Саб

Не удержавшись, я вытаращила на него глаза и задала вполне резонный, с моей точки зрения, вопрос:

— А почему ты не обратился ко мне?! Неужели думал, что я не разрешила бы тебе читать?

Принц как-то неуверенно пожал плечами и ответил, потупившись:

— Так ведь с уборкой я не угадал... мне не хотелось ещё больше нарушать твои правила.

Я закатила глаза.

— Вот ёрш твою... Да если б я знала, что тебе нравится уборка!.. Мне просто неудобно было, — ты ведь, как бы, гость, значит, не должен драить плиту.

— Мне не сложно, я привык. У госпожи была большая кухня, и она очень любила чистоту.

М-да, это я уже имела возможность заметить.

— Ну... если ты правда хочешь, — мой.

— Можно? — Вик расцвёл радостной улыбкой, словно я ему сделала подарок.

— Эээ... конечно. Можно. Мой, что захочешь... — блин, это звучало совершенно по-идиотски! Всё-таки, принцы — они такие загадочные. Думаешь, что ему противно, а он радуется, как ребёнок леденцу. — Если есть какие-то ещё вопросы или пожелания — обращайся, не ожидая, пока я сама замечу, что тебе эээ... чего-то не хватает. Хорошо?

— Хорошо. Спасибо. А готовить можно?

— А?.. — я опять подвисла. То-есть, высочество не только всё подряд моет, но и кашеварит?!

— Просто я заметил, что тебе уже нечего есть. Не возражаешь, если я что-нибудь приготовлю?

— Э?.. — не менее обалдело переспросила я. Это он мне готовить собирается? А сам что — не будет? Или будет, но только по моему разрешению?.. Блин, кто-нибудь, дайте мне инструкцию по обращению с сабами! — Нет, если найдёшь, из чего, — пожалуйста... Я тут как раз пыталась понять, осталось ли ещё что-нибудь съедобное...

— Спасибо! Сейчас, посмотрим...

Через несколько минут, по-прежнему пребывая в лёгком умопомрачении, я наблюдала, как мальчик-мечта готовит яичницу. С грибами, перцем, помидорами и сыром. На мои предложения помочь он реагировал только улыбками, но я чувствовала себя прямо-таки награждённой. Медалью или орденом.

И, всё-таки, меня мучили подозрения, что мне попался неправильный принц. Потому что кто ж из них, принцев, готовит-то? Они же, вроде, по балам, сиречь, по клубам должны обретаться... Себя показывать.

— А, кстати, ты не хочешь сходить куда-нибудь? Например, в клуб? — спросила я.

— Ты хочешь отвести меня в клуб? — переспросил он и сразу поставил меня в тупик. Вообще-то, я спрашивала, не хочет ли он сам туда сходить. Но, когда я ему это объяснила, загоревшиеся было глаза Вика потухли, и он отрицательно покачал головой:

— Нет, спасибо.

Я опять ничего не поняла: только что хотел и — расхотел? Или я чем-то его расстроила, сказав, что он должен идти один? Или ему без сопровождающих ходить в лом? Блин, одни загадки...

Когда мы сели поужинать вместе (тут я даже слушать ничего не стала и в приказном порядке посадила его рядом), он начал было опять тянуть время и делать вид, что не голоден, пока я не заявила ему, что мне лично есть в одиночестве скучно. И я очень хотела бы видеть его за столом, всякий раз, когда ем дома. Принц как-то загадочно-удовлетворённо улыбнулся и явно расслабился. А я почему-то покраснела.

После ужина Вик взялся мыть посуду, а я опять сбежала к себе, подумать. Только предварительно взяла с него обещание, что, когда ему захочется общества или телевизора, он просто придёт и скажет мне об этом. Но в этот вечер он так и не пришёл, хотя я до полуночи ждала, не ложилась и прислушивалась к его шагам за дверью. Спать легла совершенно разочарованной.

