Долго искать не пришлось, достаточно было пройти чуть дальше за деревья, следуя на запах и выйти на большую поляну, перед городом, обнесённым не слишком высокой стеной. Справой стороны поляны проходит дорога, которая скрывается за деревянными городскими воротами. На поляне расположилось с два десятка телег, в стороне от них, правее, особняком, стояли две кареты. Ещё было пару сотен людей, кто-то собрался в компанию, кто-то был в одиночестве, кто-то всё ещё спал. По всей стоянке перед городом горело множество костров, над которыми люди что-то готовили в котелках или на вертелах. Ночью ветер был в сторону города, поэтому не чувствовались запахи. Зато теперь, после смены направления, к запаху костра и еды, начали примешиваться и испарения сточных вод, немытых тел, навоза и много чего ещё, что было неотъемлемой частью средневековых городов Европы. От этих дополнительных ароматов голод заметно ослаб, а от того как завтракали ближайшие люди, появилось тошнота. Они не утруждали себя мытьём рук, чистой посуды и чистой одежды. И ладно бы, будь это один-два или даже десяток из всей собравшейся толпы перед воротами в город. Тут все выглядели похоже. Неважно как одеты — в дорогую одежду или старые засаленные обмотки. От открывавшегося вида захотелось вернуться в лес, там чище, чем в таком городе и уж запахи точно намного лучше.
Сделав над собой усилие, чтобы немедленно не убежать обратно в лес, я оглядываюсь, в поисках кого-нибудь хоть чуточку почище. И такие нашлись сразу, левее и дальше, почти у леса, расположилась группа монахов. Несмотря на свою чёрную и пропылённую одежду они выделялись, как боевые коты среди толпы шавок. К тому же все остальные старались держаться от них подальше.
Монахи — это не те, с кем хочется связываться. Тем более в средние века. Они практиковали аутодафе как средство от любых болезней — будь то душевные, телесные или социальные. И всё же, разговаривать с кем-то ещё совершенно не хотелось. Особенно после того, как кто-то из ближайших заметил меня и распахнул рот, изобразив улыбку. Жуткий кариес и белёсо-гнилостный цвет языка вызвали отвращение. Непроизвольно поморщившись, я отвернулась и без дальнейших раздумий направилась в сторону группы монахов.
Моё появление из леса не осталось не замеченным. Но люди в собравшейся толпе предпочли не видеть меня. Вполне возможно мой внешний вид вызвал у многих если не злость, то раздражение точно. Всё-таки моя одежда целая, чистая и аккуратная, на лице нет грязи и видимых патологий, и вообще, я точно знаю, что выгляжу хорошо. Они тоже знают, как выглядят сами и желание многих из них, извозить меня в грязи, ощущалось чуть ли не физическими уколами.
Монахи тоже заметили и теперь разглядывали меня спокойно, можно даже сказать с профессиональным интересом. Их тоже интересовал мой внешний вид, но не в сравнении с собой, а причина, почему я так чисто выгляжу.
Подойдя поближе, я останавливаюсь, потому что не знаю, как к ним обратиться. "Святые отцы" сказать не могу, так как папа у меня один, он сейчас дома и на святого не тянет, хотя и очень хороший человек. Проблему решили сами монахи. Тот, что был ближе ко мне, встал, сделал шаг и приятным низким голосом спросил:
— Тебе что-то нужно, сын мой?
— Как бы так... да. Нужно. — Неожиданно хриплым голосом ответила я. Сказалось то, что ничего не ела уже больше суток, а от жажды слюна стала вязкой и липкой.
Монах поощрительно кивнул, предлагая продолжить.
— Я со вчерашнего дня в лесу, и только сейчас удалось выйти к городу. Могли бы вы поделиться водой? Очень хочу пить.
— Конечно, сын мой. — Сразу ответил монах и, повернувшись к своим, взял протянутую ему серебряную кружку полную воды. — Вот возьми.
