Часть 1. Белый Орёл

— В добрый путь, — пожелал сам себе.

Меховой капюшон, который во время езды завязал под самым подбородком, я сбросил, тотчас напрягая слух: каждый звук, каждый вздох, даже мягкий шлепок снега с деревьев в сугроб означали чьё-то присутствие. На секунду задрал голову вверх, и губы невольно растянулись в улыбке, расслабились напряжённые мышцы: надо мной возвышались верхушки вековых деревьев, облака раскрасили небо серыми красками. От стоявшей кругом тишины звенело в ушах, но то была тишина живая. Даже падавшая с мохнатой ветки снежинка делала это, казалось, чересчур громко...

Ни за что не променяю свой Стонгард! Пусть называют нас дикарями брутты и альды, пусть косятся теплолюбивые сикирийцы, пусть не понимают оглумы и реттоны с дальних островов — здесь, и только здесь, я почувствовал, что такое единение с миром, дыхание самого Великого Духа! Недаром в древних легендах всех народов говорится, что здесь, на нашей земле, бьётся сердце мира...

...К вечеру я собрал пять тушек попавших в ловушки зайцев, высвободил бившуюся в силках юную ластивку — та вспорхнула на ближайшее дерево, подальше от человеческого коварства — и с неудовольствием отметил, что зверь покрупнее сломал один из моих капканов. Набив походный мешок собранными тушками, выправил погнутое железо, но замок работать не хотел: придётся тащить в деревню, к Фролу.

Даже порадовался: домой доберусь засветло, успеем поужинать с детьми перед советом. Староста из меня получался так себе, но деревенские дела многого и не требовали. Да и хитрые поселяне использовали меня скорее как щит в решении своих проблем: разобраться с пьяницей, устроившим дебош в новенькой таверне — путники заходили к нам в основном летом, конечно же — переговорить с разбойничьей бандой, повадившейся нападать на торговые караваны. Менял у нас в Ло-Хельме ждали с особенным трепетом, а потому негодовали вдвойне, когда кто-то посягал на долгожданные и столь необходимые здесь, в нашей глуши, товары с юга. Да и грамоту я знал лучше прочих, языками владел, даже по-альдски понимал немного — выучил кое-что за время военных походов. Словом, такой авторитет местных вполне устраивал, да и ответственность со своих плеч на чужие переложить каждый был рад. Я не возражал: чужие проблемы отвлекали от собственных. Когда постоянно занят делом, дурные мысли сами разбегаются...

...Шорох, треск, голоса вдалеке. Я нахмурился, затаился, тиская кожаный переплёт боевого лука. Кого несёт на ночь глядя в наш славный Ло-Хельм? Других, более близких, поселений на пути попросту не было. Обождать бы, присмотреться...

Не вышло. Пришлые, кем бы ни являлись, явно сбились с пути в нашем лесу, потеряли занесённую снегом тропу, и топотом своим разбудили всех лесных жителей. К тому времени, как я распознал хриплый рёв и бросился на подмогу, со стороны бурелома уже доносились вскрики и странное шипение: заезжие подняли с лёжки медведя.

Ну, накаркал, Фрол! Какой ещё раз, мол, косолапого повстречаешь...

— Люсьен, обходи!..

Когда из-за деревьев мелькнули синие всполохи колдовского огня, я мгновенно выхватил из колчана две стрелы, натянул тетиву, следя глазами за прыгавшими на узком пролеске фигурами. Проклятые колдуны подняли не одного — двух зверей, и участи их я не завидовал. Один из магов уже лежал на окровавленном снегу, подвывая тоненько и жалобно, почти бессознательно. Двое других ещё держались: в их руках плясали молнии и всполохи разноцветных искр; сияли глаза жутким светом.

Впервые в жизни я растерялся — всего на миг. Кого бить первым, зверя или человека, если и тот, и другой равно враг? Дядя Луций в таких случаях оставался категоричен: повсюду следует проявлять милосердие. К людям и нелюдям. Пусть запомнят человеческую доброту. А уж если зло воспользуются, тогда покажи им человеческую силу...

