Клуб Анонимных Некромантов

После того, как Вася пробыл дома неделю подряд, Андрей с Ольгой и детьми психанули и уехали к родственникам "пока оно не вернется в ясли". Взяли с собой и Антона, который сам попросился — "не хочу быть с братиком". Вася в это время бегал по дому, поджигал занавески, пытался подвесить кошку за хвост, что-то бессвязно пел и орал, орал, орал.

Когда его попытались усадить за телевизор — новенький, цветной, на который долго копили всей семьей и по невероятному блату достали, ребенок, не зная даже, что это такое, сел напротив него, раскрыв рот, и затих. С Мариной и Антоном это помогало, дети чуть ли не дрались за возможность выбрать канал из трех имеющихся, и с первого дня очень трепетно относились к возможности посмотреть какую-нибудь детскую передачу типа "Умницы и умники" по утрам или "Смехопанараму", "Поле чудес" по вечерам.

Перекрестившись, родственники тихонько прикрыли дверь и приготовились к хотя бы десяти минутам спокойствия под бормотание с экрана, но уже через минуту раздался звон, грохот — и тишина. Обнаружив легонькую гантель, которой дедушка разминал пораженную инсультом руку, Вася решил проверить, что будет, если запустить ею в пляшущих на экране человечков. Техника ремонту не подлежала, Иван впервые увидел свою мать плачущей — телевизор стоил больше ее пенсии за год, просуществовал у них меньше месяца, а Васе хватило нескольких секунд, чтобы уничтожить одну из самых дорогих вещей в доме. Тогда он впервые поднял руку на сына. Сын в ответ выбежал из дома и камнями разбил в нескольких окнах стекла. Стояло холодное начало марта, уверенный минус. Две печи и обогреватели еле прогревали помещения, из которых стремительно исчезало тепло, просачиваясь сквозь наскоро заклеенные и заткнутые окна. Стекла вставили на следующий же день, но вся семья разом — кроме Васи, закаленного в яслях и детском саду — сразу же заболела. Три поколения лежали с температурой, надеясь забыться целебным сном и тщетно пытаясь согреться из-за лихорадки, а Вася поочередно подбегал к каждому и орал в ухо. Или носился кругами по комнате и просто орал. Или по коридору, или по кухне. Сил больных хватало только на то, чтобы топить печь и подкидывать дрова — по очереди.

Однажды ближе к вечеру он на что-то отвлекся и притих, а затем уснул, забравшись между дедушкой и бабушкой. Это было первое спокойное утро до тех пор, пока Ирочка не пошла на кухню и не наступила в теплую лужу воды. Вася зачем-то открыл холодильник и оставил его в таком состоянии, судя по всему, часов на четырнадцать. Мотор сгорел.

Ближе к вечеру приехали Андрей с Олей, выслушали все истории, переглянулись и отвезли ребенка в детский сад. Как они смогли уговорить воспитателей взять его раньше срока — неизвестно, но Ира больше никогда не заикалась про счастливую крепкую семью.

Проучившись первый класс в школе, Вася показал себя исключительно бездарным, неусидчивым и драчливым ребенком. Понятное дело, что и Марина, и Антон, и Василий пошли в школу, где преподавали Ирочка с Иваном, но к концу года родителей попросили ребенка перевести. По невероятному стечению обстоятельств к ним в школу приехал доктор наук по детской психологии, который заинтересовался ребенком и предложил забрать его в государственный коррекционный интернат для детей с отклонениями в развитии, находящийся в Санкт-Петербурге. Не советуясь даже с родственниками и женой, Иван сразу же дал разрешение, не дослушав предложения психолога. Через год ему пришло извещение о том, что ребенка стоит забрать, потому что он не справляется даже с облегченной программой и не поддается воспитанию. Не дочитав до конца, Иван сжег бумагу и забыл о ней.

