Албукерки. Перевод книги Г.Морса Стивенса. Глава 3. Правление Албукерки. Завоевание Гоа

Находясь в Каннаноре, Албукерки принял посла от Махмуд-шаха Бегарны, мусульманского султана Ахмадабада, сообщившего ему, что судно Афонсу де Норонья разбилось у побережья Гуджарата, и хотя сам Афонсу утонул при кораблекрушении, большинство португальцев спаслось, и в настоящее время содержатся под стражей. Один лишь факт отправки этого посольства показывает, насколько велика была известность, окружавшая к тому времени имя великого португальского губернатора.

Во время этого периода ожидания к Албукерки присоединились две другие португальские эскадры под командованием Гонзалу де Сикейра и Жуана Серрано, благодаря чему общие силы прибывших к нему за год подкреплений возросли до 14 кораблей и 1500 португальских солдат. Но его трудности еще не закончились. Две из этих эскадр, — а именно, Диогу Мендеса и Жуана Серрано, были направлены на Восток с конкретно указанными заданиями: первому из них поручалось совершить плавание в Малакку, второму — исследовать Красное море. Эти капитаны хотели сразу отплыть для выполнения их особых миссий и не проявляли желания оказать помощь Албукерки при повторной атаке на Гоа. Гонзалу де Секейра, со своей стороны, объявил, что его флотилия состояла только из грузовых судов, и что в его обязанности входило только принять на борт товары для Португалии.

Албукерки знал, с каким нетерпением король Мануэл ожидал возвращения своих торговых кораблей, и, подобно Уоррену Гастингсу в позднейшее время (Уоррен Гастингс (1732 — 1818) — первый английский генерал-губернатор Индии в 1773-1785 гг., успешно расширил сферу британского господства на Индийском субконтинте, но по возвращении на родину подвергся обвинениям в превышении власти и тираническом управлении. — Aspar), был вынужден подчинить свои политические цели коммерческим интересам своего нанимателя. Поэтому он отплыл в Кочин, где дал согласие на восшествие на трон нового раджи вместо его скончавшегося дяди, и подготовил груз к отправке в Португалию. Но хотя он и уступил доводам Секейры, он настоял на том, чтобы Диого Мендес и Жуан Серрано сопровождали его в Гоа со своими эскадрами. Дуарте де Лемос был сильно возмущен этим решением, и потребовал, чтобы ему дали возможность вернуться в Португалию, а не на его место крейсирования у входа в Красное море. Албукерки удовлетворил его просьбу и назначил командующим флотилией грузовых судов, которые собирались возвращаться в Португалию.

Затем объединенный португальский военный флот отплыл в Хонавар, где Албукерки почтил своим присутствием бракосочетание его союзника Тимоджи с дочерью раджи Герсоппы. Тимоджа снова принялся убеждать португальского губернатора атаковать Гоа как можно скорее. Он поведал ему, что Юсуф Адил-шах в настоящее время настолько удалился вглубь страны, что он будет не в состоянии оказать помощь городу, а также что гарнизон Гоа состоит не более чем из 4000 турок и персов под командованием военачальника по имени Расул-хан, которого португальцы называли "Рокалкао". В этих обстоятельствах португальский губернатор решил предпринять нападение, и в начале ноября он снова вошел в гавань Гоа с 28 судами, имея на борту 1700 солдат и сопровождаемый многочисленными туземными войсками, принадлежавшими Тимодже и радже Герсоппы.

25 ноября 1510 г. португальцы тремя колоннами пошли на приступ города Гоа. Они добились полного успеха на всех направлениях; турки отчаянно сопротивлялись, и по крайне мере половина из них, или 2000 человек, были убиты в бою. Португальцы потеряли 40 человек убитыми и 150 ранеными. Различные хронисты рассказывают о многих героических деяниях, совершенных португальскими воинами в этой битве, два из которых заслуживают быть упомянутыми здесь, так как они иллюстрируют доблестное поведение португальцев в те дни. Возможно, наиболее поразительное — история дона Жеронимо де Лимы, молодого дворянина, который прибыл в Индию вместе с Алмейдой и остался служить под началом Албукерки. Он был смертельно ранен при штурме ворот крепости.

"И пока он лежал на земле, так сильно раненый, что вот-вот готов был испустить последний вздох, его брат, Жуан де Лима, который бился рядом вместе с другими, подбежал к нему; и когда он обнаружил его в таком состоянии, прислонившегося к стене с опущенной головой, он воскликнул со слезами на глазах: "Что с тобой, брат? Как ты?" Дон Жеронимо отвечал: "Я близок к завершению этого пути, и я рад, что Господу Нашему угодно было потребовать от меня сослужить службу на пользу Ему и королю Португалии". Жуан де Лима захотел остаться вместе с ним, но умирающий отклонил его заботу. "Брат, — сказал он, — тебе некогда оставаться со мной; или и выполняй свой долг. Я останусь здесь и закончу свои дни, поскольку у меня больше осталось сил". Так Жуан де Лима оставил его и бросился в бой, преследуя мавров; и когда крепость была захвачена и мавры отброшены, он вернулся назад, чтобы найти своего брата, и обнаружил его уже мертвым. Я был бы очень рад оказаться на месте любого из этих двух братьев, [добавляет хронист], но я не мог для себя решить, кому из них больше завидовать, — либо Жуану де Лима, поскольку он направился в бой, где мог бы помериться силами с равным себе (по доблести) врагом, либо Жеронимо де Лима, который не захотел, чтобы позаботились о его ранах (хотя они были смертельными, но все же желание жить — естественная вещь для человека), но скорее заботился о том, чтобы его брат снискал себе славу в бою, и не согласился, чтобы он остался позади вместе с ним, в то время как другие фидалгуш и кабальеро продолжали биться с турками внутри крепости. Решение этой задачи я предоставляю тем, кто извлечет уроки из этой истории; пусть они судят, кто из двух братьев наилучшим образом выполнил свой долг" (11).