Пусть они поклонники Тёмного и его грязных магических искусств — но ведь ты-то не зверь, Сибранд. Ты, взывающий к Великому Духу, решил первым поднять руку на себе подобных?..

Коротко вжикнула пущенная наконец с тетивы стрела. Следом за ней вторая, третья... Медведь — умный зверь. Он тотчас почуял опасность, развернулся, одним прыжком покрывая расстояние между собой и мной. "Шкуру попорчу", — мелькнула одинокая мысль.

А затем я отбросил лук в сторону и выхватил из-за пояса боевые топоры.

К тому времени, как маги покончили со своим медведем, я уже собирал рассыпавшиеся во время короткой битвы стрелы. Некоторые затерялись в окровавленном снегу, ещё две сломались, застряв в толстой шкуре медведя. На подошедшего ко мне мага я не смотрел: выжидал.

— Спасибо, — проронил наконец он. — Ловко ты его своими топорами...

Я заправил оружие за пояс, выпрямился, меряя мага долгим взглядом сверху вниз. "Что ты знаешь про ловкость? Шкура попорчена, теперь только на мясо, зверя перед смертью намучил...".

— Ранен? — неожиданно для себя спросил я.

Парню на вид было от силы лет двадцать. Вероятно, что из бруттов, роста выше среднего, но всё равно мне по плечо, с растрепавшимися под меховым капюшоном смоляными прядями, прилипшими к вспотевшему лбу. Из-под тёплой накидки выглядывала короткая мантия с выцветшим узором гильдии магов. В руках парнишка нервно тискал посох с мутной жемчужиной на набалдашнике.

— Немного, — признался тот, потирая на груди вспоротую куртку. — Зацепил на излёте...

— Люсьен! — позвал всё тот же резкий голос, который я слышал раньше. — Быстро сюда!

Вспыхнув — на вспотевшем от боя лице прорезался неровный, яркий румянец — Люсьен поспешно ретировался обратно к пролеску. Помедлив, я направился за ним, поглядывая на развороченный повсюду снег.

Второй медведь пострадал ещё больше: колдовской огонь сжёг половину шкуры, воняло палёной шерстью и жареным мясом. Вздохнув — такая охота пропала — я направился к мелкому овражку, в котором копошились заезжие маги.

— Кровь я остановила, — резко, отрывисто говорила немолодая женщина в длинной мантии гильдии, — но Эллу придётся оставить в деревне. Если доберёмся...

Я наблюдал молча. У обледенелого дерева лежала, постанывая, юная альдка — тёмно-серая кожа, белоснежные локоны, тонкая, ещё девичья фигура. Как и её спутники, девчонка носила мантию гильдии магов под меховым плащом, и, несмотря на ранение, оказалась удивительно, невероятно хороша. Я никогда не питал нежных чувств к бруттам, с кем довелось в своё время повоевать, но альдов, этих заносчивых нелюдей, не переносил на дух. Высокомерные, чванливые и безразличные к человеческому роду поклонники Тёмного то и дело соревновались с бруттами в чёрных искусствах, но в отличие от последних, не гнушались кровавыми жертвоприношениями, лютой жестокостью и скотским отношением к стонгардскому и сикирийскому народам. С бруттами считались поневоле из-за их превосходящих магических сил, но в любой момент могли ударить в спину, если на то укажут их шкурные интересы. В понимании альдов люди имели право населять земли лишь как разумный скот, подчиняясь доминиону высших существ — альдов, конечно же. Я повидал их магические лаборатории и эксперименты над попавшими в плен людьми. Без оружия и без магии — несчастные стали лёгкой добычей...

— Лошади убежали, — констатировал Люсьен уныло, оглядывая стремительно темнеющий лес. — Тупые твари...

Я дёрнул щекой, но промолчал. От многословия меня вылечили ещё в легионе.

— Придётся привал делать прямо здесь, — нахмурилась старшая из отряда, вскидывая голову. — Эллаэнис сама не пойдёт, а уже вечереет...

— Тогда вас звери порвут ещё до рассвета, — вырвалось у меня. Люсьен бросил на меня удивлённый взгляд, и пришлось пояснить, — свежая кровь, растерзанные туши...

— Уйдём подальше, — неуверенно предположил Люсьен.

