🌿 Второе дыхание. Часть 3. Серафимов подарок

Она постояла у стены, пока не начали зябнуть ноги, решительно развернулась и устремилась в зал. С каждым шагом спина её становилась всё прямее, а подбородок поднимался всё выше. Принцессе предстояло встретиться с теми, кто назывался её семьей, и нельзя было ударить перед ними в грязь лицом. Она чувствовала себя так, словно рассталась с ними униженной и растоптанной и провела вдали от них тысячу лет — хотя отлично помнила, что с предыдущей встречи миновали только сутки и это была абсолютно ничем не примечательная встреча. Сбросив меховую накидку придворным при входе в зал, Эрика прошествовала к своему месту, не видя и не слыша никого из сотен склонившихся перед ней гостей. Она не сводила глаз с компании за королевским столом и с ужасом сознавала, что со вчерашнего дня каким-то неведомым образом узнала об этих людях гораздо больше, чем ей бы самой хотелось.

* * *

Феликс, которого, как Эрику, с утра одолевали странности, вероятно, тоже решил бы, что повредился в уме, если бы не разговор о Наследстве Ирсоль. Разговор этот Многоликий предугадал до мельчайших подробностей, заранее зная, какими будут реплики и его, и Пинкуса. Оборотень неплохо умел предсказывать ближайшее будущее, основываясь исключительно на здравом смысле и знании психологии. Да и подтолкнуть собеседника в нужную сторону для него труда не составляло. Так что если бы Пинкус завёл речь о чём-то обыденном, остальное Феликс принял бы на свой счёт: сам-де невольно подстроил, чтобы всё прошло, как ему мерещилось.

Но Инструмент Справедливости к обыденному никоим образом не относился.

Ни о судье Лассе, ни о профессоре Эренгерде, из переписки которых будто бы стало понятно, что могучий древний артефакт хранится в замке Эск, Многоликому до сих пор слышать не доводилось. А потому у него не было никаких сомнений, что он 'подсмотрел' происходящее заранее — по всей вероятности, сегодняшний сон был вещим. Хорошо бы вспомнить его целиком, думал Многоликий, вдруг единственным коротким предвидением в этом сне дело не ограничилось? Должно же быть какое-то объяснение у того факта, что мысль о Наследстве, прежде волнующая и бесконечно заманчивая, теперь вгоняла Феликса в настоящую панику.

Пинкусу он своих эмоций не показал. Добросовестно отыграл весь 'сценарий', который ему предписывало сновидение, заявив в финале, что идею проникнуть в замок Эск, конечно, обдумает, но пока она ему совсем не нравится, а 'Лавку диковин' покинуть, в любом случае, пора. Торопливо собрался, перво-наперво убрав во внутренний карман зимней куртки бирюзовую фигурку, сердечно простился с хозяином и вышел из дома.

Далеко, впрочем, Многоликий не ушёл. Не таясь и глазея на окна, прошагал по улице, чтобы соседи его хорошо рассмотрели и, появись здесь жандармы, подтвердили, что у Пинкуса гостей больше нет. Затем, затерявшись в переулках, в тупичке без окон и дверей превратился в кота — довольно крупного, полосатого с белой манишкой. Мороз сегодня стоял нешуточный, кошачий мех, даже такой толстый и пушистый, слабо от него защищал — но разгуливать по городу Феликс пока не собирался. Ему нужно было забраться в укромное место, где никто не догадается его искать, и обдумать случившееся. Чердак одного из ближайших домов показался ему вполне подходящим для этой цели.

Голова у него по-прежнему чуть-чуть кружилась, возможность легко и свободно двигаться по-прежнему приводила его в неуёмный восторг, который лишь самую малость притупился за утро. Упиваясь своими гибкостью и ловкостью, Феликс бесшумной дымчато-серой тенью залез под крышу и через отверстие, ему одному известное, протиснулся на чердак. Здесь, конечно, было не так тепло, как в протопленной комнате, но всё же достаточно, чтобы не мёрзли лапы и холод сквозь шерстинки не добирался до кожи. Многоликий нашёл себе место на пыльном дощатом полу рядом с печной трубой, улёгся там, обернувшись хвостом — а хвост у него был знатный! — прикрыл глаза и принялся думать.

