Время выбрало нас

— Что будем делать, старшой?

— Что делать, что делать, — в голове Хромова крутилась идея, но каждый раз, когда Сергей пытался ухватить ее за хвост и перевести в понятные термины, она как-то неимоверно ловко ускользала. — Снять штаны и бегать... Не бросать же здесь всю эту икебану!

— Чего не бросать? — не понял Селиверстов. Все же при всей смекалистости и природном уме многого, что было обычным для человека, родившегося на сотню лет позже него, он попросту не знал. Ильвес тоже сморгнул удивленно. Все же, как ни крути, Эстония никогда не была чрезмерно цивилизованным местом.

— Потом объясню, — мысль, наконец, выкристаллизовалась во что-то более-менее внятное. — Теперь, как говорят одесситы, слушайте сюда и ищите слабое место в моих рассуждениях.

Его выслушали, пару минут обдумывали, затем Селиверстов задумчиво кивнул:

— А что, может получиться. Если что, мы ничего не теряем, времени пока хватает... Сам придумал?

— Да нет, читал когда-то, — честно признался Сергей. — Вроде бы когда-то так целые корабли поднимали. Хотя, может, и врут.

— Попытка не пытка... А кое-что, может, и без этого достанем, — он махнул рукой остальным. — Ну все, хлопцы, давайте, собираемся. До темноты сделать ничего не успеем, так хоть на местности оглядимся.

К работе по вытаскиванию танков приступили на следующее утро, и начали, как бы это не показалось странным, с самого дальнего, Т-28. Соорудили опалубку из толстого горбыля, благо этого добра здесь хватало. Небольшая лесопилка в деревне имелась. Правда, она не работала уже месяца три, но досок, которые не успели вывезти из-за войны, остался целый склад. Брали что похуже, главное, чтобы создавалось хотя бы подобие герметичности, для чего щели тщательно шпаклевали. Ну а потом, установив конструкцию вокруг танка, вырубили лед.

Морозы стояли не такие, чтобы болото промерзло до дна, но все же сейчас, к концу января, сантиметров на сорок вниз был сплошной лед.. И то хлеб. Вырубили канаву и быстро, пока вода, медленно поступавшая снизу, не заполнила освободившееся место, опустили туда опалубку. Работа заняла весь день, и местные, наблюдавшие со стороны весьма скептически, крайне удивлены были, что утром, вырубив успевший образоваться лед и отчерпав воду, удалось опустить конструкцию глубже. Потом еще глубже... В общем, не такое уж и бездонное оказалось болото. На четвертый день смогли добраться до твердого грунта, освободив снаружи громаду танка ото льда. Теперь дело было за малым — вытащить его, что, учитывая превратившуюся в единый комок перемерзшего торфа ходовую часть, было той еще задачкой.

Впрочем, как раз на этот счет была вполне жизнеспособная идея, подкрепленная неплохим техническим заделом. С временной базы пришли целых три полугусеничных бронетранспортера. Насколько помнил Хромов, этого было вполне достаточно, чтобы буксировать Тигр, по сравнению с которым Т-28 не то чтобы карлик, но и не Голиаф. Увы, первая попытка разбилась о камни суровой реальности — смерзшаяся земля стала неплохим якорем. Но тут пришла в голову инженерная смекалка, подсказавшая, что есть у человечества такое изобретение, как полиспаст.

К стыду своему, Хромов вынужден был констатировать, что идея эта пришла в голову совсем даже не ему. Теоретически он мог считать себя куда более образованным, чем любой из находившихся у него в подчинении бойцов. По факту же он смог только глазами хлопать. Предложил же идею бывший слесарь-путеец, влившийся в группу после ставшего уже легендарным рейда на бронепоезде. Он же и сам полиспаст соорудил, оккупировав на несколько часов местную кузню. Ее хозяин, правда, не слишком обрадовался такому самоуправству, но попытка качать права усохла на корню, едва староста покачал кулаком перед его носом. В общем, даже помог, и не халтурил. Получилось грубо, но крепко.

