В Д

Его товарищи продолжали увеселять пирующих, пока я мучил клавиатуру, подбирая известные мне композиции. Простые звуки действительно напоминали шарманку и были гораздо сочней и глубже, чем у остальных инструментов. Никак не получалось изобразить что-то величественное, похожее на композиции Энигмы и Эры. Психанул и проиграл мелодию Интернационала. Ну, там где "Вставай, проклятьем заклеймённый...". Вот эта вещь почти с первого раза получилась. Увлёкшись новой игрушкой, не заметил, что приезжие гудцы прекратили выступление. Все теперь слушали только мою музыку. Витязи притиснулись ко мне ближе и внимали звукам, затаив дыхание.

— Яко мнишь, Митко, сменишь сеих гудков на моих? — снова начал зудеть брат, разрушив очарование момента.

Меня потихоньку начала доставать назойливость этой тёмно-рыжей гибсоновской репродукции. Высказался резко в том ключе, что гудцы мои уже нисколько не холопы. Им выдана вольная грамота.

— А из писцовы библы вычерк содеян бысть? — вкрадчиво поинтересовался Дмитрий старший, — Поелику (ст.русс.: Поскольку) мзда за них в казну отичеву не дана, явнут оне в холопах и очепья им на вые лещити требно, иначе течны суть.

Я кинулся спорить с братом, но он всё же оказался прав. Как в сказке — карета превратилась в тыкву, а моё княжение — в игрушечное королевство в песочнице. Таким же фейком оказалось, как и воеводство. Мне предназначалось выполнять всего лишь функции наместника отца, а не правителя на своих землях. Все мои решения не должны даже с гулькин нос противоречить отцовым указаниям. По сути, я просто должен немного подрегулировать денежные потоки, чтобы получать что-то в свой карман и кормиться c этого.

Брат со знанием описывал ситуацию, потому что когда-то в ней сам побывал. Юридическая формула "детищ княжескы" предполагала такие же права, какие имелись у обычного боярина. Государь мог в любой момент что-либо сделать с собственностью такого вассала, и даже забрать себе всё обратно. Теперь понятно стало, из-за чего в большей степени произошёл конфликт старших сыновей с отцом. Боярин Морозов нагло вмешивался в дела их княжеств. Перейдя под крыло Московского князя, они оба получили статус "брата меньшего" с большими правами.

Мда, обломились мои вожделения слегка покуролесить правителем лесистого края. Мирон и Треня с посеревшими лицами стащили с себя накидки. Оказалось, что я по-прежнему держу в руках музыкальный прообраз шарманки. И вдруг вспомнил, из-за чего захотелось рассмотреть эту вещь. Почему бы не создать звуковое оружие. Нет, я не замахиваюсь на библейские масштабы с иерихонскими трубами. Достаточно отпугивать лошадей. В битвах со степняками такой прибамбас очень даже пригодится. Показал гудцу забрать его от меня. А братец огорошил меня ещё одной сентенцией:

— Холопы теи без очепий с тамги хождеют. Сие есть воровство и порушение княжеска права. Торговая казнь им прещае (ст.русс.: грозит). Отич тей мочен абие слати семо воев и имати теих гудков. Дажди ми их и упасешь от стразей мнози.

Я почувствовал, будто мне прилетело по голове здоровенной дубиной. Как же я так лоханулся?! Сам собственными руками подставил верных друзей. Брат что-то говорил, но я его уже не слушал. Появился Агафон. Он внимательно выслушал моего тёзку, многозначительно кивая. Затем он подошёл ко мне и сообщил, что мне нужно отдать витязей брату, иначе их заберут стражники в узилище и подвергнут жестокому наказанию, как беглых холопов. Управитель обещал подключить все свои связи и спасти моих друзей. Пришлось с ним согласиться.

