Волшебник

Вот так, не высокие, окруженные молчаливыми воинами, они могли сойти за детей среди взрослых. Могли, но никогда бы не сошли, даже несмотря на небольшой, почти детский, возраст одного из них. Скрытое, но всеми ощутимое превосходство над остальными, так и читалось в их фигурах. Единственное, чего не могли понять простоватые варвары, так этот тот факт, почему подобное ощущение исходило не только от Арт-Нака, но и его ученика. Ведь еще месяц назад, рядом с Эльтасом, никто ничего подобного не чувствовал. Обычный парень, только маленький на фоне остальных. Впрочем, новый кивок Арт-Нака, еще на один шаг приблизил их к пониманию происходящего.

Штрогольд, подчиняясь кивку, аккуратно положил череп Короля на площадку, и снова запустил руки в мешок. Несмотря на черную ткань, в которую была завернута новая "находка" рыжебородого воина, все моментально поняли, что же он держит в руках. Череп Рыцаря Смерти имел одну характерную особенность, он был буквально сплавлен с надетой на себя железной, черной маской. Маска имела четыре железных зубца в верхней своей части, создавая вид незаконченной короны, и два длинных зубца отходящих от подбородка и слегка закрывающих шею Рыцарей. Именно из-за этих особенностей всем сразу стало понятно, что же именно достал Штрогольд. Поэтому, когда он, развернув черную ткань, — как теперь всем стало понятно, некогда бывшую плащом самого Рыцаря, — и явил миру череп с черной, железной маской, никто уже особо не удивился. Разве что с еще большим уважением посмотрели на парня.

Вот только Арт-Нак, снова кивнул, по взгляду парня, он сразу понял, что это еще не конец.

Штрогольд, чувствую легкий холодок в груди, всегда предшествующий чему-то грандиозному, отложив череп Рыцаря, снова склонился над мешком. Второй череп Рыцаря Смерти был встречен народом изумленными ругательствами, что говорило о многом. Непробиваемых варваров вообще сложно было чем удивить. Однако вслед за удивлением пришло и понимание. Собравшиеся на стене воины, несколько смущенные, перевели взгляд на широко улыбающегося Арт-Нака. Они просто не знали, что теперь делать. Ведь парень смог повторить подвиг своего учителя, за который тот в свое время получил всеми уважаемый статус Арт-Нака. Вот воины и недоумевали. Два Арт-Нака? Или старый должен был уступить место новому? Все-таки парень принес эти головы в семнадцать лет, а нынешний Арт-Нак сделал это почти в пятьдесят. Впрочем, бедным Амарийцев долго ломать голову не пришлось. Неожиданно для всех Арт-Нак нахмурился, зато парень наоборот, вызывающе усмехнулся, обнажив в широкой улыбке некогда белые, а теперь окровавленные зубы.

Вопросительно приподняв бровь, мужчина посмотрел на парня. Не переставая улыбаться, тот уверенно кивнул. Арт-Нак перевел взгляд на Штрогольда и слегка качнул головой, указывая подбородком в сторону мешка. И на рыжебородого воина этот жест оказал намного большее влияние, чем какое-то там отжимание на самом краю пропасти. Шум крови в ушах мгновенно заглушил все остальные звуки. Облизнув в раз пересохшие губы, Штрогольд снова потянулся к мешку. Вот только новая голова озадачила всех. Завернутая, как и две предыдущих, в черную ткань, она, тем не менее, совсем не походила на голову Рыцаря Смерти. Недоумевая, что же он держит в руках, Штрогольд, как и до этого, аккуратно развернул ткань. И замер, силясь понять, почему этот странный череп выглядит столь знакомо. Отдаленно он походил на череп Костяного Короля. Только был намного меньше, с большим количеством костяных зубцов на костяной же короне, из-за чего невольно казался намного длиннее обычного человеческого черепа.

