— Да, это так, — кивнул Мак.
В отличие от некоторых сфинксианцев, тетя Данетт очень серьезно относилась к своим обязанностям хранительницы дикой природы планеты. Вот почему она хотела получить прямой репортаж с земли, чтобы подтвердить аэрофотосъемку дронов. Она хотела точно знать, что нужно обрезать, а что нет, вместо того, чтобы прибегать к подходу "обрежьте все это, и пусть Бог с этим разберется", который приняли бы некоторые из ее коллег-"аристократов".
— Осталось достаточно дневного света, мы все еще можем вернуться сюда сегодня днем, чтобы внести любые изменения, которые она захочет, — отметил он, и Зак кивнул. День Сфинкса был по продолжительности немного больше двадцати шести часов, и, несмотря на позднее начало, едва наступил полдень. — Нам нужно начать обрезку в понедельник, — продолжил Мак, — и у меня есть планы на завтра.
— Планы, которые включают как-его-зовут? Брэд? — озорно спросил Зак.
— Планы, — сдержанно сказал Мак, и его младший брат смягчился.
— Хорошо. Тогда почему бы нам с тобой не пойти и не помочь Корделии? Я знаю, что она действительно предпочитает бродить по лесу в одиночестве, но она, вероятно, простила бы нас, если бы мы ворвались к ней сегодня днем. До тех пор, пока у нас это не войдет в привычку!
— Знаешь, это неплохая идея, — согласился Мак. — Пошли.
* * *
Корделия Шардт-Кордова осторожно пробиралась по тропе. Сфинксианские псевдоолени, которые, как она поняла, не очень походили на наземный вид, в честь которого они были названы, перед лицом любой угрозы предпочитали бегство борьбе. Однако взрослая особь также весила около девяноста килограммов, и при случае ее версию "бегства" можно было бы точнее описать как "пробежать-прямо-над-угрозой-и-растоптать-ее-под-собой".
Она прикинула, что шансы на подобную встречу сегодня невелики, отчасти потому, что тропой, похоже, в последнее время почти не пользовались, но еще больше потому, что Барнаби заметит любого приближающегося оленя — или что-нибудь достаточно крупное, чтобы представлять угрозу, — задолго до того, как это сделает Корделия. Ротвейлеры Мейердала были генетически модифицированы для условий высокой гравитации, и хотя это не входило в первоначальные цели модификации, в процессе был улучшен и без того значительный интеллект породы. В результате, по мнению Корделии, получилась почти идеальная собака поселенца для Сфинкса.
Теперь Барнаби мчался обратно по тропе к ней, как пушистая черная молния с подпалинами. Он остановился, и она напряглась, когда он поднялся на задние лапы и положил передние ей на плечи, виляя хвостом и навострив уши.
— Даже не думай об этом! — предупредила она его, когда он склонил свою массивную голову набок, явно раздумывая, лизнуть ее или нет. Она почесала его за правым ухом, и он решил вместо этого закрыть глаза и насладиться лаской.
— Умный ход, — сказала она ему.
Он радостно засопел, затем опустился на все четыре лапы и ткнулся носом в ее рюкзак. Она взглянула на него сверху вниз — это было не так уж далеко; он был намного выше ее талии — и он покачал головой, хлопая ушами в ее сторону.
— Ну, — она проверила время на своем унилинке и обнаружила, что было позже, чем она думала, — я думаю, что сейчас время обеда. Давай найдем место с прекрасным видом.
Барнаби громко чихнул в знак согласия и снова побежал рысью по тропе впереди нее, и она покачала головой, следуя за ним.
На ходу она внимательно осматривалась, и не только для того, чтобы убедиться, что на нее не обрушилось ничего предосудительного. Беспилотник, ныряющий в куполе неба над головой, на самом деле был так же ответственен за сбор данных обследования, ради которого она была здесь, как и она сама, но впечатления наблюдателя-человека должны были сыграть определенную роль в интерпретации его данных. Кроме того, даже сейчас люди жили на Сфинксе меньше стандартного столетия. Было еще много вещей, которые они не выяснили о своей новой планете. Лесная служба Сфинкса постоянно выявляла новые виды флоры и фауны, многие из которых лишь подчеркивали необходимость бережного отношения к планетной биосфере. И одной из причин, по которой Корделии нравилось проводить обследования для своей мамы, была возможность самой обнаружить новые виды. За выявление полезных растений или животных назначалась награда, хотя она и не составляла целой кучи денег. Но Корделию не интересовали деньги. Она хотела получить права на присвоение имен, которые сопровождали награду. Первооткрывателю вида было разрешено предложить официальное название для своего открытия, и Корделия была потрясена тем, как мало воображения проявили некоторые из этих первооткрывателей.
Признайся, сказала она себе сейчас. На что ты действительно надеешься, так это устроить что-то вроде того, что сделали Харрингтоны, не так ли?
