Услышав, как вдалеке захлопнулась дверь неприветливого домика, поэт остановился и устало прислонился к стене. Над Парижем скоро встанет солнце, а он никак не может найти себе кров! Горестно вздохнув, Гренгуар собрал последние силы и побрёл дальше.

Он уже окончательно заблудился и не понимал, куда идёт. Впрочем, не будь поэт так погружён в свои нерадостные мысли, он заметил бы, что зашёл в весьма подозрительные места. Ему всё чаще встречались нищие и оборванцы, говорящие на непонятных языках, но он старался держаться от них подальше. Подать ему было нечего, а без звонкой монеты эта публика обычно весьма невежлива.

— Если уж не повезёт с самого утра, весь день испорчен! — вздыхал про себя поэт.

Домики становились все беднее. Кое-где в окнах мелькали люди, но проситься на ночлег Пьер уже боялся. Он просто шёл дальше, размышляя о своей печальной участи, пока совсем не выбился из сил и не сел прямо на холодную землю.

Однако не успел поэт перевести дух, как к нему подошли двое нищих.

— Эй, ты кто такой? И чего здесь валяешься, пьяный, что ли?

Гренгуар осмотрел себя. Действительно, рубашка его была порвана и заляпана грязью, ботинки стоптались.

— Поэт Пьер Гренгуар! — представился он, выпрямившись и стараясь выглядеть внушительно.

— Первый раз слышим! — захохотали бродяги.

— А где я? — робко поинтересовался поэт.

— Во Дворе Чудес!

Пьер содрогнулся. Ему не раз приходилось слышать, что в закоулках Парижа есть загадочное место, где живут бродяги и воры. Где оно находится, естественно, никто не знал, но слухи о нём ходили самые жуткие: будто бы любого постороннего мужчину, оказавшегося там, бродяги сразу же убивают, а женщин и детей заставляют на них работать... Впрочем, это, конечно, были байки — ведь ни один человек по доброй воле не пошёл бы туда.

— Так ты не местный? — догадался один из бродяг.

— Нет, я здесь впервые.

Ухмылки нищих внезапно сменились кровожадным оскалом:

— Ах, так ты чужак!.. К королю его, к королю!

'Похоже, это всё-таки были не байки', — грустно констатировал поэт, когда ещё двое бродяг с силой схватили его под руки и куда-то поволокли.

Его тащили по каким-то грязным закоулкам, время от времени подталкивая в спину, когда у уставшего поэта начинали заплетаться ноги. Какие-то цыганские ребятишки путались под ногами и кричали что-то непонятное, но явно оскорбительное — теперь-то Гренгуар искренне посочувствовал несчастному Квазимодо. Встреченные нищие мерзко ухмылялись и грозили кулаками, и чем дальше, тем больше их становилось.

Поначалу безразличный от усталости Пьер теперь испугался не на шутку. Он попытался поговорить со своими конвоирами:

— Отпустите, отпустите! Зачем вы меня тащите? Я не сделаю вам плохого, клянусь!

— Конечно, не сделаешь! — ухмыльнулся один из бродяг. — Король Алтынный тебе не позволит!

Наконец Пьера дотащили до довольно большой (по сравнению с тесными улочками) площади. Её освещало множество больших костров, возле которых стояли деревянные столы. За ними на грубых лавках, а то и бочонках сидели бродяги — они выпивали, резались в карты и поначалу не заметили Пьера, тщетно пытавшегося вырваться из рук своих провожатых.

Зато, когда процессию заметили, над столами прокатился взрыв грубого хохота. Поэт зажмурился, чтобы не видеть этих искажённых жестоким весельем рож.

Наконец его проволокли через всю толпу, и шум немного утих. Когда Гренгуар решился открыть глаза, то увидел довольно странную картину: на бочке около самого большого костра сидел смутно знакомый человек. В отличие от остальных бродяг, одетых большей частью в лохмотья, на нём был вполне приличный синий костюм, хотя и кое-где заштопанный. На голове его красовалась шапочка, в которой человек с буйной фантазией (как у самого Пьера, например) мог разглядеть корону.