Извращались с блоками довольно долго, но все же нет техники, неподвластной человеку. И к вечеру, под натужное урчание двигателей тягачей, оставляя за собой борозду, забитую грязным ледяным крошевом, танк оказался-таки на твердом грунте. Можно сказать, первый успех налицо.

Как раз за этой, финальной частью операции и наблюдал Мартынов, прибывший аккурат к концу действа. Позже он честно признался Хромову, что в возможность вытащить танки не слишком-то верил. Он и Сергея-то сюда отправил больше для того, чтобы, передавая местным оружие, тем самым обозначить уровень доверия. Мол, не кого-нибудь присылаю, а целого командира разведки, да еще и с мощной поддержкой. Цените, селяне и селянки! Ну и посмотрел своими глазами — так, на всякий случай. Но молодежь, как это часто бывает, продемонстрировала умение нестандартно мыслить, и вот он, первый результат!

Выдав сию немаловажную информацию, полковник обошел бронированную глыбу льда по кругу, время от времени цокая языком и восхищаясь "раритетом". Ну да, для него и впрямь раритет, а здесь — вполне себе грозная боевая машина. С технической точки зрения малость устаревшая, но все еще способная без особых проблем отправить в металлолом любой немецкий танк. При грамотном использовании, конечно.

— Что, Александр Палыч, нравится машинка?

— Хороша. Всегда мечтал на таком прокатиться.

— Так возрадуйся — у мечты есть шанс сбыться. И присылай механиков — танк придется, чувствую, по косточкам перебирать.

Мартынов кивнул, потом усмехнулся:

— Страну, которая способна производить такое чудо, соседи любить не будут. Слишком уж испугаются.

— Если кто-то не любит Россию, — улыбнулся в ответ Хромов, погладив броню танка, — то Россия имеет право на взаимность.

— Логично. А как с остальными?

— Справимся, было бы время.

С остальными танками дело пошло заметно легче — натренировались уже. Оба легких вытащили с минимальными усилиями. С КВ провозились несколько дольше, все же почти сорок восемь тонн для здешней техники результат выдающийся. Да и засел он намертво. Тем не менее, соорудив еще один полиспаст, его удалось вначале стронуть с места, а потом и вовсе утащить в специально вырытый капонир. К тому времени Т-28 был уже отогрет, разобран практически до состояния запчастей, и теперь их, азартно ругаясь, очищали от могучего слоя грязи немецкие и русские механики.

В ознаменование финала первой части операции, учинили большой праздничный ужин. За это время местные уже совершенно привыкли к тому, что в деревне постоянно толпа чужих людей. Да и, откровенно говоря, из-за войны дефицит мужчин был страшный, а тут молодые, крепкие парни... Застоявшиеся парни, чего уж там.

В общем, посиделки не затянулись, и, как только все было выпито, народ рассосался. Впрочем, вымотавшийся за эти дни Хромов последнему обстоятельству был даже рад. Правда, сам остался — сидели они втроем, он, Мартынов и староста, да потихоньку добирали свой градус. Как оказалось, у полковника при себе оказалась неплохая заначка. Так что сидели, пили, разговаривали... Потом Хромов почувствовал, что уплывает куда-то, выпадая и из разговора, и из реальности. В адекватное состояние он вернулся через несколько минут, как раз чтобы услышать обрывок разговора:

— ...Я вас не вполне понимаю, если честно. Вы не хотите в колхозы — ладно. Это совершенно нормальный процесс, мне сие изобретение тоже не слишком нравится. Пришли немцы, отменили колхозы — вы помогаете нам. Если без любви к Родине — любовь вообще штука абстрактная — почему?

— Вы ради пустого интереса спрашиваете, полковник, или есть за этим вопросом еще что-нибудь?

