Ветер и крылья - 1

Не увидеть в материнских глазах боль и отчаяние.

И врать, врать себе до самой смерти... так легко, так просто, так приятно...

Мия качнула головой.

— Ньор Фаусто, я благодарю вас. Но... я должна.

И в глазах мужчины явственно блеснуло уважение. Он медленно взял руку девочки, поднес к губам, поцеловал.

— Дана Мия Феретти, что бы ни было в вашей жизни, вы можете рассчитывать на мою помощь и поддержку. Вы необыкновенная девушка.

Мия хлюпнула носом. Не сдержалась. Да, и еще не девушка, но кого это волнует? Сегодня она на сорок лет повзрослела. Или на пятьдесят? И стала старше своей милой мамочки. Самой старшей в семье...

— С-спасибо, ньор Фаусто.

— Держитесь. Вам нельзя сейчас раскисать, иначе не справитесь, — ньор Фаусто поднял руку ладонью к ней. И вот... возьмите. Подышите.

Маленький флакончик перекочевал из рук в руки. Мия послушно поднесла его к носу — и едва не задохнулась от острого ядовитого запаха.

— Ох!

— Это нюхательные соли. Не разбавленные, как для благородных эданн, а чистые. Концентрированные. Вам пригодятся.

Мия сделала еще один вдох.

Слезы не хлынули. Нос даже задышал ровнее...

— Гадость какая...

У мамы был флакончик нюхательных солей. Вот, там было нечто подобное, только слабее, намного. И розой еще пахло... мама его использовала, когда у нее болела голова.

— Сколько я должна, ньор Фаусто?

— Еще десять сольди. Итого, один дарий, дана Мия.

Мия качнула головой.

Она знала, что мамин флакончик стоил не меньше трех лоринов.

— Это стоит дороже, ньор Фаусто.

— Стоит. В красивых флаконах, с добавками из масел и прочей дряни... понимаете, дана? Я у вас прошу чистую цену вещества.

— Вы уверены? — сдалась девочка.

Отказываться не было сил. А это... что бы это ни было, но ей пригодится. И голова проясняется, и держаться легче.

— Вполне.

Мия достала из кармана одну из серебряных монет, которые нашла в столе у отца, вручила ньору Фаусто.

— Я благодарю вас, ньор.

— Дана Мия, полагаю, будет нелишним, если я останусь с вами... какое-то время.

Мия посмотрела на лекаря очень внимательно.

— Ньор Фаусто...

— Распорядитесь меня кормить вместе со всеми и отведите комнату, дана. Услуги лекаря не будут сейчас для вас лишними, а я могу себе позволить потратить пару дней. Считайте это моей молитвой.

— Молитвой? — искренне удивилась Мия.

— Конечно. Богу угодна помощь ближнему, вот и весь сказ.

— Не благотворительность? — прищурилась Мия..

— Вы в ней не нуждаетесь, дана. И в жалости тоже, — коротко ответил лекарь. — А вот в помощи и поддержке — безусловно. Как когда-то нуждался и я. Мне помогли, сейчас я отдаю свои долги. Не благодетельствую, понимаете? Просто возвращаю то, что никогда не смогу отдать близкому мне человеку.

— Он...

— Человек, который помог мне, уже умер. Он бы тоже остался здесь, в такой ситуации. Уверяю вас.

Мия кивнула. Коснулась руки ньора Фаусто.

Руки постороннего мужчины! Благородная дана! Наедине!

Мама упала бы в обморок от ужаса. А Мия и ничего, стоит... может, и не так ужасно нарушать приличия?

* * *

Вот и мамины покои. Мия решительно толкнула дверь и вошла.

— Дана! — зашипела на нее служанка.

Мария...

Личная мамина служанка. Раньше Мия ее боялась... почему? Подумаешь, толстая и строгая? Это не страшно. Страшно, когда умирает отец, а ты не можешь ничего сделать.

Мия посмотрела прямо в глаза толстухе.

— Где. Моя. Мать?

Ньора Мария не выдержала первой.

— Утомилась. Лежит в спальне, отдыхает...

— Вон отсюда, — резко распорядилась Мия. И шагнула по направлению к спальне.

Мария с неожиданным проворством загородила ей дорогу.