Другой рассказ иллюстрирует личное восхищение Албукерки воинской доблестью. Мануэл де Ласерда был ранен в лицо стрелой, но тем не менее убил конного турка, завладел его конем и продолжал сражаться со сломанной стрелой, торчащей из его лица и в залитых собственной кровью доспехах. В этот момент турки сплотились и атаковали отряд Ласерды силами 500 человек. Албукерки, узнав об этом сопротивлении, устремился вместе со своим резервным отрядом к опасному месту.

"Как только Мануэль де Ласерда увидел Афонсу де Албукерки, он спешился и отдал своего боевого коня ему. Когда Афонсу де Албукерки увидел, что его броня вся залита кровью, он обнял его и сказал: "Сеньор Мануэль де Ласерда, я заявляю, что в высшей степени завидую вам, так же, как завидовал бы вам Александр Великий, будь он на моем месте, потому что вы смотритесь большим храбрецом при нашей вечерней встрече, чем даже император Аврелиан" (12).

Когда была одержана окончательная победа, Албукерки вознес благодарность Богу и дал обет построить на месте ворот, захват которых дался такой дорогой ценой, церковь Св.Екатерины, поскольку 25 ноября был праздник этой святой. Он также посвятил в рыцари некоторых наиболее отличившихся молодых солдат, среди которых были Фредерико Фернандиш, первым из португальцев ворвавшийся в город, и Мануэл да Кунья, младший сын его прежнего командира, Триштана да Кунья.

Как только португальцы полностью завладели Гоа, Албукерки приказал предать мечу все мусульманское население города без разбора, — мужчин, женщин и детей. Эта жестокая резня покрыла имя Албукерки куда большим позором, чем повешение Руи Диаша, за которое его так сильно осуждал поэт Камоэнс. Она лишь частично может быть оправдана убеждением Албукерки, что мусульмане Гоа предательски повели себя по отношению к нему весной, впустив на остров Юсуфа Адил-шаха. Более вероятно, что основным мотивом, руководившим Албукерки, когда он отдал приказ об этом жестоком массовом убийстве, была ненависть, которую он, подобно истому крестоносцу, испытывал по отношению к религии Пророка. Дома и имущество мусульман Албукерки объявил собственностью победителей, и в течение трех дней его солдаты занимались грабежами. Затем он приступил к работе по восстановлению стен и городских валов, и, особенно, по восстановлению цитадели. Заботясь о том, чтобы не допустить захвата города врагами, как то случилось предыдущей весной, Албукерки всячески подстегивал ход строительных работ и не стеснялся даже лично участвовать в них, подавая пример своим людям. Когда постройка цитадели была окончена, он приказал установить в ней камень с высеченными на нем именами все капитанов, которые участвовали в штурме. Но среди португальских фидалгуш возникло так много раздоров из-за того, в каком порядке должны быть выгравированы их имена, — поскольку каждый хотел, чтобы его имя стояло первым, — что в конечном счете Албукерки потерял терпение и приказал выбить на камне одну-единственную фразу — "Lapidem quem reprobaverunt Фdificantes" — "камень, отвергнутый строителями" (Намек на фразу из Первого послания апостола Петра: "Итак Он для вас, верующих, драгоценность, а для неверующих камень, который отвергли строители, но который сделался главою угла" (1-е Петра, 2:7). — Aspar).

Любопытно сравнить с реальной историей двух захватов Гоа, совершенных Албукерки, рассказ, который приводит мусульманский историк в "Тохфут-уль-муджахиддин", но можно с уверенность утверждать, что подкупа, о котором он сообщает, на самом деле не было.

"Кроме того, — пишет шейх Зин-уд-дин, — франки начали враждебные действия против жителей Гоа и захватили этот город, сделав его своим владением. В то время этот порт был одним из тех, что принадлежали Адил-шаху (мир праху его!); несмотря на это, тем не менее, франки захватили Гоа, избрав его местом пребывания своего правительства в Индии, откуда они намеревались править над ней. Но Адил-шах атаковал этих злоумышленников и отразил их нападение; он, в свою очередь, сделал этот город местом сосредоточения сил ислама. Впоследствии франки (да проклянет их Аллах!) сделали приготовления для второй атаки на Гоа, и подступив к городу с большими силами и напав на него, в конце концов завладели им. Утверждается, однако, что они привлекли на свою сторону некоторых виднейших жителей города при помощи подкупа, и поэтому захват его не представлял для них особых трудностей; и франки, таким образом, снова овладев Гоа, поспешили построить вокруг него протяженные укрепления значительной высоты. После того, как они заполучили этот город, их могущество сильно возросло, и день ото дня становилось все больше; на все воля Аллаха, и ничто не происходит помимо нее!" (14).