Переломный момент в психике наступил у мальчика в сентябре третьего класса, почти в девять лет, словно кто-то тумблером щелкнул. Из туповатого драчливого задиры он внезапно превратился в тихого спокойного троечника. Через три месяца вдруг самостоятельно наверстал пройденный, но не усвоенный материал первого класса и попросил пересдать за него экзамены. Разрешили, сдал почти все предметы на пять — и это против троек из жалости и единственной четверки по физкультуре. К марту пересдал уже на одни пятерки экзамены за второй класс. В мае закончил год лучше всех. Летом состоялась комиссия, было вынесено решение перевести его из интерната с облегченной программой в школу-интернат с обычной, при условии, что он пройдет программу уже в третий раз, с учителями, и снова пересдаст экзамены. Мальчик согласился и к декабрю сдал экзамены за все три предыдущих года на одни пятерки. Четвертый класс он закончил в обычной школе лучшим из выпуска, а затем его перевели в другой интернат — для одаренных детей. С углубленным изучением русского языка и литературы, а также английского.

Это было первое лето, которое он провел вместе с семьей в Великом Новгороде. У Иры и Ивана был уже совместный ребенок, девочка Люда. Оля с Андреем и двумя девочками переехали в свой собственный дом, Антон вырос, не вспоминая о брате. Поначалу к Васе все отнеслись настороженно, но со временем тихий, эрудированный и ненавязчивый мальчик всех покорил. Всех, кроме отца, который смотрел на сына, а видел умирающую на залитой водой и кровью платформе Катю. Видел смеющееся детское лицо на похоронах. Вспоминал, как этот маленький демон орал ему в ухо, когда тот чуть ли не подыхал от температуры. Видел мертвую бабушку, которую Вася довел своими криками.

За годы в интернате Василий так и не научился заводить друзей. Поначалу его боялись из-за действий, потом — из-за репутации. Потом ему было не до сверстников, он целиком погрузился в книги. В итоге у него не было ни одного друга, не было семьи, он совершенно не умел общаться с окружающими, шутить, обниматься или понимать намеки. Словно резиновая кукла без чувств. Иван смотрел на него и твердил про себя: "Будь ты проклят, будь ты проклят, будь ты проклят".

Под конец лета к нему подошел отец и отозвал на разговор, который Вася случайно подслушал. Дед втолковывал отцу что-то про "не бросайся словами и мыслями", "держи силы в узде", "помни, чьей ты крови", "не испорть ребенку жизнь", на что отец ответил только одно — "он мне ее уже испортил, пусть на себе прочувствует, каково это — потерять близкого человека. Ан нет, не так. Пусть у него вообще не будет близких и родных людей, которых он мог бы убить так же, как убил собственную мать".

Вася попросил деда с бабушкой отвезти его в интернат. Они долго пытались уговорить его побыть оставшийся до конца лета месяц дома, и даже Ира с Антоном присоединились к этому, но мальчик был непреклонен, чувствуя за собой страшную вину, о которой отец напоминал ему каждый день. В итоге Ира согласилась его отвезти с условием, что он обязательно приедет к ним на новый год.

Вася уехал, мечтая наконец-то обрести друзей, но с ним стало происходить что-то странное. Люди начали сторониться симпатичного вихрастого мальчугана, и с каждым днем это становилось все более заметно. На его двенадцатый день рождения его не поздравил никто, кроме учителей. Нет, его не обижали, не дразнили, не гнали — просто что-то словно мешало людям общаться с ним. Стоило ему открыть рот — и даже незнакомые люди, которые сами подходили знакомиться, тут же меняли свое мнение и ретировались. Мальчик нырнул с головой в учебу, стал призером олимпиад по русскому и английскому языкам.

В конце декабря его отпустили домой, а когда он приехал — дед всплеснул руками и выругался. Зимой все было совершенно иначе, нежели летом. С ним уже никто не хотел так сильно общаться, как раньше. Он услышал разговор мачехи и старшего брата, Антон говорил Ире "вроде, смотрю на него, и это тот же самый человек, с которым было так весело и интересно летом. А любое слово, которое он говорит мне, бесит, даже если это "Доброе утро". Не знаю, почему так, но общаться мне с ним уже не хочется. Когда молчит — не раздражает, но и желания подходить не вызывает. Словно его вообще здесь нет".