Что ж, может быть, так оно и было. Она не была уверена, что принимает теорию о том, что эти "древесные коты" были производителями инструментов. Возможно, пользователями инструментов. На планетах, заселенных человечеством, было множество видов, которые демонстрировали такое поведение, например, используя палки для еды. Но если верить юной Харрингтон, ее "древесные коты" вышли далеко за рамки этого, и такой уровень изощренности был гораздо более редким. Однако Лесная служба, похоже, согласилась с ней. На самом деле она сама теперь была рейнджером, несмотря на то, что была на пару лет моложе Корделии, и она и ее друзья были яростными защитниками "древесных котов". Корделия была готова признать возможность того, что они были правы насчет того, что звери действительно делают инструменты; она просто хотела получить подтверждение из первых рук, прежде чем соглашаться с теорией.
Лес перед ней начал редеть, когда охотничья тропа повернула вновь к берегу ручья. Еще одна работа псевдобобров, подумала она. Для зверей, длина тела которых никогда не превышала пятидесяти сантиметров или около того, они могли быть невероятно разрушительными. Пруды, которые они сооружали, часто были огромными — тот, к которому она приближалась, имел длину более двух километров — и они питали водно-болотные угодья, которые были ключевыми для большей части жизненного цикла лесов. Это была одна из причин, по которой она была здесь. Последнее лето было явно слишком засушливым, и случилось много пожаров, особенно на дальней стороне от Твин-Форкс. До сих пор осень была такой же сухой, с очень небольшим количеством дождей, которых они обычно ожидали. Иссушенный подлесок, который летом превратился в растопку, находился в процессе превращения в трут, и Лесная служба предупреждала всех, что они находятся недалеко от опасной зоны. На более высоких горах наблюдалось некоторое облегчение — там уже шел снег, хотя его было меньше, чем обычно, и каждое утро он по-прежнему почти весь таял, — но нижележащие районы были в такой же опасности, как и всегда. На самом деле, во многих отношениях это было хуже, чем в разгар лета.
Перистая ежевика была важнейшим компонентом растительного цикла Сфинкса. Смолистый низкорослый кустарник плотно удерживал почвенный покров, а сочетание его тени и глубокой корневой системы играло важную роль в улавливании и сохранении дождевой воды. По крайней мере, когда шел дождь. Но он также отмирал каждую осень, оставляя скелетообразное кружево из легковоспламеняющихся мертвых листьев и веток. Сейчас он находился в самом разгаре ежегодного цикла отмирания, перемещавшегося на восток по мере наступления сезона, а это означало, что слишком вероятно начало новой волны пожаров в том же направлении.
Низины Ред-Бэнк лежали прямо поперек этой оси угрозы. Они следовали с севера на юг по течению речушки, в честь которой были названы, и хотя Ред-Бэнк был всего лишь скромным ручьем (по сфинксианским стандартам), племена бобров нанизали свои пруды вдоль него, как бусины на ожерелье, чтобы получились низины. Вода в этих прудах всегда была критически важна для жизни диких животных в засушливое лето, а полоса водно-болотных угодий также обеспечивала потенциальную защиту от пожаров, охраняя более трети западного периметра баронства ее матери.
Проблему представляли заросли ежевики по западному периметру низин и количество королевских дубов, растущих вдоль речушки. На самом деле проблема заключалась скорее в ветвях этих дубов, которые тянулись прямо через речушку. В сочетании с зарослями частокольных деревьев, которые вымахали на полянах, образовавшихся в результате лесозаготовок бобров, они создали в целом слишком много мостов, по которым пламя могло бы перепрыгнуть через водную преграду, если бы загорелась перистая ежевика. Королевскому дубу требовались десятилетия — скорее всего, столетия — чтобы достичь полной зрелости, поэтому решение о их спиливании обычно заслуживало тщательного рассмотрения. Частокольное дерево, с другой стороны, росло так быстро, что могло стать серьезной помехой, а долгое сухое лето превратило одеяло из опавшей растительности под зарослями в еще одну кучу трута, ожидающую искры. Как только Мак и Зак загрузят и сертифицируют новое программное обеспечение лесозаготовительных роботов, они отправятся в этот район, чтобы срубить частокольные деревья и убрать трут в качестве меры предосторожности при пожаре. Хотя, по крайней мере, некоторые из королевских дубов тоже попадут под пилу. Корделия пожалела об этом. Как и на большинстве недавно колонизированных планет, на Сфинксе древесина была основным строительным материалом, но типичный королевский дуб был не менее восьмидесяти метров в высоту и восьми метров в диаметре. Всего один из них мог бы дать тысячи квадратных метров пиломатериалов, и они могли бы спилить до полудюжины. Это дало бы намного больше древесины, чем кому-либо могло понадобиться.
На самом деле, это было действительно то, что она искала: места, где ветви величественных деревьев можно было бы обрезать, чтобы избавиться от мостов для пожара, не уничтожая их полностью. Это было бы намного лучше для леса в целом, и Корделия меньше чувствовала бы себя так, как будто они оскверняют свою планету.
Барнаби вышел из зарослей частокольных деревьев на проделанную псевдобобрами полянку, и Корделия с благодарностью последовала за ним. Ей нравились тускло-величественные проходы в королевских дубах, но в это раннее время долгого дня Сфинкса температура была явно прохладной, даже для ее привычной натуры уроженки планеты, и немного прямого солнечного света было бы кстати.