— Спасибо. — Сдержанно благодарю я и осторожно принимаю у него кружку. Вода оказалась тёплой, но чистой и без лишних привкусов.
— Сын мой, ты мог бы попросить воду у любого из добрых людей собравшихся сейчас здесь. И они с радостью поделились бы с тобой.
— Люди может и добрые, но как-то они совсем недобро на меня смотрят. — Отвечаю я, выпив воду из кружки.
— Кхм. — Отреагировал монах и, бросив быстрый взгляд на собравшихся добрых людей, спросил. — Может, ты хочешь что-то ещё?
— Нет, только воду. Думаю, что смогу в городе найти еду и комнату для ночлега.
— Сегодня суббота, городские ворота откроются только после полудня. — Проинформировал он меня.
Я закрываю глаза и сдержанно вздыхаю. Ждать ещё не меньше пяти часов!
— Можешь присоединиться к нам. — Предложил монах. — Мы с радостью поделимся не только водой, но и едой.
— Если это вас не затруднит.
— Конечно, нет. Помогать страждущим наша обязанность.
Эти монахи хитрые. Среди них нет толстых или жирных, зато они явно не боятся пробежать километр другой. Вполне мускулистые, хотя рясы это успешно скрывают и создают вид рыхловатого тела. Они не похожи на фанатиков веры, у них нет полной уверенности в своей правоте, это видно по лицам. Нет одутловатости характерной для частого употребления вина и других хмельных и спиртных напитков, зато заметен интеллект и интерес. Тот, кто разговаривал со мной, не пытался давить взглядом или требовать проявления веры или ещё как-то показать превосходство. Движение рук были неторопливы и уверены. Голос и интонации в нём непроизвольно вызывают доверие. Они точно монахи, кто ещё в средние века может себе позволить отличаться от толпы? Даже короли всего лишь часть толпы, как бы ни одевались и ни показывали свою власть, всё делают ради удовлетворения толпы. Но эти монахи, кто они? Нет, не инквизиторы, и не проповедники. Но кто? Спокойствие и уверенность, непроизвольное доверие — они следователи церкви? Вполне возможно, только скорее дознаватели. Сидят в стороне, не пытаются попасть в город, но не скрываются, значит пришли с чем-то разобраться. А остались в не в городе на ночь, для того чтобы позволить городским властям подготовиться или спрятать причину проблемы. Эти монахи пришли установить спокойствие, а не устраивать показательные наказания. Пожалуй, им можно доверять до определённого момента и травить меня прямо сейчас не будут. Тогда действительно следует поесть. Не знаю, как готовят в городе, но то, как ели люди, собравшиеся на поле у городских ворот, вызывает у меня возрастающее отвращение.
— У нас простая пища, — как бы вскользь проинформировал монах, — козий сыр, хлеб, вода и сушёные финики.
— С радостью приму ваше приглашение. — Соглашаюсь я.
Монахи, не скрываясь, переглянулись. Похоже, таким образом, обменялись впечатлениями и определили, что будут делать дальше. Слаженная работа опытных профессионалов на лицо, даже немного страшно стало.
— Присаживайся здесь. — Дружелюбно предложил другой монах и вытащив из лежащего рядом с ним заплечного мешка сложенный тёмный плащ из плотной ткани, развернул его.
— Вот, угощайся, — не менее дружелюбно, сказал сидящий рядом и положил на кусок светлой чистой ткани сыр, ломоть хлеба и закрытую флягу, — не стесняйся, мы уже поели и сыты.
Вот интересно, а как должен был бы отреагировать местный житель на такое предложение? Быстро сесть и жадно наброситься на еду или возмутиться отсутствием мяса и вина?
— Спасибо. — Благодарю я и присаживаюсь на расстеленный плащ. — Выглядит вкусно. — Негромко комментирую и беру ломоть сыра и хлеба.
Активное сканирование.