— Есть, конечно. Мне надо понять, кто рядом со мной. Случайный и ненадежный союзник, интересы которого пересекаются с нашими в одной точке, после которой пути разойдутся навсегда, или нечто большее. Согласитесь, без этого планировать что-то довольно сложно.

— Без любви, говорите? — староста подпер кулаком щеку. — Ну, почему бы и нет. Лично для меня все просто. Я к ним еще с той войны счет имею.

— Воевали?

— Да. Матросом. Был ранен, попал в плен.

— При Моонзунде?

— Заметно раньше. Еще до февральских, — староста брезгливо скривился, — подлостей. Ставили минную банку, попали под обстрел. Попаданий не было, но когда реверс дали, наш тральщик потерял ход — слышали, небось, какое барахло на такие дела выделяли. За ночь отнесло в сторону, потом на нас вышел германский эсминец. Командир у нас храбрый... был. Прапорщик по адмиралтейству Селиванов. Флаг спускать отказался, сам встал к орудию. У нас одно на три дюйма, у немца — четыре, и калибром поболе... Восемьдесят восемь миллиметров. Они в нашем инвалиде дырок понаделали, как в головке сыра.

— В плен тогда и попали?

— Ну да. И очень хорошо помню — нас за людей не считали, кормили, будто свиней. А потом и вовсе перестали. Видел бы ты, полковник, сколько людей готовы были нательный крест отдать за кусок хлеба... Хотя ты ведь коммунист, тебе все равно. Не знаешь даже, небось, что такое для православного человека крест.

— Почему же, — хмуро ответил Мартынов. — Знаю. Вполне. Я не из тех, кто называет уродов людьми альтернативной внешности.

Сентенция была не вполне в тему и, вдобавок, совершенно в этом времени незнакомая, но староста понял. Кивнул:

— Ну, тогда понимаешь, что есть вещи, которые не прощают. Что забыть подобное — стать подлецом.

— Если жизнь учит подлости, стоит ли становиться отличником?

Оба собеседника обернулись к выдавшему сию глубокую мысль Хромову. Староста несколько секунд рассматривал его так, будто видел впервые, потом губы его разошлись в кривоватой усмешке:

— Знаешь, полковник, а твой помощник умный малый. Далеко пойдет.

— Куда пошлю — туда и пойдет. А сейчас ему пора бы и баиньки...

Действительно, пора. Хромов встал, покачнулся... Точнее, его шатнуло. Все же последние сто грамм были лишними. А, плевать. Он вновь рухнул на лавку и прямо здесь, в уголке, выключился.

— И все-таки красавец. Умели предки брутальные вещи делать...

Мартынов кивнул, задумчиво разглядывая трехбашенное чудовище, окутанное клубами дыма. Перебранный, что называется, "по косточкам", танк завелся с первой попытки, но дымил пока что, как паровоз. Вокруг танка суетились механики, пытаясь сообразить, что они сделали не так, или же просто все само устаканится, когда двигатель, наконец, прогреется.

— Это радует — задумчиво ответил, наконец, полковник. — Я, к слову, не раз слышал, что в бою этот танк показал себя очень неплохо. Во всяком случае, равных ему пока немного.

Действительно, Т-28 не только выглядел грозно, но и вооружен был неплохо. Короткоствольная трехдюймовка примерно соответствовала по возможностям немецким Pz IV. Да и броня, с учетом экранов, была не хуже, с бортов даже лучше. Единственно, пулеметные башенки с их относительно малыми секторами обстрела и неважной защитой для стрелков выглядели откровенно лишними. Ну и размеры... Вполне сравнимы с недоброй памяти Абрамсом, а по высоте чудо советского танкопрома даже и повыше будет, что для скромных характеристик явное излишество.

Хромов еще немного полюбовался на гиганта, к слову, дымящему уже вроде как поменьше, посмотрел на остальные приобретения. Уже полностью отогретые и сверху даже отчищенные от грязи БТ как раз сейчас пытались реанимировать. КВ пока ждал своей очереди. В баках его солярки, правда, было совсем немного, но, как успел сообразить Хромов, у них часть грузовиков на дизелях, так что топливо имеется. Пожалуй, когда танки введут в строй, можно будет учинить куда больший тарарам, чем раньше.

