Самая невзрачная жена

Территорию замка они покинули слишком спешно, карета закачалась на неровных дорогах. Свист кнутов впивался в голову вместе с возгласами возницы, то и дело с обеих сторон мелькали в окнах тени охраны, стремившейся вперёд, а за окном плыли спокойные, равнинные пейзажи. Перестук копыт. Мерная скачка. Они умиротворяли, но вместе с тем приводили какую-то неизбывную тоску, что сильнее и сильнее вгрызалась в сердце.

Когда мимо мелькал на своём коне принц, Нала вздрагивала, отпрыгивая от окна и закрывая глаза, как будто дремала. В один момент она и в самом деле заснула, очнувшись, когда карета замерла. В полной тишине и темноте она испугалась, когда открылась дверь и внутрь залезла огромная тень.

— Вынужден прервать ваше одиночество, — сказала она знакомым голосом и заняла большую часть сиденья. — Остановка. Можете выйти.

Нала выскользнула через вторую дверь. Ночь, темнота, странные голоса вокруг. Пробежка до ближайших кустов, несколько минут размять ноги и снова команда садиться по коням. Нала так и не успела переброситься даже парой слов со своей камеристкой, ехавшей в дальнем обозе... Нала заползла в карету, забившись в самый угол: инстинктивно хотелось находиться как можно дальше от мужчины.

— Гэл, я в карете! Трогай! — приказал он, втягиваясь внутрь и хлопая дверцей.

Встроенные в стенки амулеты вспыхнули, окружая карету защитой, а принц приказал девушке закрыть шторы, чтобы не привлекать разбойников светом. Со вздохом Ролден заложил руки за голову, откинувшись на них, и печально посмотрел в потолок. Уставший, невыспавшийся, замученный дорогой и постоянной вежливостью, от которой он отвык в гарнизоне, он тяжко поинтересовался:

— Скажите, сиятельная, мы с вами будем разговаривать или всю жизнь промолчим? — принц устало прикрыл глаза. — Я не болтливый субъект, мне не доставляет удовольствия развлекать вас беседой.

Нала заколебалась. "Вас и не просили", — слишком грубый ответ для особы королевской крови, но другого она не могла придумать.

— Ваше Высочество...

— Ролден.

— Тогда и я не сиятельная, а Нала, — парировала девушка, заметив, как мужчина поморщился. — Как скоро свадьба?

— Сразу по прибытию в столицу. В храме нас будут ждать, чтобы записать союз, а благословение Жизни и Смерти мы уже получили. Потом будет бал. Я надеюсь, танцевать вы умеете? — Нала спешно кивнула. — Ну, а потом у вас будет скучная дворцовая жизнь в окружении фрейлин, вышивание... Чем там ещё девушки занимаются? Ах да, пока вы не освоитесь во дворце и не овладеете лицемерием, не советую заводить интрижки. Закон суров к неверным жёнам.

— Я и не думала изменять вам.

— Лишь потому что ваша пассия живёт далеко отсюда и владеет небольшим баронством... — Нала невольно вскрикнула, дёрнувшись. — Вы же знали, что на каждую невесту есть досье? Так что же теперь удивляетесь?

— Но такое... — она замялась, не в силах подобрать вежливые слова.

— А вы думали, мы невесту из храма вырвем?

— Не значат ли ваши слова, что барон будет жив, пока я слушаюсь вас?

— Это зависит от того, что вы собираетесь делать.

Принц неприкрыто зевнул и, прислонив висок к обивке кареты, закрыл глаза, не забыв скрестить на груди руки...

Нала наклонила голову. Она только подняла вуаль, не решаясь снять головного убора. Не развязала она и передавивших запястья шнурков в перчатках. Казалось, что одежда закроет её от всего происходившего, убережёт. Сцепив пальцы в замок, она думала. Принц шевельнулся, задев её юбку коленом, и девушка сильнее зажалась в угол. Предначальные боги, она шарахается от мужа, а ведь её ждёт столица со всеми... Со всеми пороками, о которых, сморщив нос, иносказаниями говорила мать!