В следующий раз Вася вернулся домой только после девятого класса, в шестнадцать лет. Большой деревенский дом расселили, как и весь район, а на месте частного сектора построили квартал пятиэтажек, в одной из которых дали две двухкомнатных квартиры. Одну для Ивана с Ирой и тремя детьми: Антоном, Васей и Людой, другую для родителей Ивана и его бабушки — дедушка к тому моменту уже умер, так до конца и не придя в себя после инсульта. Приняли мальчика не отец с мачехой, а дедушка с бабушкой и прабабушкой. Они же и прописали его к себе, чтобы как-то сравнять количество прописанных в двух квартирах. Отец с мачехой, собирающиеся вставать на очередь для расширения жилищных условий, стали было протестовать и Вася чуть не попросил деда уступить, но дедушка твердо стоял на своем и вызвал мальчика на серьезный разговор, из которого тот почти ничего не понял, но кое-что запомнил. Например, слова "только я единственный вижу настоящего тебя, и я могу бороться с тем, что тебя накрывает. Мы тоже подадим документы на расширение и встанем на очередь, но когда мы получим квартиру или комнату — я туда пропишу тебя и ты всегда сможешь там жить, и никто тебя оттуда не выгонит. А вот отец с мачехой, где бы ты прописан не был, тебе там жить не дадут". Вася уступил. Так и вышло. Вася учился уже на третьем курсе, отслужив год в армии, когда им дали комнату в качестве расширения. Продав ее и доплатив из собственных запасов, дедушка сделал внуку по-настоящему царский подарок: свою однокомнатную квартиру, где был прописан только он. Жил там, правда, Антон со своей девушкой по настоянию отца "Вася все равно в общежитии". Правда, когда в начале июня Васю из общежития попросили выехать, отец, узнав о перспективе приезда сына на лето, сказал, что девушка Антона ждет ребенка, и жить молодая семья будет в его, Васиной, квартире, а затем просто положил трубку и больше на звонки не отвечал. Дедушка, к счастью, ответил, но ничего посоветовать не смог. Сказал только "приезжай, поживешь у нас пока, не выгонять же их на улицу". И вот теперь Вася ехал в больницу уже к пра-пра-дедушке, не очень-то веря в реальность происходящего, и прямо-таки не знал, что ему делать. Потому что хоть аспирантам и положено место в общежитии, но ровно одного не хватило. Ему, Васе. Аспирантуру бросать не хотелось. Спать на улице — тоже. Снимать было не на что.

Получив свой красный диплом, парень вот уже неполных два месяца никак не мог найти работу. Даже в Макдональдсе, перекинувшись с парнем парой слов, менеджер изменился в лице и резко прервал собеседование со словами "мы вам перезвоним". И это не говоря про все остальные вакансии, которые он обошел уже чуть ли не по второму кругу, назначая по три собеседования в день.

Золотая медаль в лицее, красный диплом с отличием, статьи в научных журналах, научные работы — все это невероятно заинтересовывало работодателя, читающего резюме в сети. "Прекрасно поставленная речь" заставляла этого самого работодателя говорить после телефонного собеседования "вы практически приняты". Но ни диплом, ни статьи, ни большой опыт работы в сфере переводов, копирайтинга, корректуры и редактуры совершенно, абсолютно ничего не значило с первой же минуты собеседования. Как и прекрасно поставленная речь на трех языках — русском, английском и испанском. Кажется, в семи или восьми местах после его ухода открывали окно и вызывали уборщицу протереть пол.

Вася не особо хотел заглядывать в будущее, но оно само неумолимо начинало обращать на него свой взор. В будущем было холодно, темно, страшно. Пахло гнилой картошкой и, по праздникам, лапшой быстрого приготовления. Куриной.