— А её бросите здесь? — кивнул на альдку я. — Её кровь тоже пахнет.

— Что ты предлагаешь? — резко, неприязненно бросила женщина, не глядя на меня.

Я не ждал благодарности, но её тон разозлил. Повёл плечом, поправив съезжающий мешок с зайцами, одёрнул пояс с топорами, и покрепче затянул ремешок с колчаном.

— Ступайте с ней в Ло-Хельм, даже если идти придётся всю ночь, — сухо проговорил я, обращаясь к Люсьену. — Иначе до утра не дотянет ни она, ни вы.

— Мы сбились с пути, — пояснил парень ещё грустнее. — Карта в походном мешке осталась, что лошадь унесла...

— Великий Дух! — выдохнул я раздражённо, но тотчас себя одёрнул: не перед этими.

— Сможешь её понести, Люсьен? — спросила тем временем женщина у своего напарника.

— Я — да! — тотчас неуверенно вызвался парень. — Только не очень долго, — извиняющимся тоном добавил он, кивая на свой окровавленный рукав. — Прости, Деметра.

В глазах последней мелькнуло что-то среднее между бессильным раздражением и непробиваемым упрямством: кажется, безумная колдунья решила в случае необходимости тащить альдку на себе.

"Столько мяса пропадёт", — с сожалением подумал я, отстраняя Люсьена. Парень поддался с удивлением: похоже, не ожидал повторной помощи от местного охотника. Зато Деметра при моём приближении поджала и без того тонкие губы, нахмурилась, когда я закинул лук за спину.

— Не отставайте, — отплатил колдунье той же монетой я, не тратя попусту взглядов и слов.

Альдка оказалась очень лёгкой, почти невесомой. На миг приоткрыла карие, с рыжим отблеском глаза, смерила меня поражённым и слегка испуганным взглядом. Съёжилась в руках, скрывая крупную дрожь — не то от холода, не то от боли, не то от страха. Спрятала поначалу руки с длинными пальцами на животе, но вцепилась в перевязь у меня на груди на первой же кочке.

...В Ло-Хельм добрались затемно. Поначалу я запрыгнул в седло вместе с юной Эллой, но слез почти тотчас, когда следом за мной из лесу выбрались запыхавшиеся и едва живые от усталости маги.

— Садись, — кивнул Люсьену, который морщился от боли и то и дело сжимал пропитавшуюся кровью куртку на груди. — И подругу свою держи крепко.

Так и вышли к деревне — я вёл Ветра под уздцы, в седле съёжились заезжие маги, а за нами, с трудом поспевая за моим шагом и поступью коня, следовала старшая колдунья.

На освещённой фонарями единственной улице сидели уставшие за короткий и насыщенный трудом день ло-хельмцы, провожая нашу процессию удивлёнными взглядами. К чести каждого, ни единого вопроса ни мне, ни заезжим не последовало.

Я остановился у таверны. Совет уже начался; ждали, должно быть, только меня. Фрол сидел на крыльце, перебирая в потемневших от мозолей пальцах несколько стальных звеньев. При виде удивительных гостей приподнялся, воззрившись на меня с немым вопросом.

— Нам нужен староста ваш, охотник, — неприязненно бросила колдунья, когда я снял с коня тихонько охнувшую Эллу. — Дело срочное.

— Хаттон, харчевник, вас накормит, — бросил я в ответ Люсьену, с гримасами спрыгнувшему наземь.

— Спасибо, — немного отстранённо поблагодарил паренёк. — Если бы не ты...

— Я задержусь, — кивнул я Фролу, глядя поверх плеча колдуньи Деметры. — Обождите.

Кузнец молча кивнул, когда я запрыгнул в седло, разворачивая коня к дому. Совет, маги, которым невесть что понадобилось от меня в Духом забытой стонгардской деревне, поселяне, которые провожали меня странными взглядами — да знаю я, что притащил проклятых магов в деревню, без вас знаю — все подождут. Потому что в доме на окраине меня ждали четверо сыновей, и я был нужен каждому из них.