По поводу непонятной головы Штрогольд был не единственным, кто недоумевал. Народ невольно зашумел, обсуждая очередную "находку" рыжебородого воина. Задние ряды, кому не было видно, невольно начали напирать на передние, сужая круг. И только тогда, народ обратил внимание на Арт-Нака. Еще никто и никогда не видел прославленного воина настолько удивленным. На стене сразу же, почти мгновенно, повисла тишина, поэтому прозвучавшие слова все услышали абсолютно отчетливо:

— Ты контуженный на всю голову придурок, каким образом ты умудрился завалить Лича?!!

Парень на это лишь многозначительно усмехнулся, вытер рукой кровавую пену с губ, и, видимо, посчитав свою "миссию" выполненной, потерял сознание начав заваливаться вперед, но был подхвачен вовремя успевшим среагировать Арт-Наком.

Глава 2

Открыв глаза, я тут же поспешно их закрыл, но было уже поздно.

— Мама, Эльтас проснулся!!! — крик сестренки едва не взорвал мне голову.

От нашего народа сложно дождаться жалости или сочувствия, а понятие "уход за больным" отсутствует как класс. Арт-Нак даже как-то высказался по этому поводу. Говорит: "Лучше умереть самому, чем дать за собой ухаживать". Кровь дракона, пусть и не совсем "чистая", сама по себе являлась лечебным зелье, а уж с эликсирами так и вообще. За полгода любой Амариец может заново отрастить себе хоть все конечности разом. Арт-Нак мне это даже как-то пытался объяснить. Типичная, атипичная, физиологическая, репаративная, аутотомия, ампутация... и это он пятилетнему ребенку, да еще и Амарийцу. Минут двадцать точно мне по мозгам ездил, пока, наконец, не сообразил, перед кем он тут выступает. Зато закончил кратко. Говорит: "Крутая регенерация". Вот только в пять лет я и слово "регенерация" не знал.

А еще, к своему глубокому сожалению, я отличался от всех не только внешне, но и внутренне.

И если бы другие просто махнули рукой на "дурь Арт-Нака", я, — вот ведь сам дурак! — потратил несколько месяцев, чтобы научиться читать, а затем еще и прочесть уйму книг, — целых пять! — и, наконец, понять все то, что он мне тогда наболтал. После этого, я стал отличаться от других детей еще больше. А ведь этот старый хрен все время использовал слова, смысл которых мне потом приходилось искать на протяжении многих дней, а иногда и недель. И ведь из-за своей долбанной любознательности, — черты абсолютно несвойственной Амарийцам, — я просто не мог махнуть рукой на заинтересовавшие меня слова. Арт-Нак об этом, прекрасно знал, поэтому из книг я так и не вылезал с того момента, как, — точно не от большого ума! — научился читать.

Ага, так вот, к чему я это все.

Дело в том, что большая часть нашего народа, просто не знает, как это быть "больным". Чувствовать недомогание, головокружение, температурить или там, скажем, кашлять. Амариец бывает либо дохлым, либо живым... ну и еще, где-то между двух этих понятий, стоит слов "перепил". Но последнее понятие не в счет, за такими "больными" у нас не ухаживают, разве что поржут чуток, да опохмелиться принесут. Другими словами, так как я не был мертвым, и тем более не перепил, да еще и проснулся, то, на взгляд сестренки, был абсолютно здоров. Поэтому, после своего зычного крика прямо мне в ухо, — едва не отправившего меня на суд к прародителю, — она, не став дожидаться матери, выдернула меня из под одеяла и, прямо на руках, словно маленького котенка, потащила из комнаты. Вот только уже на третьем шаге выяснила, что спал я абсолютно голым. Короткий вскрик и уже в следующее мгновение я, гремя костями, грохнулся спиной на пол, а звучный хлопок и треск дерева возвестил о том, что сестренка покинула мою комнату. К сожалению, — или к счастью? — но такое чувство, как "смущение" мой народ вполне знал. А я, неуклюже ворочаясь на полу, на собственном опыте познал правоту Арт-Нака. Действительно, лучше уж умереть самому.

Спасла мама.