Мирон и Треня понуро ушли собираться, Агафон поспешно отбыл во дворец, а я убрался в свои покои, чтобы не видеть продолжение своего позора. Через некоторое время со двора раздался женский крик. Я подскочил к окну и выглянул. Моя челядь собралась во дворе у ворот и провожала бывших витязей. В Мирошу с рыданиями вцепилась Соболица, а он целовал её и гладил рукой, успокаивая. Их с усилиями разняли вои брата.

Захотелось дико напиться, чтобы заглушить в голове мрачные мысли. Представляю, как прикалывались надо мной Морозов с Жеховским, наблюдая церемонию моего вокняжения. А друзья-министры почему меня не захотели предупредить? Велел Кошаку принести бутыль вина. Посадил его возле себя и битый час ему доказывал, что глупее меня никого на свете не сыскать. Слуга почему-то упорно не соглашался с этой гипотезой. Признался, что с нашей первой встречи я ему понравился, хоть и показался немного странноватым. А после он увидел меня в богатом платье с главным сыскарём и пожалел, что помог мне когда-то. Теперь, видя, как княжий сын переживает о простых людях, он снова меня полюбил, как раньше любил только дьяка Алимпия. Очень Селиван сожалел, что враги погубили его бывшего хозяина. Обещал тот парню свободу дать.

Кошак рассказал мне о том, о чём умолчал в узилище. Он знал про тайный схрон Алимпия и после его гибели слазил туда, надеясь найти грамоту о своём освобождении и какие-нибудь деньги. Однако, там лежало только много свитков. Грамоты парнишка не знал и решил перепрятать сундучок со свитками, чтобы потом найти надёжного человека и с ним не торопясь разобраться в написанном. Кошак был готов мне теперь довериться и показать новый схрон в лесу за городом.

Поневоле в разговоре коснулись темы убийства Алимпия, и кому это было выгодно. Кошак вспомнил о взаимоотношениях дьяка со своим бывшим пасынком Агафоном. В последнее время они часто ругались. Пасынок обвинял Алимпия в преждевременной смерти своей матери и в своих бедах.

Вот уж никогда бы не подумал о такой версии дела. Агафон не из таких. А впрочем, почему я его так идеализирую? В произошедших проблемах с гудцами именно он виноват больше всех. Ни один руководитель не в силах держать в поле зрения все детали контролируемых процессов и поневоле зависит от тех, кому делегирует часть своих полномочий. А если Агафон действует в моих интересах, то должен хотя бы предупреждать о таких правовых коллизиях. Ведь ездил же в поместную палату оформлять сделки. А что, если...?

Меня вдруг поразила одна догадка. Я даже подскочил с лавки от возбуждения, немного напугав Кошака. В психологии имелся занятный пример, когда обитатели Карибских островов не видели приближающиеся к берегу колумбовы каравеллы только потому, что их мозг отказывался фиксировать непонятные вещи. Я вспомнил, что видел во время пира на Агафоне рубашку, вернее, выступающий из зипуна воротник, украшенный жемчугами и серебряными шариками. Он её редко надевал, только по особым случаям.

Позвал Акима, приказав ему обыскать комнаты управителя и найти рубашку с жемчугами. Пяти минут не прошло, как я уже держал в руках праздничную рубашку Агафона. Моя версия подтвердилась. На краях воротника, в окружении мелких жемчужинок в виде двух цветочков, располагались пресловутые серебряные бусинки нужного размера. Имелась только одна. Вместо второй — пустое место. Распорядился арестовать управителя, как только тот вернётся из дворца. Его помощников-подьячих, рекрутированных из числа холопов Кикина, тоже велел посадить под замок. Кто знает, насколько они сблизились с Агафоном?

Навязанные мне музыканты так и стояли столбами там, где я их оставил. Велел сотнику взять на себя заботы по размещению новиков, а паренька с органом попросил задержаться и рассказать о принципе действия инструмента. Должен же человек, любящий своё дело, разбираться в них. Напрасные ожидания. Свёл тогда его со своим плотником Тихомиром и попросил срочно изготовить большие по длине органные трубы. Методом тыка им предстояло отыскать такую конструкцию органной трубы, при которой звук не станет слышим, но будет чувствоваться.

