устрою, чтобы кто-то из них с ружьем в открытую по городу ехал. А за это всамделишно штраф положен...

— Годится — одобряет Вирен — Тем более что, учитывая, что рабыни у него — дикарки... Я сам, за него, напишу жалобу, и затеем тяжбу, чтоб штраф не платить.

— Это хорошо придумал, — одобряет Аллерт — Это надолго! Ну, собственно, на этом и все... Хотя, да. Вот еще что. Учти: если кто, кроме Вирена, даже если его Орг, явятся, заявляя, что от меня... В общем, не верить никому. Сие понятно?

— Более чем — отвечаю — Не верить никому — это правильно.

— Именно. Никому нельзя верить — вздыхает Аллерт. И, усмехнувшись, добавляет — Мне — можно.

Вернувшись, под тем же безразличным взглядом соседа, обратно, уже во дворе, Аллерт кивком отправив Вирена за ворота, наедине мне сообщил:

— Слушай, Йохан. Вирен — верный человек. Но... Верить действительно нельзя никому, да и мало таких людей, что умеют вовремя умереть, да ничего не разболтать. А потому — лишнего Вирену не говори. Кто не знает, тот не скажет. Связь через него, а вот всю информацию только мне. Ну или... Сыновьям моим. Им — можно сказать все.

— Да я ж помню. Дело семейное. Ладно, я тоже не первый год живу, и...

— Это опять Вы?! Опять?!

Драсьте. Мора на крылечке торчит, и на Аллерта пялится с неясным выражением. А тот словно бы и смутился.

— Ты какого хера вылезла, коза? — говорю я ей, однако, смотрю, она меня проигнорировала вообще, ни за хер собачий, и снова его прямо с надрывом вопрошает:

— Что Вам еще от нас надо? Когда Вы в покое нас оставите?! — и смотрю, аж в слезы — Мало одного раза, опять нас хотите...

Я даже и охереть не успел, как она, в слезах, в дом ускакала. А Аллерт стоит, в сторону смотрит.

— Чего это она? — непонятно кого именно вопрошаю, потом доходит — Так что, она что ли, в курсе, и тебя знает?

— Ну, она знает меня, но не знает, кто я. Однако, вишь, как оно вышло...

— Ладно, — говорю — Уладим. Бывай, начальник тайного приказу, потом свидимся.

Разговор с Морой вышел тяжелым. Конечно, оно и понятно, снова и мужа вспомнила, и всякое. Рассказала, что 'этот человек' с ейным Торусом что-то пару рас обсуждал, и Торус ей поведал, что делают они вместе хорошее и нужное дело, да только это секрет. И все, уже в горячке будучи, хотел ему письмо написать, да так и не успел. И даже имени его, и как найти — не сказал. И более она до сего дня и не лицезрела, чему не печалилась. Под конец разговора, совсем видать одурев, выдала: 'А тут нам Боги тебя послали — а он опять, за тобой теперь пришел!'. И давай реветь, словно я ейный муж, которого на войну забирают. Аж девки прибежали, и не вдаваясь в подробности — давай тоже реветь, что никуда меня не пустят. От же дуры, верно ж говорят — волос долог, ум короток!

Ближе к вечеру, как то все устаканилось, и начали мы банное действо. Для начала нарубил я дров, а девки, пыхтя, их в баню перетаскали. Начерпали с бочажка воды, наполнили котел. Растопили печь — объяснил, что топить надо часа полтора, не меньше. Даром, что два хода для дыма — один напрямую через камни, а второй уже прямо в небо. Покуда мы первым ходом топим, камни напрямую от топки раскаляя. Пока котел вскипит — так и камни достаточно взгреет. Тем временем, мы с девками бегом за ручей, да краем леса — там поодаль, среди сосен, на обрывчике дюны дурная кривая березка приросла. Вот мы и к ней. Березка правильная, плакучая, как дед называл — 'висёлка'. Самое то, для веников. Нарезали, скрутили, теми же прутиками, четыре веника. 'Свои' веники девки вязали особо тщательно, конечно хвастаясь, у кого лучше. После, вернувшись, стали ждать. Девчонки каждые пять минут бегали в баню — 'проверить'. Я от скуки перечитывал газеты, пытаясь переосмыслить написанное, с учетом политинформации от Аллерта.