Раздался тихий хруст дерева, и покореженная дверь отошла в сторону, после чего, не прошло и минуты, как я уже снова лежал в постели накрытый одеялом. Мама, в отличие от сестренки, понимала намного больше, поэтому прежде чем начать разговор, заставила меня выпить несколько зелий. Сразу стало лучше, да и в голове прояснилось.

Зато вот разговор она начала в типичной для нашего народа манере.

— Старый Арт-Нак говорит, что ты должен будешь уйти из города.

Хорошо хоть я, пусть и немного неправильный, но тоже Амариец, поэтому лишь немного позеленел, а не хлопнулся в обморок. У любого представителя нашего народа вся жизнь связана с двумя вещами. Нашим городом — Ханан-Каем, — и с Долиной Нежити, можно даже сказать, что нашей Долиной Нежити. А тут, прямо, как говорится, в лоб, едва очнувшемуся человеку. Все-таки у нас точно болеть нельзя. Правда, уже по прошествии нескольких секунд я взял себя в руки и мысленно дал себе же подзатыльник. Пусть наш народ и не был особо чувствительным, но мама ведь не просто так начинала разговор именно с этой фразы.

Сидит, нахмурилась.

Кроме меня и сестренки у нее ведь больше никого не было, отец еще пять лет назад ушел на суд к нашему прародителю. А я, как бы не отличался от остальных, все равно оставался ее сыном. Понятие "переживать" у нас не было, но вот расставаясь, мы все-таки грустили. С другой стороны, расставались мы только по причине смерти, по другим причинам наш народ не любил покидать Хрустальные Горы.

— Мама, спокойно, — положил я свою руку поверх ее руки. — Это еще не решено. Сначала я должен сам поговорить с моим учителем.

На самом деле я уже точно знал, что уйти мне придется. Хотя я и постоянно называл Арт-Нака "старым хреном" или "тупым учителем", но к его словам прислушивался всегда. И если он счел нужным сказать моей матери то, что он сказал, значит, у него были оч-чень веские причины это сделать. В конце концов, столетний возраст, для нашего народа, это практически самый рассвет сил, поэтому до старческого маразма моему учителю было далеко. И это еще в том случаи, если наш народ вообще подвержен подобному "заболеванию", а то я о таком еще не слышал.

— Старый Арт-Нак всегда прав.

Несмотря на слова, мама, тем не менее, улыбнулась, разглядывая мою ладонь в своей руке. "План" прошел успешно. Она всегда умилялась моим "маленьким ручкам". Еще бы она не умилялась!ет, отца еще пять лет назад ушел на суд к нашему Мама у меня была высокой женщиной, два метра тридцать сантиметров, то есть как одна из самых высоких женщин. А у меня сто девяносто два с половиной сантиметра. На цифры, кстати, не сильно обращайте внимание. Арт-Нак объяснил это просто. Говорит: "Психологическая травма". Тут я даже с ним не спорил. Всю жизнь смотрю на всех снизу вверх, а это кого хочешь травмирует.

— Ничего мам! — бодро произнес я. — Даже если придется уйти, так я потом все равно вернусь. Вон, учитель ведь тоже уходил, но уже через тридцать лет вернулся. А я, если чё, так и того быстрее.

Заметив, как мама еще больше приободрилась, я уже было хотел продолжить, но тут меня, — никак мозги на место встали! — будто обухом по голове ударили. "Старый Арт-Нак"?!! Сто лет — это точно еще не старость! Сглотнув, даже боясь поверить своим мыслям, я, с трудом подавляя дрожь в голосе, спросил:

— П-почему ты говоришь: "старый Арт-Нак"?

И тут я, наверное, в первый раз в жизни увидел, как в глазах моей матери появилось выражение ничем не прикрытой гордости. И не за кого-то, даже не за сестру, — одну из самых красивых девушек нашего народа, — а за меня! Меня, того, из-за которого мать все время выслушивала многочисленные: "Ничего, такова воля Амуру", "Это могло произойти с каждым", "Зато у тебя такая красивая дочь". А Отец? Пока был жив, ведь доставалось и ему: "Где твои годы, у тебя еще будут в семье настоящие воины", "Ничего, зато он ученик самого Арт-Нака", "Такому великому воину как ты, Амару еще обязательно подарит могучих сыновей".