Теперь появилась возможность обратить всё своё внимание на сундук мертвеца. Взяли с Селиваном лошадей и в сопровождении двух воев поскакали к западным городским воротам. Тайное место им было устроено в лесу на склонах холма, позже названного Шемякиной горой, изобилующего норами и даже небольшими пещерками. Поблизости отсюда я когда-то валялся одурманенный и спасённый им же. Воев оставили на опушке, сторожась лишних глаз. Кошак сунулся в одну, неприметную снаружи среди кустов, пещеру и через минуту выбрался с деревянным ларцом примерно в две пяди длиной, лакированным, с резным декором в арабском стиле. Открыли его, и я сразу принялся перечитывать документы. Грамоты на освобождение Селивана здесь не хранилось, зато среди расписок и малозначимых писем, нашлись письма некоторых ближайших сподвижников боярина Морозова, свидетельствующие об их преступной деятельности против бати, вплоть до измены в пользу Москвы.

Один документ хранился отдельно, обвязанный шелковой тканью. У меня даже руки затряслись, когда разобрался. Нашлось утерянное завещание великого князя Московского и Владимирского Василия II, в которой брат Юрий Дмитриевич благословлялся всей его вотчиной, за исключением Коломенских земель, московской части и некоторых промыслов, которые отписывались сыну Василию и жене Софье. Перечислялись также предметы и убранство типа икон, поясов и посуды, имеющих высокую ценность, и кому их требовалось отдать. На документе стояли подписи митрополита Фотия и бояр Юрия Патрикеевича, Романа Александровича, Ивана Фёдоровича, Александра Борисовича и Фокия Зосимовича. Последнее имя мне показались знакомым. Писана сия грамота была дьяком Алексеем Стромиловым.

Сидел некоторое время в растерянности, не зная, что предпринять. В мои руки попал джокер, и им требовалось грамотно распорядиться. Если бы не эксцесс с гудцами, не задумываясь отвёз бате найденные документы. Теперь же решил подождать и посмотреть на его последующие действия. Пусть как хочет, так и возвращает мне друзей, тогда вернёт и моё расположение.

Сидевшему возле меня притихшему подростку сообщил, что грамота обельная на него не нашлась, но попросил его не расстраиваться. Пообещал, что после Чухломы самолично подарю ему свободу, если он сохранит тайну об этих свитках. Оставлять такое сокровище на волю случая посчитал неразумным. Решил перевести ларец в усадьбу, хотя и там хранить его было небезопасно. Кто знает, сколько соглядатаев вокруг меня крутится и нюхает воздух.

Прежде чем покинуть тайное место, взобрался с Кошаком на Шемякину гору. В голову влезла одна странноватая мысль. Хотел её проверить. Зачем Кошак, когда меня спасал, притащил именно сюда? Мог ведь оставить гораздо ближе. Загадка разрешалась просто — подземный ход. Спросил об этом напрямую. Парень сильно испугался и упал передо мной на колени, умоляя не губить его.

Ход под землю он обнаружил давно, в подполье усадьбы, проследив за хозяином. Когда дьяк ушёл на службу, Кошак взял масляную лампу и проник в тайный лаз. Внизу обнаружился тесный погребок, а в дальней его части стена была заделана плинфами, через щели которых просачивался тяжёлый воздух. Мальчик разобрал плинфы и обнаружился ещё один лаз. Любопытство погнало его дальше. Худенький Селиван пролез в эту дыру и очутился в тёмном коридоре, высотой со взрослого мужчину. С тех пор Кошак по возможности стал путешествовать по подземелью, выбираясь на поверхность в неожиданных местах.

От Алимпия он однажды услыхал, что под городом тянутся подземные ходы, но простому люду знать про них запрещено под страхом смерти, и чтобы его господин не узнал о его проделках, придумал заходить вниз от колокольни храма Рождества Богородицы. Иногда в подземелье встречались люди, и мальчишка пытался не попасться никому на глаза. Я успокоил слугу и обещал сохранить его тайну, но попросил его впредь быть со мной честным.