И, видимо, слишком сильно задумалась Нала о столице, ведь заскрежетали жернова, заворочала лопастями мельница памяти, в которой вместо воды текли обрывки фраз и яркие картинки.

Герцогиня сверкавшим ножом мазала вишнёвый джем, а её мелодичный голос журчал: "Ненаследный принц... Во дворце его боятся как Воина. Да, дорогая, это лето он провёл недалеко от твоего имения — ему достался гарнизон на границе!"

С ароматом ромашкового чая прилетела весть о наследнике самого крупного герцогства Каприн: "Он родился, когда вся родня едва не перегрызлась! На месте матери я начала бы кормить его малыми дозами яда, а не молоком".

Вместе с мелодией дудочки в память ворвались колкие слова отца: "Дорогая, ещё не все в столице узнали о скандальном провале наследной виконтессы Сиарской, а ты уже разнесла эту весть ближайшим подругам! Хотя не скрою, что превратившееся посреди бала в прозрачное платье стоит того".

И заунывными ветрами зазвучали последние сплетни матери: "Кое-кто нашептал, что Дейлата — да, дорогой, я знаю, что так непочтительно говорю о жене наследного принца, не ворчи — решилась на новую выходку: очаровать брата мужа! Ненаследный принц как раз вернулся во дворец из своего гарнизона. Вот будет номер, если эта красотка понесёт от него, а не от мужа. О, фрейлины Дейлаты говорят, что это вполне в её духе! Так, отец этой девочки поседел к тридцати годам. Полностью!"

В памяти проносились имена, фамилии, титулы особ, которых Нала никогда не видела, но о жизни которых, казалось, знала всё. Получается, теперь ей необходимо мило улыбаться и не кривиться, зная, что вон тот представительный мужчина убил не одного политического соперника, а та экстравагантная дама отравила троих любовников...

Но постепенно сон сморил её, оставив в покое уставшую душу.

* * *

Ролден проснулся, только его коснулись тонкие пальцы. На осознание, что это не подкравшиеся враги, потребовалось почти полминуты, пока кто-то шептал "Ваше Высочество, Ваше Высочество!"

Они ехали в кромешной темноте — что открывай глаза, что нет: всё равно ничего не видно.

— Вам требуется остановка? — проворчал принц, разминая затёкшую шею.

— Прислушайтесь, Ваше Высочество! — взмолилась она, отпуская его плечо.

Подавив невольное возмущение, он закрыл глаза, вслушиваясь в ночь. Скрип рессор, тихий топот копыт охраны, переговоры всадников, мелодичный, но печальный напев ветра...

— И? — так и не уловив ничего необычного, спросил принц.

— Вам не кажется, что ветер... странно шумит?

— Не кажется. Спите, сиятельная. Вы утомились, — принц снова устроился в своём углу, намереваясь урвать ещё пару часов сна до рассвета, когда он переберётся на коня.

— Выше Высочество, смею вам напомнить, что моё имение находится практически в подножии гор! И я не раз слышала вой волков одарённых!

Принц намеревался напомнить невесте, что волков сюда некому привести, когда в свисте ветра уловил прерывавшийся, отчаянный вой...

— Но откуда? — шёпотом спросил он и скорее почувствовал, чем увидел, как от страха сжалась Нала.

— Мы свернули не там. В этом году в лесах отца появились волки без ездоков.

— Потом объясните. Сиятельная, будьте любезны или упасть в обморок до рассвета, или сидеть тихо и не высовываться!

Не нащупав крючков, принц рванул штору с окна, и в неверном свете блеснул откуда-то взявшийся меч.

В открывшуюся дверь кареты ворвался топот, громкие команды, Налу обдало не по-ночному тёплым, влажным ветром — как будто дыхание животного. На свист принца примчалась лошадь без всадника — серебряная, словно металлическая, в ночном свете. Ролден, вцепившись в луку седла, ловко перебрался на животное.

— Дверь! — отрывисто приказал принц, прежде чем исчезнуть.