— Это вы что ж, дана, будете матушку тревожить?! Так нельзя! Неправильно это! Вы понимаете, у нее душа нежная, ранимая...

Может, не скажи Мария последнего слова...

Ранимая, ага.

А неподалеку погибает от раны в живот ее отец. И это НЕ мать сидела с ним рядом и обнюхивала рану.

— Еще одно слов — и ты уволена, — отчеканила Мия.

Мария аж задохнулась.

— К-как!?

— Молча. И без жалования, — девочка резала словами, будто ножом, хлестала наотмашь. — Ты слишком много воли взяла, указывать мне, куда ходить и что говорить. Вон!

Мария хотела что-то сказать. А потом вспомнила, что дан Пьетро ранен, что эданна Фьора плохо себя чувствует, да и прикусила язык. Поняла, что заступаться за нее некому. Прикажет девчонка, так и вытолкают Марию за ворота.

Может, потом что-то и вернется. Когда выздоровеет дан, когда придет в себя эданна, а может — и нет? Слуги послушаются.

И вышла вон.

Мия перевела дух.

Победа. Первая победа... не над собой, над другими. Оказывается, ее тоже слушаются? Она еще попробует, потренируется... но потом. А сейчас...

— Кто там, Мария? — раздался из спальни слабый голос матери.

Мия решительно шагнула вперед.

* * *

Спальня эданны Фьоры была выдержана в белых и розовых тонах. Стены цвета слоновой кости, розовые шторы и занавеси, розовая мебель... и посреди этого сама эданна. Действительно, как хрупкий цветок. Белокурые волосы рассыпаны по плечам, подушки высоко взбиты, рядом, на тумбочке у кровати чашка с отваром.

— Мия? Я приказала меня не беспокоить! У меня болит голова... Пьетро поступил просто ужасно...

— Мама. Отец умирает, — жестко отчеканила Мия. И откуда только силы взялись?

Эданна Фьора, не говоря ни слова, упала в обморок.

Недолгий, ага. Ровно пять секунд понадобилось Мии, чтобы подойти к кровати и сунуть под нос матери тот самый флакончик. Простой, из грязного серого стекла, с пузырьками воздуха внутри... с очень хорошим,, как оказалось, снадобьем.

— Аххх!

Мия тоже вдохнула украдкой, пока мать приходила в себя и пыталась вытереть льющиеся слезы.

— Мия! Что это за гадость!? Выкинь немедленно!

— Мама, ты не слышала? Мой. Отец. Умирает.

Второй раз эданна падать в обморок не стала. Вместо этого она поднесла к вискам белые руки, обильно украшенные кольцами.

— Ужасно... просто ужасно! Что же теперь с нами будет?! Боже, я — вдова? За что!? Ах, за что мне такие горести!?

— Ты не хочешь пойти и проститься с отцом? Посидеть с ним рядом, пока он жив? За руку подержать? — в голосе Мии скрежетал металл.

— Но... я не смогу! — даже слегка удивилась эданна Фьора. — Я просто не смогу, я упаду в обморок....

— Ничего. У меня есть средство от обморока.

— Я... это ужасно! Просто ужасно!

— Мама, ты пойдешь к отцу?

— Я... я не знаю... там все очень плохо?

— Там рана на животе. Плохо пахнет. Есть кровь, — не стала врать Мия.

— Я... это так сложно и плохо...

Мия просто не выдержала. Сложно!? Плохо?! Да что ж ты...

— Мама. Ты идешь? Или нет?

— Как же ты похожа на свою прабабку...

— Мама?!

Фьора Феретти качнула головой.

— Нет, Мия. Я не смогу. Я пойду к детям и побуду с ними. А ты... ты сможешь побыть с отцом?

Мия опустила голову. Потом подняла глаза на мать. Да, мама...

Любящая и любимая. Добрая и ласковая. Слабая и зависимая.

Сегодня Мия стала старше матери. Потому что стала сильнее. Потому что приняла на свои плечи то, что не смогла принять мать. Потому что взяла на себя ответственность за семью.

— Хорошо, мама. Побудь, пожалуйста, с младшими. Я не смогу их успокоить.

— Обещаю, — сказала Фьора. — А Мария где?

— Я ее выставила. Она пыталась не пустить меня к тебе. Мама, сходи сейчас к детям.