— Зачем пожаловал, чужак?

Пьер со стыдом оглядел свой костюм, ещё больше пострадавший от прогулки по Двору Чудес, и попытался оправдаться:

— Я зашёл сюда случайно...

— Ты не бродяга! По нашим законам ты не имеешь права здесь находиться.

Голос этого человека, звучавший громко и угрожающе, показался поэту знакомым. Он наконец отважился поднять глаза и рассмотреть получше этого короля нищих.

Каково же было удивление Гренгуара, когда он узнал Клопена Труйльфу, того самого нищего, который нанёс первый и роковой удар его пьесе!

— Кто ты такой? — громко спросил король бродяг.

— Я поэт Пьер Гренгуар. Сочинил много стихов и пьес.

Теперь и на лице Клопена отразилось узнавание:

— А, так это ты написал ту скучищу, которая шла сегодня утром?

— Да, я! — Голос поэта дрожал от страха и обиды. — Как позволите вас называть?

— Называй меня как угодно, но поверь, тебя ждет незавидная участь. Выбирай, или мы тебя казним, или ты будешь обязан до конца жизни работать на Двор Чудес.

Гренгуара ни то, ни другое не устраивало. Он догадывался, что придворный поэт этому королю вряд ли нужен, а при мысли, что он должен будет обслуживать этот сброд, просто подкашивались ноги. Поэт бессильно повис на руках державших его бродяг.

— Но у тебя есть шанс, — неожиданно смилостивился Клопен. — Если ты вступишь в ряды бродяг, мы отпустим тебя. Согласен?

— Да! — воодушевился поэт.

— Готов стать бродягой?

— Да!

— Клянешься?

— Да, хочу стать бродягой, только отпустите меня!

— Но сперва ты должен доказать, что можешь быть полезен. Попробуй, обшарь чучело.

На площадь выкатили бочку, на которой стояло нечто, отдалённо напоминающее огородное пугало. Его одежда была расшита множеством колокольчиков. К бочке, довольно высокой, прислонили широкую доску.

— Иди! — скомандовал Клопен. — Пройди по доске и вытащи кошелёк из кармана чучела. Колокольчики не должны издать ни звука. Тогда ты станешь бродягой, и мы сможем тебя отпустить.

Поэт, дрожа от страха, прошёл по доске и забрался на бочку. Неловким движением он потянулся к кошельку. Но в этот момент его рука предательски дрогнула, и колокольчики подняли громкий трезвон.

Клопен был в ярости:

— Ты провалил задание! Ну так что, я ещё раз спрашиваю, каторга или казнь?

— Пощадите! — взмолился Гренгуар.

Клопен наморщил лоб, будто что-то припоминая.

— Ладно, даём тебе последний шанс. По нашему обычаю, если кого-то возьмёт в мужья жительница Двора чудес, он сам становится бродягой.

Поэт обречённо вздохнул — женщины, которых он здесь видел, были ничем не лучше мужчин. Но лучше уж так, чем в петлю головой!

— Я согласен.

Клопен взял в руки нечто вроде посоха, тоже с колокольчиками на конце, и громко зазвонил. На звон мгновенно сбежались бродяги.

— Дамы, кто хочет взять этого чужака в мужья? — спросил король.

Поэта окружила толпа женщин. Но все они довольно быстро уходили, недовольно качая головами. Кто-то находил его некрасивым, кто-то — слишком молодым, кто-то — слишком бедным.

В других обстоятельствах Пьер был бы этому даже рад. Эти неопрятные, одетые в лохмотья и даже не вполне трезвые девушки внушали ему только отвращение. Конечно, в теперешнем его положении он принял бы любую...

Но вдруг из этой отвратительной толпы вынырнуло прелестное создание и ободряюще взяло поэта за руку. Пьер сразу же узнал Эсмеральду. Но... что она делает среди этих оборванцев?