Нала, свалившись в кресла, дотянулась до ручки и дёрнула на себя. Вспыхнул на стенах треугольник защитных амулетов, отрезавший карету от внешнего мира. Подтянув колени к груди, она лбом уткнулась в них, даже не заметив, что потеряла где-то во тьме шляпку. Вой. Этот жуткий, леденящий вой ворвался в напев ветра, разбив его. Тихий лай, скулёж — все они вплетались в мелодию ночи, приближаясь к ним. Волки на охоте. Страшные волки, высокие волки — в холке ростом они равнялись Нале, а мощные лапы одним ударом могли сломать её.

Испуганно заржали кони, до того невольно набиравшие скорость, торопясь сбежать от охоты. Волки умны: они держались стороной, загоняя, пугая смутным беспокойством животных. И теперь они выходили из леса, повинуясь воле вожака. Тьма расступалась, а они словно отделялись от неё, обретая тела — чёрная, матовая шерсть, серебряные глаза, острейшие оскаленные клыки... Беспощадная волчья стая.

Карета рванула, понесли лошади, раскачивая повозку. Нала кричала, но никак не могла удержаться: пальцы соскальзывали с гладкой обивки, пару раз она ударилась виском, чуть не потеряв сознания.

Карета странно накренилась, Нала закричала, падая куда-то, послышался шум и тут же распахнулась дверь.

— Быстрее! — вместе с женским визгом ворвался грубый, прокуренный голос. Нала ухватилась за протянутую руку в кожаных перчатках с отворотами — такие носили все в охране. Её выдернули из кареты под звон стали и ругань, головой вниз перекинув через седло, — мир перевернулся, и перед глазами потемнело.

Щекой девушка прижималась к горячему боку лошади, а нос резало от запаха пота. От непривычного положения мутило, а перед глазами бежала, напоминая морскую качку, трава. Лошадь уезжала: звуки боя стихали.

Где-то впереди жутко завыл вожак, и тут же позади девушка ощутила толчок: наездник, простонав, навалился на неё. Бок через платье пропитывало что-то тёплое. Уцепившись за стремена и гриву лошади, Нала напряглась, чтобы не соскользнуть под копыта — верная смерть!

Лошадь неслась, не разбирая пути, через лес. Ветки хлестали Налу по рукам даже через плотную жаккардовую ткань, а та или иная прядь волос то и дело оставалась в руках деревьев. Она уже не понимала, где её слёзы, где лошадиный пот, а где — кровь подстреленного всадника.

Она с облегчением вздохнула, когда лошадь вынесла на тихую поляну. Извернувшись, Нала завизжала: на неё смотрели серебряно-голубые глаза поджидавшего вожака. Лошадь заржала и встала на дыбы. Всадник полетел назад, и девушка следом. Сжавшись, она в последний момент выдернула руку из-под копыта взбесившегося животного, наблюдая, как в землю уходит сломанная рука трупа. Волк тихо рыкнул, и молодая кобыла убежала обратно в лес.

Девушка скатилась с трупа, проехавшись лицом по сырой траве — хотя бы стерла пот и кровь. Пахнуло влажным теплом. Перекатившись на спину, она увидела глаза вожака над собой. Нет, слюни не капали ей на лицо вопреки байкам крестьян. Вопреки им же от него не смердело гнилью. Волк смотрел ей в душу, наслаждаясь страхом, медленно обнажал клыки, готовясь вцепиться в тонкую шею...

Дрожавшие пальцы не слушались, но Нала нащупала спрятанный за корсажем кулон и сдавила, даже не почувствовав, как в грудь и в пальцы вонзились мелкие осколки. В воздухе пахнуло смесью вереска и сирени, и волк с рыком отшатнулся. Нала медленно села, всё ещё прижимая руку к груди, боясь выпустить пахучий шарик, разминая его пальцами — сильнее, сильнее должно пахнуть! Так, чтобы жуткая тварь и приблизиться к ней не могла! Предначальные боги, если он не сбежит сейчас, то уже через несколько минут запах исчезнет! Она яростно растирала шарик из трав, крошила, мяла, тёрла — лишь бы пахло! О, этот запах она полюбит до конца жизни, если сейчас он её спасёт!