Тут заявился Сэмен. Поздоровкался, отдал Лоцию, с благодарностью. Повыспрашивал, насчет того — что я такое удумал печь летом топить, уж не гоню ли, и если да — то с чего, до урожая, и пошто так нагло? После того как пристав был? Ведь он же, как околоточный, обязан сообщить, и не отвертишься — все одно донесут...

— Нехай, -говорю — доносят! Я сам на судейских жалобу напишу, еще посмотрим, кто кого засудит!

— Ох, и охота же... Ну да ты не бедный, чуди уж... Лишь бы без стрельбы!

— Ничо, — отвечаю — Вот в море скоро опять рвану — там постреляю, авось кого. Рыбака твово, например. Найду, да поубиваю досмерти. Что тогда делать станешь, а? Помрешь со скуки...

— А! — Сэм только поморщился, рукой махнув, да и откланялся, пожелав мне всякого.

Вернувшись, лампу возжег посветлее, и давай, очки нацепив, Лоцию читать. Однако, дописал Сема богато. И полезно. И рыбачьи стоянки добавил, и камни и мели. Правда, почти все — ближе к городу. Ну да рыбаки далече и не ходят, незачем, да и побаиваются, видно. Ладно, все одно полезно. Так, а это еще что?

Выкрутив фитилек на максимум, придвинул лампион. Очки аж снял, как лупу используя. Посмотрел. Потом рванул на двор, и в сарай — нашарил в кармане куртки свои каракули с зарисовками и подписями насчет пометок покойничка. Сверил. И еще раз. И другую страницу. И третью. И все. Очень интересно. Посмотрел еще раз записи Торуса — нет, все как есть. Все на месте.

А пометок — нет. Ни одной. Как не было.

Глава вторая.

Посидел я немного, под нос бормоча всякое нехорошее. Задумался. Однако ж, интересно как поворачивается дело. А ведь, кабы я копии не снял... Нет, ну, все же, вряд ли я бы убедил себя, что ничего там и не было, и мне просто показалось. Но утратил бы окончательно. И Сэму предъявить особо нечего. От гад. С другой стороны — он меня много раз предупреждал, чтобы я не лез. Он ведь меня числит, поди, полным отморозком. А я отнюдь не собираюсь сдуру не пойми во что лезть. Но — возможно, вот на такой манер он меня оберегает, и заодно себе покою прибавляет. Но все ж, хитрая паскуда...

Пригляделся, ворочая книгу всячески, под углом, лупу взял... Нет, не померещились мне отметки! Все же, если сильно присматриваться, а главное — точно знать, где, то видно: были отметки, и их мастерски удалили. Интересно, как? Карандашные, хлебом, что ли выкатали, мякишем? Ну, в полиции-то найдется умелец. Или кого из поднадзорного привлекут, наверняка есть и кого, и чем принудить... Оно конечно, надежнее было бы приобресть такую же книгу, и скопировать Торусовы записи, тогда бы я, если б не сделал копию — мог бы и решить, что померещилось. Но, видно, слишком дорого, и уж настолько ушлым меня не посчитали. А зря. Ну и чего теперь? Закатить Сэму скандал? Глупо. Просто запомню, при случае вложу. А так...

Откопировал теперь уже мои зарисовки. Сначала с карты срисовал копии, а потом переставил отметки с крок. Подумал, и еще комплект захерачил. Распихаю — один комплект Хуго, да еще один в банк еще отнесу. Там для гарантии пусть полежит. А один оставлю себе. Пока пристроил листики эти в стол, на дно ящика, стопкой бумаги писчей придавив. Ничего, так всем даже спокойнее будет. Лоция есть, с вполне себе легальными отметками, где рыба, где мели, где камни и течения. А никаких иных отметок там как бы никогда и не было, знать не знаем, ведать не ведаем, идите нахер, мы углем топим...

