Сохраняйте спокойствие и звоните Итану (ознакомительный фрагмент)

— Кэй, что ты здесь делаешь? — Эван сдвинул брови. Голос его звучал почти обвиняюще, словно он делал выговор. Вряд ли такой реакции следовало ждать от человека, который только что увидел вернувшегося с того света родственника. Может, на лице должно было быть больше ужаса и удивления?

— Я... Эван, я что... мертва? — надтреснуто произнесла Кэйлин и тут же заплакала.

Еще в доме она углядела на столе фотографию, перетянутую черной лентой. На ней Кэйлин пыталась не захохотать в голос, потому что у фотографа задралась рубашка, и из-за резинки сиреневых трусов выглядывали заткнутые за нее широкие полосатые семейники. Эту фотографию Кэйлин просто ненавидела: ее заставили смыть почти весь макияж, убрать челку, а потом повезли на скучнейшую экскурсию в Сити.Эван обнял ее — в свои шестнадцать он был на голову выше и без труда мог поднять Кэйлинну на руки. Она плакала и плакала, плечи ее тряслись, Эван молчал, не в силах подобрать слов. А когда из дома послышались панические крики и Кэйлин отстранилась от брата, выглядела она уже совсем как раньше. И даже запах смерти исчез.Эван и Кэйлин пришли из сада вместе. В газетах появились заголовки вроде 'Чудесное спасение' и 'Вернувшаяся с того света'. Кэйлин надавала кучу интервью, пыталась объяснить, что ничего не помнит и не сбегала из дому. Про рыбаков она молчала, про водителя, не заметившего ран и запаха разложения, тоже. А Эван мрачнел с каждым днем. Однажды он рассказал ей о своих снах, в которых человек с развязанными шнурками на кроссовках говорил о Кэйлин — о том, что она умерла, но вернется, что будет умирать и возвращаться, и снова умирать.

И это действительно случилось: Кэйлинна Нод умерла через пару дней. И с тех пор не переставала этого делать.

* * *

Не то чтобы он был кем-то особенным — человек, от желания которого все пошло наперекосяк. Его звали Джон, или, может быть, Джек, и фамилия его была незапоминающаяся, словно приехал он издалека, и предки его были из страны вроде Гилики или Княжества Морь. Работал он охранником в самом маленьком университете города — честно говоря, не лучшая работа. Платили скромно, зато было не сложно, и Джон видел множество человеческих лиц. Поначалу они казались разными: каждый человек светился уникальностью. Но потом архитекторы, учителя, бухгалтеры, юристы слились в сплошную массу: когда начинаешь видеть только руки и пропуска, пропуска и руки. Заусенцы, шрамы, ядовито-красный и черный маникюр, кольца, пятна от ручки... Так случилось и с Джеком.

Однажды, когда проходная пустовала, к турникетам подбежала девушка. Полы ее распахнутого плаща хлопали как крылья: для нынешней погоды одежда была слишком теплой, но Джек не успел обратить на это должного внимания. Так вышло, что именно в ту секунду он вспомнил о своем детстве, — очень эта девчонка напомнила ему старую знакомую — и совершил неосторожность. Ту самую, из-за которой девчонка поскользнулась буквально на ровном месте и неудачно упала прямо в готовящийся захлопнуться турникет.

Стены, створки и автомат пришлось долго отмывать. А Джек — или, может быть, Джон — ушел с работы. И отправился на север.

* * *

После того как Кэйлин в буквальном смысле расплющило, родители перестали ее замечать. Они могли столкнуться с ней в коридоре, рассеянно сказать 'Привет', за ужином поинтересоваться, как дела в университете, или выгнать ее из ванной. Но если Кэй не было поблизости, — она сама проверяла, подслушивая за углом, — родители считали, что их дочь погибла. Когда мать начинала плакать, Кэйлин старалась тут же появиться в поле ее зрения. Тяжело было видеть, во что горе превратило близких ей людей.

А вот Эван, как ни странно, никогда не забывал, что в доме живет исполняющая желания сестра, которая теперь частенько играет роль трупа в какой-нибудь подворотне или на дороге. И когда он напоминал маме и папе о том, что пора бы навестить дочку, они не бежали на кладбище, а тут же спускались в подвал. Кэйлинна не стала возвращаться в свою старую комнату: теперь всё там казалось до такой степени фальшивым и ненужным, что она не могла заснуть. Впрочем, она и так почти не спала — потребность в отдыхе была скорее привычкой. Равно как и еда.

Университет она тоже посещала по привычке — иногда даже тихо сидела на лекциях. Ее всё равно никто не замечал...

* * *

Кэйлин закончила рассказ, который прерывала дважды, — родители, видимо, по просьбе брата, приносили в подвал чай и несколько тарелок тарталеток, — и улыбнулась.

— Вот так все и случилось... Так теперь все устроено, и я вообще-то давно свыклась с этим.

— Так что же... Все о тебе забывают?

— Практически все, да.

— Значит, стоит мне пойти домой, хорошенько выспаться, и завтра я так и не вспомню, за что меня, скорее всего, уволят?

Кэйлин озадаченно посмотрела на Итана, а потом, видимо, вспомнила про усыпанный кровавыми макаронами пол.

— Неловко, конечно, вышло, но для тебя жизнь на месте не стоит. В отличие от меня... — последнюю фразу она пробурчала себе под нос.

Повисло неловкое молчание. Чай стыл. Итан не притронулся даже к тарталеткам. Он почему-то забыл, что новая знакомая в еде не нуждается, и как всякий джентльмен ждал, когда дама первой пригубит чашку.

— Знаешь, что? Раз уж я тебе все выложила — твоя очередь. Мне жуть как интересно, отчего ты весь такой... гм... серый.Итан вздохнул, растягивая рукава своей детской водолазки, и вперился взглядом в пол.

-...

— Повтори-ка?

— Не знаю я, — проговорил Итан более отчетливо и все-таки взял маленькое, совсем безобидное на вид ядовито-зеленое угощение. — Живу один, к врачу не сходить — у меня даже электричества уже пару дней нет.Кэйлин замерла, глядя в стену, а потом вдруг подскочила, кинулась к старому шкафу в углу и из-под вороха какого-то тряпья выудила видавший виды сотовый телефон. Он был облезлым, розового цвета, и на крышке красовались красные блестящие наклейки.

— Вот. — Она сунула телефон Итану в руки. — Завтра позвоню и свожу тебя к доктору. Знаю одного неплохого. В этом городе перебор со странностями, но поседевшего в свои неполные семнадцать человека с серой кожей я вижу впервые.

— Но...

— После ты меня снова забудешь, и тебе даже благодарить не придется... А потом я помогу тебе найти работу! Все же просто! — вдохновенно продолжала Кэйлин, не переставая бегать по комнате.

— Но я же...

— Не надо мне твоих 'Не стоит, я сам', 'Ой, как неудобно'. Понял? И ешь ты уже эти проклятые...

Какая-то тень вдруг шмыгнула к Кэйлин от стены — Итан успел только заметить, как сверкнуло что-то металлическое.

Он бросился наперерез ножу практически инстинктивно, ничуть не задумываясь.

И точно никак не ожидал, что, ударившись о его предплечье, лезвие разлетится на несколько неровных частей.

(конец ознакомительного фрагмента)