Итак, с этого дня за его поимку назначена награда. По местным меркам, более чем щедрая. В Ингрии он всего три месяца; по большому счёту, задерживаться здесь ему незачем. Не случись с ним утром ничего необычного и непостижимого, он удрал бы из лавки Пинкуса сразу же после завтрака и сейчас выбирал, в какую из сопредельных стран ему податься. Но необычное и непостижимое случилось, причём трижды.

Во-первых, он видел сон, похоже, перевернувший ему душу — и пусть подробностей сна он не помнит вовсе, зато чувствует себя так, словно засыпал в одной жизни, а проснулся в другой.

Во-вторых, получил загадочный подарок, и вряд ли это было ошибкой или шуткой какого-нибудь залётного мага — Феликс не сомневался, что подарок предназначался именно ему и нёс определённый смысл.

И в-третьих, узнал одну из версий местонахождения Наследства Ирсоль, которую, вроде бы, ничто не мешает проверить — но даже думать о такой проверке почему-то страшно до икоты.

Если бы не Наследство, Многоликий, наверное, всё равно бы сбежал и загадку кулона разгадывал в безопасном месте. Если бы не страх, очевидно, берущий своё начало из сна — наплевав на побег, ринулся бы в замок Эск. И, похоже, в обоих случаях совершил бы ошибку. На самом деле, ему нужно остаться в Белларии, попытаться разобраться в происходящем и только потом принимать решение.

Для начала хорошо бы навестить Иду — может, подарок всё-таки на её совести? Может, она устроила так, чтобы Феликс заметил его только утром — боялась, что иначе он откажется? Откуда ему знать, вдруг она Одарённая и умеет творить простенькое волшебство?

Сказать по правде, оборотень совершенно не стремился встречаться с кем-либо из ингрийских знакомых: никому из них он не доверял по-настоящему, каждый был способен осложнить ему жизнь, введённый в соблазн десятью тысячами крон, и рыженькая помощница кондитера — вовсе не исключение из правила. Но она ненавидит газеты и никогда их не покупает. И вчера он сказал ей, что в следующий раз появится дня через три, а значит, сегодня она его не ждёт. Так что засады у неё дома наверняка не будет.

'Да пусть даже и будет засада! Я что, злыдни болотные, никогда не уходил от полиции?' Решено, вечером он отправится к Иде и выяснит, не она ли вручила ему кулон.

Имелась и другая причина, толкавшая Феликса на свидание, хотя признаться в ней самому себе ему было сложно. У него с утра не шла из головы принцесса Эрика! Стоило на секунду отвлечься от размышлений, и воображение Многоликого захватывал образ королевской наследницы, которая с какой-то стати стала ему казаться самой прекрасной и самой доброй девушкой на свете. Раздражённый неуместными фантазиями, он исподволь надеялся, что реальная женщина, женщина из плоти и крови поможет ему от них избавиться.

* * *

Путешествие на северную окраину столицы, где жила Ида, Феликс предпринял в сумерках. Часть пути проделал котом, пробираясь по чердакам и подвалам — так было и спокойнее, и теплее. Часть — на извозчике: проверял, будет ли обращать на себя внимание в высоко поднятом воротнике и надвинутой на самые брови шапке. Выяснилось, что не будет: ни возница, ни прохожие, шедшие навстречу саням, героя сегодняшних газет в нахохленном пассажире не узнавали. Вот и славно; по крайней мере, по улицам, пока мороз, можно перемещаться без опаски.

Ида, полжизни проводившая в кондитерской, терпеть не могла сладкого, поэтому каждая встреча с ней заставляла Феликса ломать голову над гостинцем. Раньше он находил это забавным и милым. Но сегодня испытывал лишь глухую досаду на то, что нельзя принести с собой бутылку красного вина или ломоть сырокопчёного мяса с пряностями, поскольку с мясом он к Иде приходил вчера, с вином — неделю назад, а повторяться было не в его привычках. В конце концов, Многоликий купил в маленькой молочной лавке головку дорогого сыра и попросил хозяйку упаковать его приобретение в красивую бумагу. Получилось отлично, но от раздражения это его не вылечило.