Зато следующее утро подарило мне чуть заспанного Вика в компании с оладушками и сметаной! Застав это диво дивное на кухне в семь утра, я так поразилась, что забыла даже поздороваться. Безукоризненно вежливый принц сказал, что он встал в шесть часов, чтобы успеть сделать мне завтрак. Моё обалдение стало полным: даже мама, когда мы ещё жили вместе, не совершала таких подвигов ради меня! Наоборот, это я вставала первой, чтобы приготовить завтрак для всей семьи. Уходя на учёбу, впервые задумалась, — а точно ли надо это чудо кому-то отдавать? По всему выходило, что совершенно не надо. Мне оно самой пригодилось бы... Очень даже!

Вечером выяснилось, что Вик приготовил ужин, отдраил туалет и ванную до зеркального блеска и постирал какие-то свои вещи. Вручную. Потому что испросить у меня разрешение на пользование стиральной машиной не успел. Ещё он пожелал продолжить трудовые подвиги, и я разрешила ему заняться гостиной. Единственной комнатой, куда я не готова была его впустить, оставалась моя спальня. Мне нужна была хоть одна закрытая территория, раз уж даже ванную мы делили на двоих. Честное слово, не хотелось, чтоб Вик раскладывал по местам мои бюстгальтеры, которые я имею обыкновение вешать на спинку стула, или собирал косметику, хранившуюся россыпью на подзеркальнике трельяжа...

Когда скончались все пригодные к употреблению продукты, мы вместе сходили в магазин. Принц с честью выдержал это испытание: возил тележку, пока я её загружала, потом старательно тащил домой покупки, и всё время норовил держаться хоть чуть-чуть, но позади, как хорошая восточная жена. Сначала я пыталась поравняться с ним, потом поняла, что не получится, — он всё равно тут же отстанет, как только я тронусь с места, и смирилась. Ну, хочет идти сзади — пусть идёт. На пятки не наступает, и ладно.

Через пару дней я поймала себя на том, что к хорошему привыкают не просто быстро, а очень-очень быстро. Несмотря на мои заверения, что ему необязательно вскакивать с самого утра, чтобы кормить меня завтраком, принц продолжал так делать, и я, которая терпеть не могла ранний подъём, начала сама вставать в полседьмого, чтобы подольше посидеть с ним утром, когда он, ещё какой-то очень домашний, с небрежно забранными в хвостик волосами, в немыслимых трикотажных штанах и явно любимой, растянутой футболке с длинными рукавами (других принц не признавал), колдовал у плиты, снабжая меня то горячими сырниками с джемом, то омлетом с поджаренной ветчиной.

После учёбы я летела домой, как стрела, минуя всевозможные соблазны студенческих сборищ в кафе или совместных походов в кино. Мне ничего не хотелось. Вернее, хотелось, но не с друзьями, а с одним принцем...

Теперь мы разговаривали. Вернее, я говорила. О фильмах, о рецептах, о будущем журналистики, о преимуществах классического массажа перед тайским, о последней книге Сергея Лукьяненко, о повальном увлечении наших сверстников 'Сумерками', и о том, как жить без родителей. Вик заинтересованно слушал, изредка вставляя замечания, но так живо реагируя мимикой, что создавалось впечатление полноценной беседы.

Ещё каждый вечер он деликатно стучался ко мне в гостиную, которую я использовала, как кабинет, и появлялся неизменно с какими-нибудь вкусностями, приготовленными в моё отсутствие. А потом мы вместе поедали его деликатесы и смотрели телевизор. Вернее, это Вик смотрел телевизор. А я исподтишка смотрела на Вика. И мучилась, потому что неосуществлённые желания такого масштаба, да ещё и постоянно множащиеся, как кролики, — ещё то удовольствие...

Так продолжалось, пока не истекли назначенные Юлькой десять дней, о чём я благополучно забыла. Она сама позвонила мне в очередной раз, вечером. Как по заказу, я была одна, — принц убирался на кухне после ужина.

— Привет! — радостно приветствовала меня приятельница.

— Привет. Как вы там? Как отпуск?

— Ой, невероятно! Просто сказка! Накупались — на год вперёд! Сижу на одних фруктах, похудела на три килограмма, представляешь?

Я кивнула. Диеты и похудение были одним из пунктиков у Юльки, хотя выглядела она прекрасно.