— Хорошо, Мия. Они не спят?

Мия скрипнула зубами.

— Не спят, мама. Им плохо и страшно. Скажи им, что ты рядом, что ты их любишь, что все будет хорошо... пусть у них будет хотя бы эта ночь.

И Фьора медленно склонила голову.

Она признала главенство дочери.

* * *

Отца не стало к обеду.

Ночь он проспал под действием макового отвара. А с утра все же пришел в себя.

Хорошо еще, ньор Фаусто был рядом. И приказал привязать несчастного к кровати, чтобы тот не навредил себе еще больше, и лекарство какое-то дал, после которого взгляд отца потерял сосредоточенность, но и боль утихла. Самая страшная, невыносимая... от распоротого живота воняло вовсе уж страшно.

— Дан Феретти, вы умираете. Я бы советовал вам позвать падре.

Мия обошла лекаря и встала так, чтобы отец видел ее.

— Папенька...

— Мия? Где Фьора?

И как сказать отцу, что мать даже не может зайти к нему. Ее уже перед дверью начало тошнить, и на этот раз непритворно.

Сейчас Фьора сидела с младшими детьми, и читала им сказку. Хоть так...

Мия справилась и с этим.

— Папенька, маму не получается привести в чувство. Она так переживает, что ничего не может помочь.

— Моя Фьора...

— Папенька, падре Бонито ждет внизу. Я позову его?

— Исповедаться и причаститься?

— Да, папенька.

— Зови, Мия. И приходи, когда он уйдет. И сына приведи.

О младших ни слова. Только о Лоренцо, Энцо. Что ж, хотя бы так.

Мия чуть поклонилась, и вышла из комнаты. Ньор Фаусто проводил девочку грустным взглядом.

Она так и не спала. Всю ночь. Дремала рядом с отцом, сжимая его руку, чутко отзывалась на малейшее его шевеление, поила, вытирала пот со лба...

Феретти были недостойны своей дочери. И убедить ньора Фаусто в обратном не смог бы и Господь Бог.

* * *

— Мама, ты точно не пойдешь к отцу?

Фьора качнула головой.

— Не могу, Мия. Не могу... я хочу его запомнить живым и здоровым. Не так, как сейчас.

Мия еще раз кивнула. Хорошо, мама. Твой выбор — твое право. А у меня выбора нет.

— Отец хотел видеть Энцо.

— Зачем!?

— Мама? — Мия удивленно поглядела на мать. Зачем умирающий хочет видеть сына? Да, действительно...

— А дочерей?

Мия опустила глаза.

— Может быть, потом? Когда он даст все наставления Энцо? Братик, приведи себя в порядок, пожалуйста?

Энцо послушно отправился приглаживать волосы и поправлять воротник. Фьора подалась вперед, коснулась руки Мии.

— Ты умница, дочка. И ты так похожа на свою прабабку....

— Ты уже второй раз об этом говоришь. Но никогда мне о ней не рассказывала, — разум Мии цеплялся за отвлеченные вещи, лишь бы не думать о том, что предстоит сейчас.

Она будет с отцом до конца.

Она не позволит взвалить эту ношу на младших.

Она справится, она сильная.

Но Боже милосердный, как же больно!

— Не рассказывала, потому что на то есть причины, — помрачнела внезапно Фьора. — Обещаю, я все тебе расскажу — потом.

Мия наклонила голову.

— Хорошо, мама.

Вернулся Лоренцо. Улыбнулся сестре.

— Мия?

— Идем, братик.

Мия крепко взяла его за руку и вывела из комнаты.

— Энцо, отец сильно изменился. Я тебя прошу не шарахаться, не кричать, не плакать. Просто держи меня за руку. Я буду рядом с тобой, что бы ни случилось. Обещаю.

Брат поднял на Мию серьезные карие глаза. Они с мальчиком вообще были очень похожи и друг на друга, и на эданну Фьору. Светловолосые, высокие, тонкокостные, неожиданно сильные при своем хрупком сложении, с тонкими чертами лиц.

Красивые.

— Мия. Слуги говорили. Отец умирает?

— Да.

— Это мать должна держать меня за руку.

— Она не сможет, Энцо. Просто не сможет. Пойми ее, пожалуйста.

Энцо кивнул. Но понял или нет?