Забираясь на последний этаж высокого и довольно мрачного дома, в котором Ида арендовала квартирку, Феликс был готов к тому, что придёт к закрытой двери или его подружка окажется не одна — обещаний верности они с ней друг другу не давали. Однако ему повезло: она была дома, одна и явно ему обрадовалась! Даже в ладоши захлопала:

— Матс! Как здорово, что ты пришёл! Я не знала, куда девать вечер.

'Матс? Но почему — Матс, если я Феликс?' Через секунду он вспомнил, что сам так назвался, когда знакомился с Идой, и теперь не мог понять, каким образом ухитрился об этом забыть.

Мало того, он ухитрился забыть и саму Иду!

То есть, конечно, он её узнал — за сутки в ней ничего не изменилось. Она всё так же не доставала ему до плеча, у неё была всё такая невыразительная фигура, какие часто бывают у рыжих, и всё такое же очаровательное треугольное личико с раскосыми зелёными глазами, сплошь усыпанное веснушками, несмотря на середину зимы. Яркие волосы всё так же вились короткими крупными кудряшками. И пахло от неё, как раньше — ванилью, корицей и яблоками. Она сама была, как яблочко — крепенькая, аккуратная и аппетитная.

Но Феликс почему-то никак не мог взять в толк, что он в ней нашёл — словно сегодня надеялся увидеть вместо неё кого-то другого.

Никакой засады в её квартире, разумеется, не было.

Он наклонил голову, давая Иде себя поцеловать, но от поцелуя в губы уклонился — подставил щёку.

— Какой ты холодный! — засмеялась девушка. — Проходи, будем греться.

От мысли, что придётся остаться с нею наедине, ему стало не по себе.

— Пошли лучше погуляем, малышка.

— Гулять? Запросто! — глаза у Иды заблестели. — А куда? На каток, как вчера?

— Что там делать два дня подряд? — протянул Феликс; соваться на каток ему было противопоказано. — Предлагаю посмотреть фейерверк. Сегодня в Замке празднуют...

— Знаю-знаю! День рождения принцессы Эрики! Ты хорошо придумал. Конечно, давай посмотрим.

Забрав у него сырную голову, подружка упорхнула переодеваться. Вот этим, должно быть, она его и привлекла — живым и подвижным характером, лёгкостью на подъём, способностью делать что угодно когда угодно, лишь бы было интересно и весело. Его ухаживания она приняла охотно, но без лишнего пыла, и он надеялся, что так же спокойно сумеет с ней расстаться.

Четверть часа спустя они уже сидели в экипаже, который вёз их к смотровой площадке напротив Замка. Ида щебетала без умолку, пересказывая дневные события, а Феликс рассматривал её из-за края воротника и пытался воскресить в себе желание, которое ещё вчера к ней испытывал. Но у него ничего не получалось.

На площадке, где по случаю праздника зажгли все фонари, уже собралась толпа. Ловко лавируя и придерживая девушку за плечо, Многоликий сумел пробраться с нею к самому ограждению. Переливающаяся нарядным огнями королевская резиденция была отсюда видна как на ладони. Когда часы на башне пробили одиннадцать раз, из ярко освещённого помещения — вероятно, бального зала, — предвещая начало фейерверка, высыпали наружу люди. Минуту спустя загрохотало, в чёрном небе над Замком расцвели фантастические цветы — красные, зелёные, жёлтые.

— Хорошо быть принцессой! — крикнула в ухо Феликсу его спутница. — Такой прекрасный праздник — ради тебя одной!

Многоликому дела не было до фейерверка — он впился глазами в замок Эск, надеясь различить тонкую высокую даму в серой накидке среди тех, кто, запрокинув головы, стояли сейчас на площади перед бальным залом. Вопросом, с чего вдруг он решил, что накидка у принцессы Эрики серая, Феликс при этом не задавался.

— Матс, поедем ужинать? — спросила Ида, когда фейерверк закончился.

— Не хочу, малышка, — вздохнул Многоликий. — Надоели мне что-то харчевни.

— Тогда я сама тебя накормлю. У меня есть куриная грудка в лимонном соусе. И заварные пирожные.

Озираясь в поисках свободного экипажа, он ничего не ответил.

На обратном пути Ида примолкла, зато крепко ухватила Феликса за локоть маленькой ладошкой в голубой варежке и прильнула головой к его плечу.

