Драконоборец

Ричард утешал себе тем, что он поступил правильно, и что для Ригеля так будет лучше.

Выбравшись с глухой, лесистой пустоши, где он оставил Ригеля, Ричард приблизился вплотную к землям сэра Освальда — старого, склочного подагрика, который очень редко посещал общие празднества и пользовался дурной славой у соседей. Будь это не сэр Освальд, а кто-то другой, Ричард наверняка стал бы подумывать о том, чтобы на пару дней заехать в его замок. Рыцарь успел подустать от скитальческой жизни, и не отказался бы пару ночей поспать под крышей и поесть чего-то кроме жаренного мяса с рыбой и орехов. Да и вся его одежда, хоть и тщательно стираемая Ричардом в озерах и ручьях, после всех стирок оставалась несколько несвежей и покрытой не отстиранными до конца разводами, так что остро нуждалась в мыльном корне, горячей воде и приличной доске для стирки вместо гладкой речной гальки. Но встречаться с лордом Освальдом Ричарду не хотелось. Правда, Освальд не мог бы отказать ему, и не из-за добрососедских чувств, а потому, что помощь братству странствующих рыцарей была обязанностью всякого владельца замка. Но выносить его неприязненные взгляды и угрюмый вид... увольте. Лучше уж проехать через его земли, не задерживаясь, и найти приют у более приятного хозяина.

Стеснять крестьян, живущих в деревнях, принадлежавших сэру Освальду, Ричарду тоже не хотелось. Это выглядело бы открытой демонстрацией пренебрежения к хозяину этих земель — я, мол, предпочитаю спать в крестьянской хижине, лишь бы не делить с тобой стол и кров. Выместить оскорбление на самом Ричарде Освальд, конечно же, не смог бы, зато отыгрался бы на том, кто его приютил. Ему никогда не пришло бы в голову, что в том, что кто-то может попросить гостеприимства у его людей вместо того, чтобы заехать в его замок и чин чином поприветствовать хозяина этой земли, может быть виноват он сам. В общем, Ричард решил, что ночевать в лесу, под яркими летними звездами, не так уж плохо, и два следующих дня провел примерно так же, как весь предыдущий месяц. А на третий день он неожиданно наткнулся на другого путника. Сильно прихрамывая, этот человек шагал на Запад по той же лесной прогалине, которой ехал Ричард, но при этом вел себя совсем не так, как полагается обычным путникам — он не смотрел вперед, как человек, который думает только о цели своего путешествия, а поминутно оборачивался, словно опасался быть застигнутым врасплох. Увидев Ричарда верхом на Турне, он с резвостью перепуганного зайца бросился в кусты, забыв даже про свою хромоту.

Рыцаря такое странное поведение заинтриговало. Он толкнул ногами бока Турна, заставляя его перейти с шага на рысь, быстро подъехал к тому месту, где беглец бросился в заросли, и спешился. Потом неторопливо — чтобы не перепугать беднягу еще больше — направился в лес. Ричард был опытным охотником и сразу понял, что беглец сообразил, что, улепетывая со всех ног, он будет производить слишком много шума и вдобавок ко всему не сможет далеко уйти с больной ногой, так что всадник на лошади легко сможет его догнать. Поэтому он предпочел найти укрытие и затаился где-то в зарослях, надеясь, что без помощи собак Ричард не сможет его разыскать. Это было неправдой, но рыцарь не стал рассматривать примятую траву, чтобы понять, где спрятался беглец. В конце концов, у него не было никаких основательных причин за ним гоняться. Если тот человек, кем бы он ни был, во что бы то ни стало хочет избежать встречи с ним — то, что ж, Ричард готов был вернуться на тракт и оставить его в покое. Но если его испуг был связан с тем, что он попал в беду, то Ричард был готов предложить ему свою помощь.

— Эй! — не повышая голоса, окликнул он, стараясь выглядеть как можно более доброжелательно. — Кто бы вы ни были, я вам не враг. Я не разбойник, а такой же путешественник, как вы. Вам нет нужды меня бояться. Меня зовут Ричард Эйсли, я — член братства странствующих рыцарей. Если вас кто-то преследует, или с вами стряслась какая-то беда, я буду рад помочь.

Немного подождав и придя к выводу, что беглец не намерен покидать свое укрытие, Ричард пожал плечами.

— Что же, как хотите, — сказал он и так же неспеша пошел обратно к своему коню.

Этот маневр оказался действеннее, чем предшествующая ему речь. Не успел Ричард подтянуть подпругу — в чем, сказать по правде, не было особенной необходимости, — как услышал за спиной красноречивый шорох. Он медленно обернулся — и увидел, что беглец вышел из-за кустов, но держится поодаль, явно собираясь при малейшем подозрении опять сбежать. Выглядел он не старше Ричарда, но был гораздо меньше ростом. Тощий, в старой и поношенной одежде, с которой тут и там пристали травинки и разный сор, он был не очень-то похож на нормального путешественника, хотя и на нищего был тоже не особенно похож. Это только кажется, что бедняка не так-то просто отличить от нищего бродяги. И те, и другие, разумеется, плохо одеты и часто грязны, но нищий вынужден таскать на себе всю свою одежду, потому что ему некуда ее сложить, поэтому даже в середине лета на них часто бывает надето что-то теплое, а у того беглеца, который прятался от Ричарда, не было ничего, кроме рубашки и холщовой куртки. Нищие ходят заросшими, с длинными, всклоченными волосами, а у этого парня волосы были аккуратно пострижены в кружок. Кем бы он ни был, этот человек совсем недавно вел упорядоченную жизнь, а не шатался по дорогам. Щеки у него ввалились, а запавшие глаза дико и лихорадочно блестели.

— У вас есть вода? — спросил он сипло.