— Я бы на твоем месте не спешил радоваться, — немного осадил его пыл Мартынов. — Нам лишний раз светиться не стоит.

— Это почему? Сейчас мы можем размазать какой-нибудь танковый батальон.

— Потенциально высокая эффективность может оказаться не меньше проблемой, чем низкая.

— Это как?

— Ну, вот тебе исторический пример из курса средней школы. Как Рим победил Македонию. Помнишь?

— Гм... — Хромов задумался. — Кажется, в учебнике писали, что македонская фаланга на пересеченной местности потеряла монолитность строя, и легкая пехота, в основном греческие наемники, ворвались внутрь ее строя. Греки, кстати, были в той войне на стороне римлян, поскольку им обещали независимость от Македонии. Так что воевали они храбро, и моментом воспользовались, первыми оказавшись внутри построения македонян. Там длинные копья македонцев...

— Сариссы.

— Что?

— Копья фалангистов назывались сариссами, — пояснил Мартынов.

— Ну, пусть так, хотя вряд ли это важно. Главное, они оказались чрезмерно длинными, а потому бесполезны в рукопашной. В общем, получилась резня.

— В известной степени, так и было. Но — не совсем.

— То есть?

— Дело в том, — Мартынов откинулся назад, упершись лопатками в стену, — что в обеих армиях был весьма разношерстный состав. Ядро из, так сказать, стержневой нации плюс куча союзников. Они отличались как по выучке, так и по вооружению. Греков, к слову, хватало с обеих сторон, хотя не в этом суть.

Так вот, в те времена прием "слабый центр, сильные фланги" еще был не то чтобы неизвестен — скорее, не особо применялся. Македоняне расположили свою фалангу в центре, и она прекрасно себя показала. Не было никакого разрыва строя, передовые части римлян были смяты. А вот союзники на флангах продвигаться с той же интенсивностью не смогли, отстали... В результате фаланга оказалась с открытыми флангами, куда римляне и ударили. Вот тогда уже получились и разрыв строя, и потеря управления войсками, и прочие радости жизни. Однако все это не потому, что фаланга была плоха, а лишь из-за несбалансированности армии.

— Ладно, вот только какое это имеет отношение к нам?

— Самое прямое. Да, сейчас мы сильны и эффективны, однако ровно до того момента, как против нас развернут кадровые части с реальным боевым опытом. Пока наши удары можно сравнить с укусами пускай не комаров, но хотя бы слепней, мы в относительно комфортных условиях. От нас могут отмахиваться, могут попытаться прихлопнуть, но все это походя, не отвлекаясь от главной задачи. А значит, тихой сапой и не торопясь мы вполне можем нанести противнику урон в совокупности куда больший, чем если единовременно вложимся в крупную акцию. И останемся при этом в числе живых. Согласись, тоже немаловажно... На громкую же операцию фрицам отреагировать придется, а полнокровная дивизия раскатает нас в блин походя. Что там дивизия — полка хватит... Надеюсь, ты помнишь, чем закончилась твоя предыдущая эскапада?

Хромов вздохнул. Ставший уже почти легендарным рейд на бронепоезде качественно разворошил осиное гнездо. Он тогда успел все же уйти, оказавшись последним, кто вырвался из кольца. Немцы же, уверенные, очевидно, в том, что такой шухер одним лишь бронепоездом с малым экипажем не навести, больше месяца кошмарили огромный район. Сообщников, небось, искали.

Следующая мысль, пришедшая ему в голову, была совершенно неожиданной. Пару секунд обдумывая ее, Хромов пришел к выводу: а ведь может быть и так. Еще пару секунд подумал — и осторожно спросил:

— Слушай, Александр Палыч... Так ты из-за этого не пытаешься на связь с нашими выйти?