— Устала?

Взглянула на него и улыбнулась:

— Немножко.

Запрокинутое лицо девушки недвусмысленно намекало: ей хочется, чтобы её поцеловали. Феликс вздохнул, накрыл ртом аккуратные алые губы, смял их... и почти сразу отстранился.

Ему показалось, что он целует резиновую грушу.

Ехать сейчас — да и когда-либо ещё! — в гости к Иде явно не стоило.

Нужно только выяснить то, ради чего он сегодня здесь появился. Получить информацию так, как планировал — незаметно и непринуждённо, — к сожалению, не выйдет, но тут уж ничего не поделаешь.

— Я сегодня нашёл у себя... в кармане одну вещь, которой у меня раньше не было, — начал он, набравшись духу. — Это ты мне её подарила?

— Подарила? Я?.. — румяная мордашка стала растерянной. — Ты ждал от меня подарка, Матс?.. Но я...

— Нет-нет, — заспешил он загладить неловкость. — Я не ждал. Я просто не понял, откуда она взялась. Вчера вечером я ни с кем, кроме тебя, не встречался.

— Извини, пожалуйста. Это не я. А что за вещь?

— Кулон. Фигурка Серафима на кожаном шнурке.

— Покажи! — вспыхнула любопытством Ида.

— У меня её с собой нет, — солгал Феликс; ему не хотелось, чтобы к украшению прикасались чужие руки. И попытался изобразить беспечность. — Ерунда, малышка. Раз не ты, значит, старик, у которого я жил. Бедняга привязался ко мне, как к сыну.

— Жил? — переспросила она. — А теперь ты где живёшь?

— А теперь, — серьёзно ответил он, — я уезжаю. Нынче ночью, Ида. Я, собственно, приехал попрощаться.

— Вот как... — она опустила глаза, голос дрогнул. — Ты уезжаешь. А знаешь, я, наверное, догадалась... Ты очень странный сегодня. Совсем не такой, как раньше.

— Прости меня, малышка. Я говорил, что никогда не задерживаюсь надолго на одном месте.

— Я помню, Матс, — Ида снова улыбнулась, но её улыбка стала грустной. — Доброго тебе пути.

'Я не ошибся в ней, никаких сцен не будет', — с облегчением подумал Феликс. Он даже немного пожалел о расставании, хотя и понимал, что оно неизбежно.

Проводил помощницу кондитера до квартиры, где скрепя сердце ещё раз поцеловал в губы — в сравнении с поцелуем в экипаже, для него абсолютно ничего не изменилось. А потом пошёл устраиваться на ночлег. Куда разумней, вероятно, было бы снова обернуться котом и облюбовать на ночь очередной чердак. Но интуиция подсказывала Многоликому, что для занятия, которое ему предстоит, непригодно никакое обличье, кроме человечьего.

* * *

Вариантов у Феликса было всего два: Лагоши или схрон в пригороде Белларии. Приятней, конечно, переночевать в Лагошах, но туда сначала нужно добраться. В кого ни превратись, для пеших прогулок холодновато и темновато, без транспорта никак. И даже если удастся найти лихача, готового ехать среди ночи в мёртвую деревеньку, уж он-то странного пассажира и рассмотрит, и запомнит. Значит, как ни крути, выбрать придётся второе.

Убежище, в которое направился Многоликий, представляло собой комнату на третьем этаже большого заброшенного дома на отшибе. Когда-то здесь размещалась больница для бедных под попечительством Её величества королевы Каталины. Потом королева погибла, а в больнице случился пожар, последствия которого столичным властям устранять было недосуг — вместо этого они устранили саму больницу. Но до сноса обгоревшего здания руки у них так и не дошли. Так оно и стояло, чёрное и полуразрушенное, зияло выбитыми окнами, притягивая к себе всё местное отребье. Кто населял первые два этажа и что за тёмные дела там обтяпывал, Феликс предпочитал не думать. Ему нужна была только палата на третьем этаже, чудом уцелевшая при пожаре. Лестница почти полностью развалилась, чем исключалось появление наверху случайного человека. А местные обитатели признавали одно-единственное правило хорошего тона — не лезть в чужую жизнь. Всё вместе сделало эту комнату идеальным схроном, только очень уж неуютным.