— А как ты? — несколько опасливо поинтересовалась она.

Как я? Вот так, сразу, и не смогла бы ответить. Я — странно. С одной стороны — замечательно, прекрасно, великолепно. С другой — томительно, пугающе, непонятно, про сны даже вспоминать не хотелось, — элементарно стыдно... И ни одной внятной мысли в голове, что дальше делать.

— У меня всё хорошо, — выдала я, наконец.

И не правда, и не ложь, а так... Серединка-наполовинку.

— Как мальчик? Ведёт себя нормально? Не нервничает?

— Нет.

— Тебя не достаёт?

— Да всё в порядке! — Я нервно переплела пальцы рук. Ну, не объяснять же ей, что совершенно извелась! Только юноша тут совершенно не виноват...

— Хорошо... Ин, ты прости, пожалуйста, но я всё ещё не нашла, кому его отдать, — призналась Юлька, нервно потирая щёку загорелой ухоженной рукой с тёмно-вишнёвым маникюром. — Обзвонила всех, но, ты понимаешь, — лето...

Я понимала. Лето... А летом все едут на дачи или на курорты, в том числе и трижды БДСМ-щики. Это я сижу в городе, потому что нету дачи.

Покусав губу, Юлька виновато склонила голову к плечу и попросила:

— Ты не смогла бы... подождать, пока я приеду? А, Ин? Чего там, две недели всего осталось...

Я открыла рот и... снова закрыла. Ну, что мне было ей ответить?! Что с каждым днём, который принц проводил здесь, моя решимость отослать его таяла, как куча последнего снега под ярким солнцем? Что ещё чуть-чуть, и я не то, чтобы отпустить, — буду умолять не забирать его, потому что... потому что... Мечты надо хотя бы пробовать осуществить... Нет, понятно, что мы — с разных планет, что Вику нужен Топ, и что я не угадываюсь рядом... Но, не попробовать — это сродни трусости, когда бежишь даже от призрака счастья, потому что боишься рискнуть.

Но, слава богам, ничего этого мне не пришлось говорить Юльке, потому что она сама принялась уговаривать меня разрешить оставить парня здесь до конца месяца. И я, конечно, согласилась. С облегчением больного, узнавшего, что уже назначенная операция отложена.

Радуясь тому, что Вик задержится, я пошла сказать ему об этом, втайне надеясь по его реакции понять, доволен он будет таким оборотом дел или нет. Но, не успела и руки поднять, чтобы постучать в дверь, как она распахнулась сама, и я чуть не ткнулась носом в довольно широкую грудь. Успела подумать, что это у нас карма — постоянно натыкаться друг на друга, и неловко отпрянула, стараясь вернуть лицу осмысленное выражение.

Объект моих желаний тоже отреагировал как-то странно: отступил назад и покраснел. Явственно покраснел! Потом опустил глаза, как обычно, и сказал:

— Прости, пожалуйста, я не знал, что ты тут... Больше не буду закрывать дверь. Извини.

Последнее высказывание вызвало у меня ступор: как не будет закрывать? А что же теперь, — постоянно станет жить на виду, как в аквариуме? Маленькая комната имела вытянутую форму и прекрасно просматривалась не только из коридора, но и, частично, из кухни. И какая, спрашивается, могла быть приватность, при таких-то условиях?!

— Да не расстраивайся ты... — пробормотала я. — Ну, подумаешь, столкнулись, с кем не бывает. Не надо держать дверь открытой, ничего же не случилось...

— Это уже второй раз, и опять по моей вине, — страдальчески возразил принц.

— Ну, и что? — удивилась я. — Не бери в голову... Я, вообще-то, шла тебе сказать, что звонила Юля. Она пока не нашла никого, к кому ты мог бы переехать, поэтому останешься у меня до конца месяца.

И уставилась на собеседника во все глаза, чтобы не проворонить самую первую реакцию.

Вик быстро взглянул на меня исподлобья и сказал:

— Понятно. Опять буду создавать тебе неудобства. Прости. И спасибо за то, что позволяешь жить здесь.