Под такие невеселые мысли-воспоминания Вася доехал до остановки с угрожающим названием "Мюллюпельто" и вышел к автобусной сианции. До "Устин-Суходольска" ехал только один маршрут, который, судя по расписанию, уехал пять минут назад. Следующий ожидался только через шесть часов. Выругавшись, Вася стал уже прикидывать, как можно добраться до этого несчастного города на попутках или с пересадками, но на сей раз ему повезло — водитель задержался и автобус только подъехал к пустой остановке. Водитель, посмотрев на одиноко стоящего парня, закатил глаза и решил не останавливаться. Представив все прелести шестичасового ожидания, Вася побежал за автобусом, колотя руками по дверям, но шофер явно развлекался, болтая с кондуктором. Разозлившись, парень остановился, поднял с земли булыжник, а затем запустил его в пазик, чудом не угодив в фару. Взвизгнули тормозные колодки, водитель выскочил с ломом в руке, громко матерясь и недвусмысленно размахивая железякой. Погрозив еще одним камнем, Василий послал водителя по матери и все-таки был допущен в салон.

Протрясясь в автобусе почти час и заплатив, как потом выяснилось, тройную сумму, Вася оказался в центре города. Городских автобусов было не видно, стрелки подбирались к половине двенадцатого. Подойдя к единственному маршрутному такси, парень обратился к водителю с вопросом, доедет ли он до больницы. Водитель смерил его взглядом и, сплюнув в окно, сказал, что да. Проезд — 15 рублей. Вася пожал плечами и забрался поглубже в салон, медленно заполнявшийся людьми. Наконец, укомплектовались.

— Эй, очкарик, ты дверь планируешь закрывать или как? — обратился почему-то к Васе водитель, игнорируя сидящих и стоящих у двери пассажиров.

— Я швейцар вам, что ли? — возмутился парень и, встав и пройдя вперед, с треском захлопнул дверь. Обернувшись, увидел, что его место тут же заняли, и ехать придется стоя.

— Ты ее сорвать хочешь? — разозлился шофер. — Холодильник дома тоже закрываешь с треском?

— Я холодильник изнутри никогда не закрывал. — Буркнул парень, проклиная эту маршрутку, водителя, город, непонятного деда и вообще все на свете. Последовательно и с чувством. Еще сильнее его злость раскрылась, когда водитель, завернув за угол ближайшего дома, сказал "Больница, на выход".

— Да тут же идти сто метров, — вскипел филолог. — За то время, пока мы ждали остальных пассажиров, я бы уже давно дойти мог.

— Плати и вали, — меланхолично нагрубил ему шофер.

— Я не буду за это платить, — отрезал Василий.

— Ну и хрен с тобой, — к Васиному удивлению пожал плечами водитель. Впрочем, удивление быстро сменилось растерянностью, а затем негодованием, потому что стоило парню встать, как водитель тут же втопил газ и, дождавшись утвердительного ответа "Всем до конечной?" врубил радио погромче и поехал дальше, не обращая внимания на возмущения петербуржца.

— Эй, ты что творишь? У меня там дед умирает! — взвился Вася, пробираясь вперед по ногам сидящих. Вслед ему неслась ругань и тычки.

— Да мне пофиг, подождет. Козлов учить надо, — ответил шофер. А что произошло дальше — Вася и сам себе потом объяснить не мог. Он просто, добравшись до шофера, практически прижался лицом к его виску и что есть силы заорал ему на ухо. Дернув от неожиданности и испуга руль, водитель вместе с машиной врезался в столб, разбивая свой нос о руль, а лбы сидящих рядом пассажиров о приборную панель и торпеду. Вася еле удержался на ногах, кто-то упал с сидения на пол, влекомый инерцией, кто-то звучно и с каким-то зловещим хрустом приложился о вертикальный металлический поручень Салон наполнился криками, из под капота повалил дым. Воспользовавшись всеобщей паникой, Василий выскочил из газели и что есть мочи припустил в сторону больницы. Что бывает за такие шутки он прекрасно представлял. Будут бить.