Сложная органическая субстанция, состав:
Жиры, белки, углеводы;
Витамины группы PP, E, C, H, B12, B9, B6, B1, B2, B5, A;
Микроэлементы — кальций, натрий, калий, магний, фосфор, сера, цинк, медь, железо;
Пробиотики.
Субстанция опознана, как кисломолочной продукт, вид - сыр.
Обнаружены активные холерный бактерии. Внимание, повышенная опасность для жизни и здоровью объекта. Рекомендация — обеззараживание. Обеззараживание выполнено.
Продолжение сканирования.
Сложная органическая субстанция, состав:
Белки, жиры, углеводы, клетчатка;
Витамины группы А, В, Е, Н, РР;
Микроэлементы — железо, цинк, йод, медь, марганец, селен, хром, фтор, молибден, бор, ванадий, кремний, кобальт, сера, хлор, фосфор, калий, натрий, магний, кальций
Субстанция опознана, как мучное изделие, вид — хлеб из ржаной муки.
Обнаружены активные холерный бактерии. Внимание, повышенная опасность для жизни и здоровью объекта. Рекомендация — обеззараживание. Обеззараживание выполнено.
Продолжение сканирования.
Закрытая ёмкость для переноса и хранения воды, фляга, объём 504 миллилитра. Вода содержит активные холерный бактерии. Внимание, повышенная опасность для жизни и здоровью объекта. Рекомендация — обеззараживание. Обеззараживание выполнено.
Внимание, повышения бактериологическая опасность, ближайшие разумные являются носителями холерный бактерии, рекомендация — полное уничтожение. Выполнение не возможно без прямой команды. Уничтожение не выполнено. Рекомендация, активировать биологическую защиту. Биологическая защита активирована.
Возникло ощущение, что на мгновение мир отгородился от меня, всё стало стерильным и безопасным. Но стоило моргнуть и морок исчез, как и появился. Всё стало, как и было, лёгкий прохладный утренний ветерок, тепло поднимающегося над горизонтом солнца, запахи близкого леса и ароматы собравшейся толпы людей. Наверное, мне показалось, всё-таки после суточного голодания близкая еда слегка меняет восприятие мира.
У сыра оказался непривычный вкус, заметно горьковатый, чуть кислый и мягкий. А хлеб был таким, каким и ожидалось от ржаного — кисловатый с приятным характерным запахом и вкусом, и вполне сочетался с козьим сыром. К такому подошёл бы горячий сладкий чай, но придётся обойтись водой.
— Это конечно не наше дело, — аккуратно начал монах, который пригласил меня присесть, — почему ты одета в мужскую одежду и почему ушла из дома?
Да, вопросик не самый простой. Хотя и не понятно, как это мужская одежда? У меня вроде джинсовый костюм хоть и без рюшичек и вышивки, но спутать невозможно. Хотя, здесь всё-таки средние века, другая культура, другая мода. Тогда осталось определиться — я ушла из дома или нет? Не, я ушла и это не обсуждается. Вопрос, почему ушла? Ответ очевиден — по земле ушла.
— Я не скрывалась, и это одежда женская. И не убегала из дома, просто отправилась в путешествие, в поисках приключений.
— Мы так и подумали, просто надо было уточнить. Только вот возникла большая проблема, женщинам нельзя носить брюки, только юбки и платья. Женщина в брюках вызывает греховные мысли у мужчин.
— И? — Не отрываясь от еды, спрашиваю я.
— Обычное наказание, не для благородных, утопление. Благородных отправляют в монастырь, при условии, что могут выплатить штраф. Если нет, то костёр.
— У, как всё печально. — Без какого-либо проявления страха реагирую я. — Это угроза или предупреждение?
— Никаких угроз! — Немедленно ответил монах и для большей убедительности показал открытые ладони рук. — Только предупреждение.