Албукерки повторно захватил Гоа в очень благоприятное время, поскольку Адил-шах, его доблестный противник предыдущей весной, умер 5 декабря 1510 г. Его сын, Исмаил Адил-шах, который наследовал ему, был еще мальчиком (в 1510 г. ему исполнилось 12 лет. — Aspar), и наместники различных провинций султаната Биджапур вскоре начали проявлять признаки мятежа. В этих обстоятельствах Камал-хан, главный военачальник и министр Биджапура, вступил, согласно мусульманскому историку Фириште, в переговоры с португальцами и согласился оставить Гоа в их владении при условии, что они ограничатся островом и не будут посягать на прилегающие округа. В "Комментариях Албукерки" ничего не говорится об этой сделке с Камал-ханом, зато они содержат письмо, написанное португальским губернатором юному султану Биджапура непосредственно после второго захвата Гоа. Это письмо любопытное и характерное.

"Вы должны знать, — писал он, — что Сабайо, ваш отец, имел обыкновение захватывать малабарские суда, выходившие в море из портов и гаваней короля, моего господина; вот почему я был вынужден пойти против Гоа и захватить город, и заняться постройкой в нем очень сильной крепости. Я бы искренне желал, чтобы ваш отец был жив и мог знать, что я — хозяин своего слова: независимо от отношения к нему я всегда буду вашим другом и помогу вам против короля Декана (Имеется в виду один из последних султанов распавшегося султаната Бахмани. — Aspar) и ваших врагов; и я прикажу, чтобы всех коней, которых привозят сюда, отправляли на ваши станции и ваши рынки, чтобы вы смогли получить их. Было бы прекрасно, если бы торговцы из вашей страны являлись бы в этот порт с белыми тканями и всевозможными товарами, и привозили вам взамен товары, которые стекаются сюда по суше и по морю, а также коней, и я дам им гарантии безопасности. Если вы желаете моей дружбы, то пусть ваши посланники явятся ко мне с вашими письмами, а я, со своей стороны, пошлю других, которые передадут вам мои письма; если вы выполните то, о чем я писал выше, то с моей помощью вы сумеете завладеть многими землями и станете величайшим сеньором среди мавров. Пожелайте сделать это, поскольку так будет хорошо для вас и вы приобретете большое могущество; и несмотря на то, что Сабайо, ваш отец, мертв, я буду вашим отцом и буду относиться к вам как к сыну" (15).

Завоевание Гоа произвело огромное впечатление на всех монархов западного побережья Индии. Мало того, что мусульманский султан Ахмадабада отправил послов к Албукерки, прося о заключении союза с ним, но и индусский саморин Каликута, до сих пор главный противник португальцев, также запросил мира. Албукерки высокомерно отнесся к последнему: слишком много португальской крови пролилось в Каликуте, чтобы он испытывал желание заключить с ним союзный договор. Он объявил, что пойдет на этот союз при единственном условии — если саморин разрешит португальцам построить крепость в самом сердце Каликута, которая господствовала бы над гаванью. Так как саморин не принял этих требований, которые оставляли бы его столицу и его торговлю на милость португальцев, переговоры были прерваны. Что же касается Махмуд-шаха Бегарны, султана Ахмадабада, то переговоры с ним продолжались в более дружественном тоне. Султан пообещал освободить всех португальцев, потерпевших кораблекрушение вместе с Афонсу де Норонья, и приказал эмиру Хусейну немедленно покинуть его владения. Он даже предложил уступить португальцам остров Диу в качестве места для постройки крепости, но Албукерки в то время не имел в Индии достаточных сил, чтобы принять предложение.

Завоевание Гоа, по своим непосредственным и последующим результатам, было одним из величайших достижений Албукерки на посту губернатора. Оно предоставило португальцам коммерческую и политическую столицу; оно показал соседним правителям, как индусам, так и мусульманам, что португальцы намерены остаться на побережье Малабара в качестве господствующей силы, а не просто торгового сообщества, подобно арабским моплахам; и смелость, проявленная при решительном штурме, а также во время пребывания флота в гавани Гоа, доказала индийцам, что среди них появилась новая воинственная раса. Его последующие результаты столь же важны. В Гоа, благодаря политике преемников Албукерки, сосредоточилась вся торговля Малабарского побережья. Чтобы содействовать процветанию Гоа, португальцы умышленно лишили более ранние торговые центры, такие как Каликут, Кочин и Каннанор, прав осуществлять свободную продажу и покупку товаров; Гоа стал резиденцией вице-королей и губернаторов Португальской Индии; его богатство вошло в пословицу; и хотя слава Золотого Гоа гремела не более столетия (16), но в течение этого периода он был одним из самых великолепных городов на лице земли.