Космофауна. Контрабанда

— Как там глубина? — спросил я.

— Скоро уже... скоро выйдем на курс.

— Сынку, сгоняешь за ведром? Они уже сейчас жрать захотят.

Делать нечего — снова попёрся вниз. Теперь путь лежал ещё ниже грузового отсека, по узкой герметичной лестнице в трюм — прошагал пять пролётов вниз, со скрипом — опять заклинило — открыл люк в переходный, шагнул в длинное узкое помещение с узким потолком.

Здесь было жарко — работал паровой котёл, шумели насосы и кислородные генераторы. Ещё очень отчётливо, до звона в ушах слышался шёпот востроскручи — космического волчка, который быстро нащупывал слуховой канал и начинал транслировать мешанину из образов и мыслей. Я беззвучно прошептал что-то вроде: 'Но-но, хороший пёсик, спи спокойно'.

Обойдя все эти механизмы и сплетение труб, я направился в конец отсека. В паре метров от двух спасательных капсул, служивших также аварийными шлюзами, взгромоздилась обширная пятиметровая конструкция, доставшаяся ещё от первого владельца корабля. На слегка проржавевшем боку, прикрывавшем сложные механизмы, виднелась поблёклая надпись 'РЫБАЛКА-2645'. Это был автоцех по производству топлива — вакуумно-магнитных контейнеров с космическим планктоном.

'Молотов' на то и назывался гипотраулером, что помимо грузовой функции в его задачи входила также добыча дефлюцината — слабо-светящегося космического планктона, которым питаются космические коньки. Для этих целей из дна корабля выдвигались длинные, в триста метров размахом сетки-крылья, снабжённые светодиодами и капиллярным водопроводом. Дефлюцинат очень любит воду, особенно в жидком состоянии, активно всплывает из глубин космоса и ловится электромагнитом. Затем фермы с сеткой сворачиваются обратно под брюхо, магнитные ячейки с дефлюцинатом перемещаются в пластиковые герметичные вёдра с парой магнитов внутри — своеобразные консервы, и складируются здесь же, в специальном отсеке под потолком. Батя как-то упоминал, что несколько раз запускал 'Рыбалку' и собирал дефлюцинат неподалёку от комет, но было это не менее пары лет назад, а сейчас это место использовалось просто как хранилище для покупного дефлюцината, которым нас снабжал на время миссий профсоюз.

Я открыл крышку, сунул руку в этот отсек, и, конечно же, только тогда сообразил, что в прошлый раз взял оттуда предпоследнее полное ведро, забыв об этом сказать бате. Учитывая, что мы ныряли в предыдущий раз тоже весьма поспешно, а я был изрядно уставший — забыть было не мудрено, странно, что внимательный Ильич об этом не оповестил.

Впрочем, подумалось мне, наверняка он пробубнил об этом бате, а тот привычно отмахнулся — мол, не говори глупостей, купим на следующей орбиталке. А до орбиталки мы не долетели. Выудил последнее светящееся ведёрко и зашагал обратно.

— Ильич, — шепнул я в браслет уже на лестнице. — Дефлюцинат кончился. Последнее несу. Есть где ещё?

— Рекомендую посмотреть в кормовом складском отсеке, на балконе, — сказал Ильич. — Шон Рустемович всегда держит там неприкосновенный запас.

Шон Рустемович — это батя. А с кормой у 'Молотова' была полная путаница — с обеих сторон он угловатый, словно заострённый молоток или топорик для колки дров, а летать на аварийных маневровых мог хоть в какую сторону. Поэтому мы привыкли называть кормой ту часть, которая была противоположная от капитанского мостика. Туда я и направился, пристегнув ведро к поясу — благо, половинная гравитация от этого особо не оттягивала штанцы. В верхней части кормы был один из десятка секретных и не очень отсеков, которые использовались под всевозможные склады. Когда-то здесь предполагалось хранить что-то вроде небольшой раскрывающейся палубы для второго челнока или атмосферного флаер.

Но сейчас треугольная площадка была просто завалена всяким барахлом — тележками, сейфами, парой старых шкафов, стройматериалами для ремонта кают, который никак не могли завершить. Поёжившись от холода — утеплено помещение было очень плохо, я действительно обнаружил четыре светящихся ведёрка в самом углу, под широким панорамным окном — собственно, именно поэтому отсек назывался балконом. За окном виднелись светящиеся облачка дефлюцината, тускло мелькающие на подпространственной глубине на фоне столбиков звёзд, которые медленно поворачивались по спирали. Понаблюдав пару секунд за красотой, я поднял ведёрко с пола, как вдруг моё внимание привлекла тонкая щель, идущая параллельно краю помещения и пропадающая под сундуком.

— Что за... — пробормотал я.

— Эй, где тебя черти носят? — послышался голос бати. — Коней кормить пора!

— Щ-щас, батя, щ-шас, — крикнул я.

Щель была очень подозрительной и не давала мне покоя. Очередное секретное помещение? Парой месяцев назад я уже обнаружил узкую дверь в ванной комнате, прикрытую пластиковой панелью, за которой обнаружился длиннющий коридор вдоль всех кают. Здесь такое вряд ли могло быть. Прикинув по плану, что находится подо мной, я заключил, что там"вестибюль", он же основной шлюз, он же основной спасательный челнок. Если быть точнее — его двигательный внешний отсек, который отстыковывается от основного корабля.

Скорее всего — это люк, которые позволяет производить осмотр узла сопряжения и двигателей челнока, заключил я и уже собрался идти, но мне вдруг показалось, что я слышу какие-то звуки. Присел на корточки, прислонился к шкафу, стоящему на полу. Я отчётливо услышал музыку — ритмичные тяжёлые басы, перемежавшиеся с высоким женским вокалом. Стало совсем интересно.

Напрягся, упёрся ногой в стену, оттолкнул шкаф на полметра и обнажил длинный и узкий металлический люк с потайной ручкой. Я нащупал и приподнял ручку — что-то липкое оказалось на ней, я поднёс палец к носу, понюхал и понял, что это запах картошки, которую совсем недавно готовили батя с Арсеном. Дёрнул ручку — поддалась с трудом, дёрнул ещё раз — и люк открылся.

Свет ударил в глаза. Внизу было длинное помещение с высоким потолком. Я разглядел большую двуспальную кровать с перинами, шкафчики, полки, душевую кабину. Но главное — в двух метрах подо мной я увидел обладательницу пышной рыжей шевелюры, которая мгновенно перестала петь старинную рок-балладу и задрала голову. На меня уставились два глаза — человеческий и кошачий, с вертикальным зрачком.

Музыка тоже стихла.

— О, привет, чувак. А ты кто?