— Весь Ханан-Кай уже знает, — выпрямив спину, гордо произнесла мать, — что Эльтас ди Амару наш новый Арт-Нак, и первый из воинов народа Соробору принесший в Зал Славы голову Лича.

Все. Конец. Теперь, пока я жив, больше никто и никогда не скажет матери, что: "Дом без единого мужчины это неправильно, пора тебе выбрать себе нового мужчину". И это притом, что даже едва родившийся ребенок, если он был мальчиком, уже считался мужчиной. А меня таким не считали никогда. Новый Арт-Нак. Наш народ не лишен чувства стыда, а я знал его как никто другой. Мне всегда было стыдно за себя. За то, что я оказался ребенком "блуждающей крови" и родителям, из года в год, приходилось молча слушать слова "утешения". Слушать из-за меня, из-за того, кем я родился. И как же я хотел всем доказать, показать, что я не такой, что я смогу заслужить титул Арт-Нака. Показал. Доказал. Но, какая ирония, едва заслужив уважение, мне нужно было уходить куда-то в неизвестность.

В комнату, виновато пряча глаза, зашла сестренка и, будто стараясь стать меньше, проскользнула за спину сидящей возле моей кровати матери. А мне оставалось лишь удивленно смотреть на нее. Все еще смущалась, что видела меня голым? Или... мои брови невольно поползли вверх. В светло-синих глазах сестренки, помимо смущения, плескалось целое море восторженного обожания, будто я не ее брат, а наш прародитель собственной персоной. Несмотря на тот факт, что Валла была старше меня почти на десять лет, я всегда ее воспринимал именно "маленькой сестренкой". Да и как еще я мог относиться, к этому невинному созданию? И даром, что она была выше меня на добрых полметра и на десять лет старше. Книги, обучение у Арт-Нака и "блуждающая кровь" дали мне слишком многое, чтобы я мог считать Валлу своей старшей сестрой. Да я с пяти лет ей сказки читал!

Приподнявшись на руках, поправил подушку, — оперев ее на спинку кровати, — и опустился обратно, принимая полусидящее положение, после чего, смотря на сестренку, требовательно похлопал рукой по краю кровати. Иди сюда. Все так же пряча глаза, она послушно вышла из-за спины улыбающейся матери, и скромно присела на самый краешек. Хмыкнув, рукой потянул ее за плечо, наклоняя назад, пока она не оперлась спиной о мою грудь. Будучи меньше Валлы, это был едва ли не единственный способ обнимать ее так, чтобы она чувствовала себя младше. Это меня Арт-Нак научил. Говорит: "Психологические приемы".

— Ну и как твои друзья отреагировали на то, что твой братик-задохлик стал новым Арт-Наком? — подмигнув матери, улыбаясь, спросил я сестренку.

На ее долю тоже выпало немало слов "утешения".

— Они, наконец, поверили, что ты самый лучший брат, который только может быть, — обняв мою руку своими руками, и прижавшись к моей ладони щекой, необычайно счастливым голосом, ответила мне сестренка. — Они всегда думали, что я стыжусь тебя и из-за этого никогда не говорю о тебе правду.

Я, несколько удивленный, посмотрел в сторону матери. Валла никогда раньше и ни о чем подобном мне не говорила. Она, сколько себя помню, всегда крутилась возле меня, но я даже и подумать не мог, что она может мной гордиться. Или я просто сам этого не замечал? Голубые, как и у Валлы, глаза матери смотрели на меня чуть насмешливо, будто зная, о чем я думаю. Неужели...

— Глупый, — ее губы раздвинулись в исконно материнской улыбке, — тебе учил сам Арт-Нак, конечно же, мы гордились тобой.

— Но ведь все всегда говорили, что он меня обучает лишь из-за моей крови!

Отреагировав на мой взволнованный голос, Валла прижалась ко мне сильнее, но я, свободной рукой, успокаивающе провел по волосам — все нормально.