Промолчал. Впрочем, объяснять и разговаривать времени уже не было. Дети стояли перед дверью отцовских покоев, и оттуда выходил падре Бонито, привычно благословивший обоих маленьких Феретти.

Мия чуть склонила голову, равно, как и Лоренцо.

— Дан Феретти ждет вас, дети, — кивнул падре. И спустился вниз. Там его ждало угощение, Мия распорядилась перед тем, как идти за братом. И деньги — у Томаса.

Мие будет не до того, это уж точно. Надо и за всем остальным следить. Гроб, поминальная трапеза, одежда, вино... сколько же всего сваливается на ее плечи?

Ничего. Она выдержит. А сколько раз ей придется это повторить? Неважно. Совершенно неважно. Главное-то, что она справится.

* * *

В покоях отца было тихо и сумрачно. Энцо пригляделся... нет, ничем вот это... на кровати, не было похоже на его отца. Веселого, красивого, сильного мужчины, который легко подхватывал его на руки и подбрасывал в воздух. А потом и маму подбрасывал... и та смеялась.

И Энцо тоже.

А сейчас в кровати лежало нечто желтое, словно высушенное, с резкими чертами, незнакомое... ошибка?! Это ведь не папа? Это просто перепутали!? Правда!?

Он хотел уже спросить у Мии, как та могла, дернул сестру за руку, но тут мужчина на кровати кашлянул.

— Энцо? Подойди ко мне, сын.

А голос был отцовский. Значит... это правда?

Энцо почувствовал, как по щекам сами собой побежали две слезинки... еще минута, и они превратятся в водопад...

Мия заметила вовремя. Дернула его за руку так, что Энцо даже охнул от боли.

— Не смей! Выпорю!

Подействовало. Боль отрезвила, Энцо пришел в себя. Действительно, нашел время расклеиваться, тряпка! Мии сложнее, а она держится.

— Папа, здравствуй.

— Подойди ближе, Энцо. Я хочу с тобой поговорить...

Энцо повиновался. Рядом с отцом было вовсе уж невыносимо. И пахло так... если бы не рука сестры, мальчик точно упал бы. Не помог бы даже ароматный дым из жаровни.

— Выйди, Мия.

Девочка сдвинула брови.

— Нет, отец.

— Ты смеешь...

— Смею, — отрезала Мия. — Брата я не оставлю. Ему плохо.

Отец только вздохнул. Раньше... да, раньше Мия получила бы трепку. Но здесь и сейчас она была права, и отец это видел.

Дальше?

Дальше отец просил Энцо заботиться о матери и сестрах, постараться выдать маленьких замуж, молиться за его, Пьетро, душу...

Энцо обещал.

Когда отец попросил пожертвовать деньги на храм... Мия опять вмешалась. Резко и жестко.

— Когда у нас будут деньги, отец, Энцо пожертвует их. Сейчас у нас денег просто нет. Ни на что.

И снова, снова отец не стал ее ругать.

Наконец, Пьетро отпустил сына, и Мия лично вывела его за дверь. Провела по коридору, подошла к окну, помогла мальчику влезть на подоконник. Обычно их за это ругали, но сегодня все было иначе.

Свежий воздух помог чуточку прояснить мысли Энцо.

— Как ты?

— Плохо. Мия... папа скоро умрет?

— Ньор Фаусто сказал — два, может, три часа — честно ответила Мия.

— Ты пойдешь к нему?

— Да.

— До... до конца?

— Да.

— Я...

— Ты со мной не пойдешь, — отрезала Мия. — И думать не смей, хватит с тебя!

— Я мужчина!

Мия обняла брата, погладила светлые кудри.

— Да, Энцо. Ты мужчина. Настоящий. Но сейчас не надо брать на себя и эту ношу. Забудь то, что видел. Забудь. Я не хочу, чтобы ты носил этот в себе, чтобы помнил, я хочу, чтобы отец навсегда остался в твоей памяти, как легкий и светлый человек. Не это вот... ньор сказал, что может быть плохо. И метаться отец будет, и кричать... не думай ни о чем. Не думай.

Энцо доверчиво прижался к сестре.

А ведь и подзатыльники он от нее получал за испорченных кукол и разрезанную ленту. И дрались они, когда Энцо сестре в волосы песка насыпал. И ругались.