Она вышла из тени и оказалась на краю бобрового пруда, к которому направлялась последние сорок пять минут. Здесь, на уровне земли, это было еще более впечатляюще, чем на снимках с воздуха. На самом деле, северное ответвление пруда уходило дальше в королевские дубы, чем она предполагала. Возможно, это самый большой пруд, о котором она когда-либо слышала, подумала она, пробираясь через кустарник высотой по колено, который воспользовался солнечным светом. Псевдобобры, как правило, валили деревья, которые они намеревались использовать, а затем оставляли их на сезон. Они обрывали ветви и листья для немедленного использования, но стволы часто лежали там, где они упали, в течение целого планетного года, прежде чем их вывозили для текущего строительного проекта. Судя по снимкам, сделанным беспилотником над головой, эти псевдобобры были достаточно любезны, чтобы оставить несколько подходящих скамеек, из которых она могла выбрать место для завтрака.
* * *
Камень тек вдоль частокольного дерева, наблюдая за двуногим и пробуя на вкус его мыслесвет. Это был самый близкий случай, когда он действительно подошел к одному из них, хотя он не раз видел, как они двигались по лесам. Это было также самое близкое, что он был к одному из их мыслесветов, и он был даже сильнее, чем он думал. Действительно, он, казалось, был сильнее, чем мыслесвет кого-то из народа!
И, возможно, это только кажется таким, потому что прошло так много времени с тех пор, как ты пробовал мыслесвет другого из народа, напомнил он себе. И все же было удивительно, что он так отчетливо ощущал его вкус с такого расстояния.
Это было... приятно на вкус. Это был единственный способ, которым он мог описать это самому себе. Он подозревал, что это, должно быть, молодой двуногий, судя по ярким краям его мыслесвета. Этот двуногий все еще видел вещи, которые были для него в новинку, и он ощутил его предвкушение увидеть еще больше таких вещей. Странно, что я могу так ясно сказать, что это то, чего он хочет. Даже мыслесвет кого-то другого из народа меньше раскрыл бы его истинные мысли.
С другой стороны, теперь он был достаточно близко, чтобы быть уверенным, что у двуногих нет мыслеголосов. На самом деле, они, должно быть, совершенно мыслеслепы, бедняги. Если нет, то двуногий должен был бы уже попробовать его собственный мыслесвет.
Он придвинулся немного ближе, уверенный по их мыслесветам, что ни двуногий, ни громкоголосый не обнаружили его присутствия, и его уши навострились, когда успокаивающее тепло двуногого окутало его. И вот что это было, понял он, — утешение. Это было так, как если бы он грел свои настоящие руки над приветливым огнем. Подобно огню, мыслесвет двуногого даже не осознавал его присутствия, но его яркость — его тепло — проникали во внутренний холод, где Золотоглазая оставила его. И если он не знал о нем, то и не испытывал к нему жалости. Он просто был, и он еще внимательнее следил за ним сквозь пестрый солнечный свет и тень, глядя на макушку почти прямо сверху.
Он был так потерян, так поглощен изучением его мыслесвета, что не понимал, куда он направляется, пока деревья впереди не начали редеть.
Он замер, когда осознал, и шок и тревога прокатились по нему. Был ли двуногий сумасшедшим? Как это могло?..
И тогда он понял кое-что еще.
Он не знает, подумал он. Он не знает! И громкоголосый тоже!
Их мыслесветы делали это очевидным. И даже если они обладали мыслеречью, у него его не было. Он даже не мог предупредить их! Если только...
* * *
— Блик!
Корделия остановилась на полушаге. Она никогда не слышала крика животного, подобного этому, и обернулась, пытаясь найти его источник.
— Блик! Блик!
Где в мире?..
Краем глаза она уловила какое-то движение, и ее глаза недоверчиво расширились, когда она увидела источник криков.
Это... древесный кот!
Это все, что могло быть, подумала она. Она видела достаточно их изображений, чтобы знать это! Но что же это так расстроило?
— Блик! Блик, блик, блик!
Она не знала, почему была так уверена, что его волнение как-то связано с ней, и все же она была уверена. Может быть, дело было просто в том, что она не могла придумать никакой другой причины, по которой он производил столько шума — или вообще раскрыл ей свое присутствие! И теперь он бегал взад и вперед по ветвям частокольных деревьев. Он мчался к ней пару метров, затем развернулся и побежал в противоположном направлении, глядя на нее поверх своего плеча.
Что в этом мире?..
Она повернулась и сделала шаг к нему.
* * *
Да!
В Камне вскипело облегчение, когда двуногий остановился, поднял глаза и увидел его. Он снова свистнул ему, отбегая назад по частокольному лесу, и ощутил удивление и любопытство, которые прорвались сквозь его мыслесвет. Там был восторг, смешанный с удивлением, и чувство чуда, которое выходило за рамки простого любопытства, и он попробовал его, поворачиваясь, чтобы последовать за ним.