Перепуганный Агафон уже дожидался меня под стражей. Увидев меня, бросился в ноги с воплями:

— Господине, пошто люди тея безвинно мя имут?

— Потому что мой управитель, пользуясь доверием, обманул своего господина и не оформил должным образом ближних его людей.

— Несть вины ми! — утробно взвыл Агафон, — Рядцы холопьей палаты запяша сладити вычерк, о коем речах бе. Гудцы поскору будут с тей, ово Господи поразит мя молоньей.

Управитель принялся лихорадочно креститься, продолжая страдать в голос и клянясь в верности мне.

— Ты убил дьяка Алимпия? — резко наклонился к нему, — Говори, не лги.

Мужчина отчаянно затряс головой, вопя слова отрицания. Я поднёс рубашку с бусинками и рассказал, что такую же бусинку нашёл возле трупа Алимпия. Глаза Агафона суетливо заметались. Как же я мог так обмануться в человеке?

Поняв, что отпираться бесполезно, мужчина стал рассказывать захлёбываясь слезами и соплями:

— Во соботу пришед к дьяку Алипу последи трапезы полуденна рядитися, зане володеша промысел рыбны. Очим бысть во гневе и хмеле, понеже стареем сотвориша ина, виняху в сем боярина Семёна. Тщился месть ему сотворити, свитки зазорны государю казати. Я пошед к дворецку и рех ему о сем. Преди суда зашед в палаты, зрел сына боярска Воронца Лобана с холопом сеим. Они бияша Алипа. Я потек к ним спасати очима, обаче содеяти не мочно бе. Семён Фёдорович обещаху ми чин вящ и к те послал наятися.

Стал разбираться с ним по Чухломе. Предчувствие меня не обмануло. Никакого мятежа не существовало и в помине. В городе том лишь когда-то какие-то монахи-стригольники из Новгорода проповедовали своё еретическое учение, но жители не устраивали ничего предосудительного против властей. Морозов с Единцом явно задумали какую-то провокацию против Жеховских и, возможно, меня. Какую именно, Агафон не знал.

Посланные в Чухлому от моего имени люди на самом деле являлись морозовскими подручными. Велено им было затихариться, не показываясь на мои глаза, а потом сообщить мне известную уже версию событий.

Распорядился позвать Агриппину и её помощников, поручив им немедленно провести полный аудит агафоновской бухгалтерии. По результатам станет понятно, что делать с отступником. Ясно было только одно, что Агафон своего бывшего отчима не убивал, но невольно содействовал преступлению. Надо будет обсудить с Варфоломеем возможности перевербовки шпиона.

Мысли вернулись к ларцу с взрывоопасными свитками. Я его пока спрятал в прикроватном сундуке с бельём. Можно было целиком довериться Кошаку, но сердце было не на месте. Люди Морозова тогда просто не успели вытянуть важные сведения из подростка. А если вновь на него надавят, или подкупят? В усадьбе документы тоже нельзя было оставлять, а довериться кому-либо из своего окружения теперь уже не решался. Вывезти их, но куда? Пока ничего не придумывалось.

Пришли Тихомир с Нечаем, тем самым органистом. Сокрушённо сообщили, что сделали несколько труб, одну даже в две сажени, и всё равно идёт звук. Мда, очередное фиаско в прогрессорстве не добавило мне оптимизма. Велел прекратить попытки.

Ужинать во дворце не планировал. Настроение не способствовало аппетиту. Однако, пришлось туда тащиться, получив напоминание от присланного рядца. Кроме бати и меня, на трапезе присутствовал тёзка. Государь заявился на ужин в самом прекрасном расположении духа и болтал со старшим Дмитрием об охоте. Я вяло жевал кашу конопляную с лосятиной, с нетерпением ожидая окончания трапезы и готовясь к тяжёлому разговору с батей. На душе было так паскудно, что хотелось выть.