— Берёшь ли ты поэта в мужья? — снова спросил Клопен.

— Да, беру! — подтвердила Эсмеральда, и толпа нищих ответила восторженным рёвом.

Клопен протянул Эсмеральде большую глиняную кружку, а она передала её Гренгуару и шёпотом подсказала:

— Разбей!

Гренгуар бросил кружку на землю, и она разбилась на четыре крупных осколка. Клопен взобрался на свою бочку и положил руки на головы Пьера и Эсмеральды.

— Поэт Пьер Гренгуар, теперь ты наш брат! — торжественно провозгласил он. — Я объявляю вас мужем и женой на четыре года!

Радости Гренгуара не было предела. Он жив, да ещё и муж такой очаровательной девушки! Уже прикидывая в голове драматический сценарий по мотивам собственных приключений, поэт направился вслед за Эсмеральдой.

========== ГЛАВА 6 Знакомство ==========

Вопреки опасениям Гренгуара, новоиспечённая жена привела его в довольно уютную каморку. Она была небольшой, но светлой и даже отапливалась большим очагом. Скромная обстановка — столик с парой маленьких табуреток, тюфяк и большой деревянный сундук — показалась уставшему поэту верхом изящества.

Эсмеральда, как всегда обворожительная, усадила его рядом с собой за стол. У ног девушки, словно составляя с ней единое целое, уселась Джали.

— Огромное спасибо, что спасли мне жизнь! — искренне поблагодарил цыганку поэт. — Теперь я в долгу перед вами за то, что меня не казнили и не заставили работать на этих бродяг.

— Я очень рада помочь, — улыбнулась девушка, но тут же посерьёзнела. — Но имейте в виду, что я не смогу быть вашей возлюбленной. Может быть, мы станем хорошими друзьями, но не более.

Поэт было приуныл, но вспомнив, что девушка как-никак спасла его, смирился. Ему всё равно нравилась компания этой красавицы, и он не хотел её терять.

— Как вас зовут? — спросила Эсмеральда. — Мы же ещё как следует не познакомились.

— Пьер Гренгуар, мадемуазель. Я очень известный поэт, — не упустил тот случая похвастаться.

— Поэт? — В зелёных глазах девушки зажглось любопытство. — Может, вы прочтёте что-нибудь? Пожалуйста!

Пьеру был очень приятен её интерес. Он встал, принял важную позу, облокотился о столик и начал читать. Это стихотворение, длинное и романтичное, он сочинил только вчера, глядя на очаровательную девушку.

— Твой облик красотой сияет, твой взгляд, как сто мечей, пронзает! Один лишь взгляд

— и я сражён, огнём любовным обожжён!

Эсмеральда слушала, подперев кулачком щёку, а перед её глазами стоял капитан Феб — невероятно красивый, в сияющих доспехах, улыбающийся... И этот взгляд, от которого начинают пылать щёки!

Весь вечер она думала о нем, хотя и старалась не подавать виду. Он казался ей идеальным во всём: красивый, сильный, благородный! Она даже не подумала, что стихи Гренгуара посвящены ей.

Поэт закончил и посмотрел на неё выжидательно. Девушка зааплодировала и закружилась по комнате, радостно напевая последние строчки.

У Пьера наконец потеплело на душе. Перед ним была та девушка, о которой он мечтал долгие годы — добрая, весёлая, красивая, всегда его поддерживающая. И пусть она не захотела быть его любовью, может быть, ей понравится другая роль...

— Скажите, мадемуазель, если вы не смогли стать мне женой, можете ли вы быть моей музой?

— Ну, наверное, да! — улыбнулась девушка. — Знаете, мне очень понравились ваши стихи! Они напомнили мне одного человека, который... Наверное, это талант!

— Спасибо! Но многие меня ругают, — смущённо заметил Пьер. — Вот сегодня я ставил пьесу, и она никому не понравилась. Ни одной монетки не заплатили!