Ну, а там уж, за моими экзерсисами, подошло время и в баню идти! Милка доложила, что вода кипит, веники запаривать я не велел, бо свежие, печка вот-вот на угли сойдет, более не подкидывали. Пора идти. Выстроил личный состав, проверил наличие сменного бюлья и простыней — для возврата после разврата, выдал кувшин квасу и стаканчики глинястые, и возглавил шествие. Как специально, под вечер выполз опять в огород сосед, да со всем семейством. Снова без малейшего интереса пристально за нами пронаблюдали. Хорошо на деревне. И ведь с учетом пригорка — забор глухой все равно никак не поставить, бесполезно... Ну, и пес сними. Хай зырят.

— Доброго Вас здоровьичка, почтеннейший мастер Ром, Вам и всему Вашему семейству!...бляцкому... — помахал я соседу ручкой — С хорошим субботним вечерочком! Дай Боги удачки и процветаньица! ...хули выставились, блэт? — последнее, впрочем, негромко совсем добавляю, покуда соседи, рты раззявив, глазами хлопают вслед.

В баньке тепло. Нагретым деревом пахнет, дымком лишь самую чуть — печка хороша. Сделано по уму, затопка из сеней, предбанник и сама баня чистые. Разувшись, прошел, запалил масляную лампадки в парилке — не абы как, а с ароматным маслом какой-то специальной навернопихты. Вернулся — а они так и толкутся. Велел раздеваться поскорее, а они прямо смущаются. Все ж как-то на открытом воздухе все нормально, а тут на тебе. Впрочем, недолго выделывались, однако у меня опять нервы зашалили, и давление. Скорее погнал их в парную. Парная просторная, и потолок не перекрытием, а шатром, под крышу чуть. Так пар лучше держится, хотя и больше жара надо. Рассадил их на полок, заслонку на каменке нижнюю задвинул. Первый пар выбил в атмосферу: там, на камнях — сажа, с первым паром улетит. Со стороны красиво смотрится, аки паровоз. Особенно зимой, но и летом сойдет. Вспомнив, велел им, как положено, молитвы всякие прочесть. Сам, пока они бормотали, верхнюю заслонку прикрыл, а дверку открытой оставил. И, едва они закончили молиться — шваркнул первый маленький ковшик кипяточку в каменку, аккуратно в сторонке стоя. Хорошо жахнуло, аж дверку качнуло. Но поначалу ничего не почувствовать, разве пахнуло горячим камнем. То-то они сидят себе, головенками, аки совы, крутят. Заскочил и я на полок, между Морой и Алькой пристроившись. На всякий случай подалее пока от Милки. А то ж нервы... Тут-то сверху, теплой мурашечной волной, сначала по затылку, шее и плечам, и покатился жар. Девчонки аж заойкали, но больше от неожиданности.

— Сидим, терпим, пока ничего страшного!— подбадриваю. И впрямь — жар быстро пришелся. Вот уже, вроде как, и нормально. Сидим, потеем, я лекцию о пользе потоотделения прочел, посмотрел, что все они запотели... Еще посмотрел, и опять занервничал, а тут еще Милка одну ногу на полок задрала, руками обхватив, типа в задумчивости. Ох, бля, госпаде, дай мне сил...

— Держитесь!— говорю — Сейчас настоящий жар будет!

Второй ковшик пошел жарче. Даж мне припекло, девчонки заверещали, но кое-как высидели. Только что Милка, а за ней и Алька — уже обе ноги на полок задрали, силов моих больше нету. Даром, что света от лампадок немного, но тем не менее... Представил вдруг что-то, докторовых девок тут... Аж ужаснулся. Не приведи Боги, так-то сказать, бедный-бедный мастер Берг. Эти-то вон меня как доводят. И ведь так и сидят, нахалки! А я, спрашивается, куда глаза-то свои дену?! Эх, грехи наши тяжкие... А они еще давай интересоваться — а веники-то на что вязали?

— Погодите, — говорю им — Надо не торопясь. Сейчас еще посидим — и перерыв. Пойдем, кваса глотнем! Баня — спеха не любит это вам не... Хм. В общем — это вам не это!