— Спасибо. — Я откусываю кусок сыра и тщательно его пережёвываю, а монахи продолжают с интересом за мной наблюдать. Вот чего им от меня надо? — Могу я с вами войти в город? Чтобы избежать лишних вопросов?
И немедленно получаю ответ:
— К сожалению — нет. Если нас спросят, а нас обязательно спросят, мы скажем правду.
— Тебе лучше не заходить в этот город или вообще вернуться домой. — Добавил другой монах.
— Возвращаться не буду. Ещё всё лето впереди. А вот заходить в город особого желания нет. — Отвечаю я. — Только вот у меня с продуктами не очень.
— Мы поделимся. Вот возьми. — Сразу отреагировал монах и протянул свою сумку. — Там есть лечебный порошок, если станет плохо в животе, немедленно разведи в воде и выпей.
— А, ну, это.... Спасибо. — И чуть подумав, спрашиваю. — Могу я заплатить?
— Нет. Лучше иди. И не возвращайся сюда.
Странные они какие-то. Но, если монахи усиленно советуют не заходить в город, нужно последовать их совету. Совершенно нет желания попасть под массовую истерию или ещё что подобное.
— Спасибо, я воспользуюсь вашим советом и пойду, пожалуй.
Взяв с собой сумку с продуктами, я направилась правее от города, намереваясь обойти его по большой дуге справа. Вообще-то бояться мне нечего, не важно, что случиться в городе, но и участвовать не хочется. Странно, я точно знаю, что в этом городе будут большие проблемы и принесут их эти монахи. Возможно, город даже погибнет. Я это понимаю, но ничего не делаю. Осознаю, вероятно, скорую гибель тысяч людей и просто ухожу, не собираясь никому ничего рассказывать. Всё-таки влияние братишки сказывается, тренировал он меня серьёзно. Может, всё-таки, остаться?
С этой мыслью я приостанавливаюсь и оглядываюсь на монахов, затем перевожу взгляд на собравшуюся толпу людей, ветер донёс запахи со стороны города и я отбрасываю в сторону желание остаться и помочь. Эти монахи помогут лучше, и объяснят доходчивее, чем я. Сделав короткий вздох, отворачиваюсь и продолжаю свой путь. Идти ещё долго, нужно уйти за горизонт от города, незачем задерживаться для решения возникших сомнений. Сомневаться можно и во время движения вперёд.
Когда незнакомка отвернулась и уверенно пошла дальше, монахи заметно расслабились. Возникшая ситуация была сложной, у них было задание: город, все его жители и все кто прибудет в него, должны быть наказаны. Позже придёт специальный отряд, сожжёт всё, что останется и засыплет пепелище солью. Город Брюссель должен исчезнуть из людской памяти.
— Брат Томас, почему ты дал ей лекарство?
— Потому, что она отказалась заходить в город.
Одни из монахов, тот, который первым заговорил с неизвестной, негромко сказал:
— У меня были сомнения, насколько правильным будет то, что мы должны сделать. Но эта девочка их рассеяла. — Он посмотрел направо от города, но та, кого ожидал увидеть, уже скрылась из вида. — Она поняла, что будет с городом и его жителями, и могла бы нас остановить, но отказалась. Она согласилась с тем, ради чего мы сюда пришли.
— Ты прав, брат Галл, мы получили тот знак, о котором говорил приор. — Согласился брат Томас.
Остальные монахи покачали головами, молча признавая справедливость слов и необходимость выполнить полученное задание. Город Брюссель исчезнет из людской памяти.
Сомнения по поводу правильности решения стали меня глодать с удвоенной силой ближе к полудню. Наверное, сейчас ворота в город открылись, и монахи неторопливо отправились к ним. Так же спокойно и уверенно они выполнять то зачем пришли. Я успею вернуться обратно, возможно смогу спасти, если не всех жителей, то большую их часть. Но я всё равно продолжала уходить дальше по дороге, а обречённый город неторопливо скрывался за горизонт.