Меня встретили радостно. К порогу подлетел Никанор, принял у меня из рук лук да колчан со стрелами; топоры и ножи достались Назару. Братья мигом развесили всё по местам, пока я медленно снимал с себя перевязь и кожаный доспех. Куртку пришлось снять тоже — медведь порвал рукав, забрызгал мех кровью.

— Сибранд! — ахнула Тьяра, не выпуская из рук маленького Олана. — Ты ранен?!

Я покачал головой, стягивая с себя рубашку. На совет идти, источая запах охоты — дикую смесь пота, крови, зверья и стали — мне не хотелось. Тьяра стыдливо отвела глаза, пока я ополаскивал руки и лицо в серебряной миске у входа, смывая с себя прошедший день.

— Там вода ещё не остыла, — подсказал Никанор. — Мы уже помылись. Тьяра даже Олана искупала.

Я на миг привлёк к себе первенца, потрепал светлые волосы.

— Я переоденусь и пойду на совет. Опоздал уже.

Илиан оторвался от книги и перевернулся с живота набок, по-прежнему не вставая со шкуры. Очаг всё ещё грел комнату раскалёнными угольями, но сыновья уже зажгли лучину, которую средний утащил поближе к себе, чтобы разбирать непослушные мелкие буквы.

— Всё в порядке? — тихо спросила Тьяра, когда я прошёл мимо неё к лестнице, ведущей в спальню. — Ты чем-то обеспокоен...

— Гости в деревне, — помедлив, отозвался я: всё равно узнает. — Идти нужно.

Тьяра молча следила за мной глазами. Даже когда я распахнул сундук у супружеской кровати, доставая чистую рубаху, чувствовал на себе её взгляд. Стараясь не оборачиваться, накинул на голое тело, достал меховую безрукавку: до таверны недалеко, замёрзнуть не успею. Пригладил волосы, провёл рукой по отросшей бороде. Подумав, достал из ящика кольцо прежнего старосты, надел на палец. Возможно, единственная драгоценность в нашей деревне: сапфировый перстень. Какой-никакой символ власти. Подумав, снял со стены любимый двуручник — трофей, доставшийся мне ещё в первые годы службы в легионе. Кем бы ни были заезжие маги, добра я от них не ждал. Да и Фрол частенько твердил, чтобы я на советы наряжался попредставительней...

— Ступай домой, Тиара, — обратился я к соседке, спустившись с лестницы. — Поздно уже. Устала небось...

— А кто тебе дверь отопрёт? — тихо возразила она. — Дети уснут вскоре, а совет теперь уж точно затянется. Не переживай, Белый Орёл: дождусь. Не в тягость мне...

И снова царапнула сердце безропотная доброта. Как мог я отказать? И впрямь нужна дому хозяйка. Вот только... только...

Не в силах больше выносить её пронзительный, бесконечно преданный взгляд, поспешил прочь. Погладил по голове Олана — сын безучастно глянул сквозь меня — поправил лучину Илиану, велев не читать допоздна, и привлёк к себе старших сыновей.

— Проследите тут за всем, — попросил негромко. — И ложитесь пораньше. Я приду ночью...

Не глядя на Тьяру, вышел в темноту. Зверь скулил в своей будке: сегодня свежего мяса ему не перепало. Я отправил тушки зайцев в сарай, решив ими заняться сразу, как только приду с совета. Понадеялся, что не пропадут шкурки до тех пор: жалко будет. Не вовремя этот совет, да и маги тоже некстати...

Запрыгнув в седло Ветра, почувствовал себя одновременно свободнее и тревожней. С уходом Орлы я принял на себя волнения и матери, и отца, и душа рвалась на части. Как выполнить семейные обязанности за двоих? Быть может, правы добрые люди, и стоило мне наступить на горло собственным желаниям, жениться на честной женщине, окутавшей моих детей материнским теплом? Ты уже жил для себя, Белый Орёл, ты черпал недолгое счастье полными ладонями — время подумать о детях. И выбрать не жену для себя, но мать для них...

Морозная безветренная ночь окутала Ло-Хельм, звёзды ярко сияли над головой. У некоторых домов да частоколов зажгли факелы — редкое явление нашими вьюжными вечерами. Чаще меняли фитили в плотно закупоренных уличных фонарях...