Ну, спустя минуты три, все ж пошли мы на отдых. Вылезли в предбанник, я душник приоткрыл — чтоб просушить парную, пока отдыхаем. Расселись все по застеленным простынями лавкам, девки даж прикрываться не подумали. Наглые стали, спасу нет. Разлили из кувшина квасок, очень душевно, кисленький. Посидели, я им речугу задвинул, про Древний Рим и их термы, рассказал все в красках, попутно про то как мы в Улле после драки отмокали вспомнил. Милка тут же сообщила, что в городских банях сплошь всякий разврат, и содом, пополам с геморроем, ей подружки рассказывали. А Мора даже шипеть на нее не стала, так, только лапкой махнула. Разомлели преизрядно. Только Алька все вертится: 'Когда веники? Ну, когда веники?'. Ладно, посидели и хорош, пора и веники применить!

Ну, загнамши их обрат в парную, закрыв душник, снова наподдал разок. Кувшин с квасом я с собой прихватил, и на это раз кваску со стаканчика шваркнул. Запахло хлебом печеным — аромат приятственный. Тут же им леригиозное добавил, мол — вот хлеб так в жертву Богам, чтоб всякое плодородие и хлепнасучныйдайнампадла, и всякое такое. Заодно сказал, мол, можно и всякими прочими настоями поддавать. И для лечения, и со смыслом каким. Сами, мол, придумайте. Жар меж тем спустился, но уже вполне стерпели, даж эдак — мол, мы привычные! Разложил я их всех на полках, благо девки на один боковой поместились. Велел лежать смирно. Поддал еще, изрядно, сам на скамью взгромоздился. Вверху ух, как печет! Надо шапку войлочную себе сделать. Пока, впрочем, потерплю. Веник взял, вверх поднял, там его прогрел. Потом давай веником сверху на них воздух горячущий гнать. Заойкали опять, но уже не с испугу. Горячий воздух хорошо так припекает, но не жжет. Погонял так воздух на всех по очереди, и соскочив, еще раз подкинул на камни. Тут у на скамью как влез, аж сам зарычал, как жарко вверху, печет! Девки вскоре тоже попискивать стали, и даже Мора что-то там. Это ничего, ща попривыкнет организьм! Ну, понеслось! Веник прогрев у потолка, в самой жаре, начинаю их поочереди от ног и к плечам едва касаясь гладить. Они только что не замурчали, аки кошки. Как одна барышня мне как-то созналась — 'ощущения, чем-то на приближающийся оргазм похожие'. Ну, не знаю, может у их и так устроено, у бап. Меж тем, прогревая веник, прогладил всех, они и разомлели. И тут, еще раз прожарив веник, я коварно его начинаю им на поясницы на пару секунд прикладывать, да прижимать. Аж взвыли все, по очереди! Тако-то. Потом то же самое — на ступни. Опять запищали. Ничо. На плечи когда — уже перенесли проще. Ну а дальше понеслось. Окунул веники в котел, просушил малость под потолком — совсем сухой веник не годен, и давай их с двух рук нахлестывать всех по очереди. Заголосили по началу, я задумался — вот звукоизоляции тут никакой, а через тонкий сруб слышно неплохо... Уж соседушки себе напридумают теперь. Ну и пес с ими со всеми. Все нахлестываю потихоньку, девки и утихли и Мора молчит. Тут главное лупить правильно. Что весь удар плашмя приходился, поначалу-то. И не сильно вовсе. Командую им — пятки поднять, по ступням уже сильнее, снова повизгивают, но уже задорно так. Ничо, ничо... Дальше — больше, давай их лупцевать уже посильнее, с оттяжечкой, уже можно. Визжат, орут, сплошь 'Ай! Ой!' и 'Еще! Сильнее!'— завелись уже. Оно такое, бывает. Отлупил их, устал, на спину переворачивать не стал — баб по животу и груди парить не есть хорошо, так они устроены. Веники отдал, велел стоя самих себя, да друг друга лупить. Ну, тут понеслось, устроили побоище, я покуда квасок попиваю, отдыхиваясь. Хорошо.

— А дальше что, дядя Йохан? — Алька спрашивает, как они, упыхавшись, прекратили бицца.

— Дальше — говорю — Я ща тоже похлещу себя, да пойдем в ручей прыгать!