— У всех бывают ошибки, — утешила его Эсмеральда. — Не вините себя. Вот когда я была ещё маленькой девочкой, надо мной часто смеялись, говоря, что я никогда не смогу танцевать. Думаю, со временем и у вас всё получится!

— Как я надеюсь, что вы правы! — вздохнул Гренгуар. — Знаете, как нелегко быть поэтом? Впрочем, всё было бы не так уж плохо, если бы не провал моей пьесы. Во всем виноват этот проказник Жеан Фролло! Он всё представление смеялся надо мной!

Про Клопена Пьер все же решил умолчать, опасаясь, что неуважение к здешнему королю обидит Эсмеральду.

— Но ведь вы могли просто прервать представление, — сказала цыганка.

— Что вы, что вы, как можно? Я обещал актёрам большой гонорар. Но, увы, ошибся... И вот теперь я у вас.

— Живите сколько хотите, — успокоила его девушка. — Вы же теперь часть Двора Чудес.

— О, вы очень добры!

После стихов настало время ужина. Эсмеральда накрыла на стол, и в уютной, почти домашней обстановке супруги разделили скромную трапезу из хлеба, яблок и похлёбки. Гренгуару, конечно, случалось отведать и более изысканные блюда, но сейчас он был голоден, и эта простая еда казалась ему самой вкусной. Время от времени Джали поднимала мордочку, и её тоже угощали хлебом.

— Какая у вас чудесная козочка! — заметил Пьер, отламывая кусочек для Джали. — Беленькая, чистенькая и такая умная вдобавок! Никогда раньше такой не видел.

— Она мне как сестра, — пояснила Эсмеральда и вдруг поинтересовалась: — Скажите, а что значит имя Феб?

Гренгуар погладил Джали по мягкой белой шёрстке.

— Это значит 'солнце' на латыни. Так звали одного из богов. По-гречески его ещё называют Аполлоном.

— Богов? — удивилась Эсмеральда, и на губах её заиграла мечтательная улыбка. Больше девушка не проронила ни слова.

Пора было наконец ложиться спать. Эсмеральда легла на свой тюфяк, рядом, грея ей бок, пристроилась Джали. Поэту указали на сундук, и он, растянувшись на крышке, быстро заснул.

* * *

Эсмеральда проснулась ни свет ни заря. Пьер же ночью спал плохо, то и дело просыпаясь от кошмаров: то ему снился обидный смех уходящих зрителей, а то — угрозы Клопена и улюлюканье бродяг.

Цыганке пришлось разбудить его и заставить умыться — в каморке был ещё деревянный ушат с водой. На столе уже стоял нехитрый завтрак.

За едой супруги снова разговорились.

— Вот скажи, — спрашивал Пьер, откусывая яблоко, — как ты научилась танцевать? И... давай перейдем на ты, мы же друзья?

— Давай, — легко согласилась девушка. — Я и не помню, когда научилась, это было давно... Но я и теперь учусь. В каждом танце есть свой смысл, свое настроение, своя душа, и это нужно понять, пережить и показать людям. Так их жизнь станет чуточку светлее, а в моём бубне, — она звонко рассмеялась, — будет больше монет!

Поэт с замиранием сердца слушал эти рассуждения. В том, что говорила эта необразованная плясунья, было что-то настолько важное, что-то... Пожалуй, это могло пригодиться и ему в написании стихов.

Впрочем, цыганка не дала ему обдумать всё как следует:

— Доедай быстрее, нам нужно торопиться на площадь!

— Как на площадь? — встрепенулся поэт. — Что я буду там делать?

— Клопен всё равно не позволит тебе бездельничать, — сочувственно пояснила девушка. — Лучше пусть ты будешь работать со мной. Если не умеешь танцевать, можешь показывать фокусы — с Джали ведь ты уже подружился!

— Да-да, конечно, — со вздохом согласился Пьер и поспешил перевести разговор на другую тему: — Скажи, а почему ты вчера спрашивала про Феба?