Странно, но мне померещилось, что он делал ровно то же самое — то-есть, проверял мою реакцию на известие о его дальнейшем проживании здесь!

— Не за что... Какие неудобства? Ты, вон, всё чистишь, моешь, готовишь... Эдак я вообще разленюсь и... — я замялась, боясь не удержаться и ляпнуть что-то такое, что нарушило бы хрупкое равновесие, установившееся между нами. — Короче говоря, пожарь мне завтра утром сырников... Ладно?

— Конечно, — ответил он после паузы.

Я повернулась и пошла в гостиную. С ощущением, что очень скоро взорвусь. Видеть, слышать, общаться каждый день — и понимать, что тебе ничего не светит. Что могло быть хуже?!

Вскоре, однако, выяснилось, что хуже быть могло. Очень даже могло, особенно, если за дело брался Вик.

Он действительно перестал закрывать дверь, так что теперь я лицезрела его в любой момент, когда выходила в коридор. Я видела Вика спящего, Вика бодрствующего, Вика читающего, Вика, валяющегося на диване. Вика сидящего, стоящего, ползающего на четвереньках (был и такой момент, когда он мыл полы). И всё это изящно, красиво, сексапильно...

Два дня я честно держалась, а потом попросила его дверь закрывать. Он, кажется, искренне удивился.

— Почему? Я мешаю тебе?

— Нет, думаю, что это я мешаю тебе. Хожу туда-сюда, особенно по ночам, не даю нормально отдохнуть...

— Ну, что ты, ничего подобного, нисколько не мешаешь, — вежливо сообщил он.

И пытка продолжилась. Я только зубами скрипела, вынужденная лишь наблюдать за своей мечтой. Конечно, это не могло не привести ко взрыву, которым всё и кончилось.

Как-то ночью я захотела пить. Не стала включать свет, чтобы не будить принца-мазохиста, и пошла в кухню наощупь, за что и поплатилась, так как в самой тёмной части коридора внезапно налетела на полуголого Вика. Встреча был тем более знаменательной, что столкнувшись с ним, я от неожиданности отшатнулась и упала, а Вик попытался найти меня в почти кромешной тьме, тоже наощупь, и... наткнулся вовсе даже не на руку.

Когда я почувствовала, как его ладонь коснулась моей груди, меня просто парализовало. Вик тоже замер, но руку убрал не сразу, словно бы невзначай скользнув по телу. Когда его пальцы задели сосок, меня тряхнуло, как от удара током! Я столько времени мечтала о принце, что даже вот такое, почти невесомое прикосновение, заставило окончательно потерять голову. Удержаться было просто невозможно! Да ещё эта темнота, создававшая ощущение нереальности происходящего...

Я протянула руку и нашла его. Жадно погладила голые плечи, провела по груди, животу, наткнулась на ткань трусов и... замерла, ощутив внушительный аргумент, чтобы не останавливаться. Все мысли мгновенно разлетелись в разные стороны из головы, вытесненные взрывной волной от осознания, что Вик был возбуждён не меньше меня.

Никогда ни до, ни после, я не испытывала настолько безумного желания, чтобы отдаваться кому-то прямо на полу, в коридоре, нащупывая друг друга, как два слепца. Хотя, точнее было бы сказать, что это Вик отдавался, а я его присваивала.

Я забирала себе всё: его кожу, пахнущую сладко и пряно, чуть влажные волосы, в которых так томительно запутывались пальцы; мягкие, — о, какие мягкие! — губы; его дыхание, неровное и громкое; осторожные ответные прикосновения, широкую грудь, на которой можно было проследить каждую мышцу и косточку; худые, но сильные бёдра. И, наконец, набухший, твёрдый, как дерево, член, который я тоже с наслаждением вобрала в себя. А потом вслушивалась в его стоны и вскрики, когда мы, слившись воедино, двигались, поначалу неуклюже, скользя по полу, а потом, вместе уперевшись в стену, всё быстрее и быстрее, словно стараясь перегнать друг друга на дороге, ведущей к пику, к самой высокой точке, откуда так хорошо падать в беспамятство и оглушающую тишину, в которой есть только пульсация наслаждения, бьющаяся в такт сердцу.