Вожак, вскинув лобастую башку, залаял-завыл на луну, что тонким серпом украшала небосвод, и от его воя вздрогнули звёзды. Со стороны дороги зазвучал ответный вой, и вожак, в последний раз попытавшись подойти к Нале, развернулся, отступая. Лес вспыхнул серебряными глазами, и из его тьмы один за другим выходили волки. Чуя запах сирени и вереска, они чихали, кривя морды, но следовали за вожаком, обходя Налу. Десять чёрно-серебряных спин растворились за холмами, оставив гнетущую тишину ночи.

Нала едва разжала пальцы. Под ними сумасшедшее билось её сердце, оглушающее стуча в ушах. Звёзды перед глазами расплывались от слёз, разметавшихся волос касалась рука трупа, воняло до одури потом и кровью... Но сил встать и уйти не было. "На рассвете вернусь домой!" — всхлипнув, она расплакалась ещё сильнее: принца убили. Убили воинов. Убили её любимую камеристку... От жалости и боли разрывалась душа, а горло схватывали булькающие спазмы, совершенно неподобающие герцогине.

Предначальные боги, а три года назад она смеялась над стеклянными колбочками на невзрачных цепочках, которые носили все от мала до велика в её землях! Она смеялась, видя, как знатные дамы по утрам вместе с роскошными колье надевали это простонародное творение! Жизнь и Смерть, спасибо, что она послушалась брата и стала носить такую же, единожды получив порку за ослушание!

Звёзды стали чётче: слёзы закончились. Ветер обдувал лицо, а в голову пришла мысль, что, пролежав всю ночь в сырой траве, можно серьёзно заболеть. Нала кое-как села, хоть в первый момент голова предательски закружилась.

"Храбрая девочка, достойная девочка, — зашелестела природа вокруг неё. — Твой принц жив. Храбрая девочка, возвращайся к нему и молчи о нас. Достойная девочка, мы ещё встретимся с тобой", — продолжался шёпот в её голове, а над поляной кружились серебристые облачка, то взлетая в вышину, то падая к самой траве, стелясь по ней, подбираясь к Нале, но не приближаясь: кажется, запах сирени и вереска ещё остался в ткани на самой груди.

Это были духи. Злые, добрые — не суть важно. Это гости из зеркального мира. Те, кто не должен выходить в мир живых. И они страшнее волков! От ужаса Нала вскочила, но, запутавшись в юбках, упала. Поднявшись во второй раз под смех духов, она опрометью кинулась в лес.

"Беги за мной", — хихикая, перед ней парил серебристый туманный огонёк, и отчего-то девушка последовала за ним, словно не слышала легенд о пропавших в лесах путниках!

Дыхание быстро сбилось, и вскоре она перешла на шаг. Привалившись к дереву, отдышалась, заметив на нём ленту, что раньше украшала вырез амазонки. Недалеко маячил просвет: наверняка дорога, поскольку огонёк исчез. Там шумели, бегали, чем-то стучали; тихо и неразборчиво ржали успокаиваемые лошади.

Цепляясь за деревья, Нала плелась туда, где уже разожгли костёр, манивший её теплом и живым светом. Не выходя из тени, она обняла очередной ствол. Шум на дороге стоял такой, что охранники не заметили бы и подкравшийся отряд врагов. Карету с поломанным колесом ремонтировали, составив на обочину. Большой костёр увеличивали, подкидывая наспех наломанные ветви. С другой стороны дороги в лесу усердно стучал топор и падали с треском деревья.

Мимо Налы пронесли на куске материи тело — огонь на миг выхватил бледное, пухлое лицо. Её камеристка. Закусив кулак, она со слезами проводила мёртвое тело — вот кто кричал! — не в силах сдвинуться с места, не в силах попрощаться.

С другой стороны костра шипели и ругались, промывая раны алкоголем из фляг. Там же вместе с солдатами на земле сидел и Ролден, которому штопали плечо, сшивая лоскуты кожи. Кровь в рассечённой скуле казалась чёрной, а под глазами залегли тени. Кто-то протянул взмокшему принцу обтянутую тканью палку, и он спешно зажал её зубами, застонав от боли... Вся рубаха была изорвана и пропитана кровью. Солдат с перевязанным глазом хлебал из фляги, опершись на обоз.