— На, возьми, — ответил рыцарь, отстегнув от сумки мех с водой и протянув ему. Теперь, когда он видел, что беглец — его ровесник, а не старик, что можно было бы предположить по его хромающей походке, Ричард перешел на "ты". Тот явно колебался, опасаясь, что рыцарь предлагает ему воду, только чтобы подманить его поближе.

"Что же ты такой запуганный?.." — подумал Ричард про себя. А вслух сказал :

— Я могу положить это на землю и отойти подальше, если ты меня боишься.

Тогда путник, наконец, решился — или, может быть, просто не захотел, чтобы его считали трусом. Подошел и, схватив мех с водой, стал жадно пить. Кадык дергался на его грязной шее, и Ричард подумал, что так глотать воду может только человек, который мучается жаждой уже далеко не первый час. Он явно был способен осушить мех до конца, но, видимо, посовестился и в конце концов все-таки нехотя вернул его, когда внутри еще что-то плескалось.

— Хлеба?.. — лаконично спросил Ричард, ясно видевший, что у путника при себе нет никаких припасов. Глаза у парнишки вспыхнули, как у голодного кота.

— Да!.. Да, пожалуйста, — добавил он, явно вспомнив о вежливости. А потом сказал, словно это каким-то образом вытекало из их разговора — Меня зовут Филипп.

Ричард отдал ему вконец засохшие лепешки, которые вез с собой еще из замка. Эти лепешки были сделаны Анной, и сделаны очень хитро — они не плесневели, а сбрызнутые водой и прогретые над костром, были почти неотличимыми от свежих. Но Филипп и без того проглотил их в один присест.

— Что у тебя с ногой? — поинтересовался Ричард.

Филипп неопределенно передернул плечом.

— Да так... ничего страшного.

— "Ничего страшного", а ходишь так, как будто бы хромой с рождения, — заметил Ричард. — Может, хоть покажешь, что у тебя там за "ничего"?

Беглец поколебался, но потом, усевшись на траву, стянул сапог. Ричард только присвистнул.

Нет, в каком-то смысле, Филипп не соврал. Ни сломанного пальца, ни загноившейся раны под сапогом и грязными опорками, которыми он обмотал ступню, не оказалось. Ногу он просто натер. Но как!.. Судя по виду сочащихся кровью волдырей, натер он ее еще накануне, потом замотал натертое все той же грязной тряпкой и продолжил как ни в чем ни бывало шагать дальше, пока мелкая проблема не начала выглядеть так же кошмарно, как смотрелся бы торчащий в ноге гвоздь.

— Ты что, совсем... того? Вообще без ноги остаться хочешь? — изумленно спросил Ричард.

Беглец тут же набычился, угрюмо глядя на рыцаря исподлобья.

— А что было делать? Мне отдыхать некогда. Надо идти.

— Почему сразу "отдыхать"? Я бы на твоем месте оторвал бы от рубашки лоскуток почище, приложил бы подорожник, перебинтовал бы ногу — плотно, так, чтобы не терло...

— Какой еще подорожник? — с обалдевшим видом спросил парень.

Ричард закатил глаза.

— Трава такая. Сорвал лист, поплевал на него, приложил к ране...

— А плевать зачем?!

Ричард на несколько секунд задумался. Когда его наставник, оружейный мастер Гидеон, впервые рассказал ему про это средство, Ричард не додумался задать такой вопрос, а после это правило стало таким привычным, что он никогда не спрашивал себя, как именно это работает. Но, с другой стороны, животные тоже всегда вылизывают свои раны, хотя вряд ли пес или корова могут объяснить, почему нужно это делать.

— Помогает. Вроде ладанки на шее, — сказал он.

— Ясно, — не особенно уверенно кивнул Филлип. Впрочем, с ногой он явно так намучился, что был готов испробовать любое средство, чтобы ему стало лучше. Ричард велел ему промыть ступню остатками воды, вручил ему несколько листьев подорожника и молча наблюдал за тем, как Филипп неуклюже перевязывает ногу позаимствованным у него кусочком мягкой ткани.

— Ты сказал, "надо идти". А куда ты, собственно, направляешься? — спросил у парня Ричард.

Тот мигом напрягся, словно полагал, что Ричард задает этот вопрос, чтобы его разоблачить. Рыцарь вздохнул.

— Если боишься, как бы я не понял, что ты беглый — так мне это совершенно все равно, — заметил он. Филипп уставился на собеседника, и вид у него был разом затравленный и вызывающий. Раньше Ричард бы в жизни не подумал, что такие разные эмоции могут одновременно выражаться на одном лице.

— Что значит — "все равно"?..

— Прежде всего, должен тебе сказать, что я немного знаю сэра Освальда. И от такого лорда я бы сам сбежал. Это во-первых. Во-вторых, я вообще не думаю, что заставлять кого-нибудь работать на себя с помощью силы — это хорошее дело. У нас никого не держат против воли. Моя мать всегда считала, что задача лорда — сделать так, чтобы его людям никуда не захотелось уходить. Так что бояться тебе нечего. Ни выдавать тебя, ни возвращать назад я не намерен. А о том, куда ты направляешься, я спросил не затем, чтобы у тебя что-то выведать, а для того, чтобы тебя немного проводить. Здесь можно встретить и разбойников, и хищников, а у тебя при себе — ни самострела, ни ножа, ни даже палки, — сказал Ричард, усилием воли подавив порыв сказать, что для того, чтобы долго идти пешком, стоило с самого начала подыскать длинную палку, покрепче и поровнее обычного сушняка, валявшегося на земле, и использовать ее, как посох. Опыт жизни с тетушкой Эмилией внушил Ричарду отвращение к непрошенным советам — разумеется, если они, как разговор о подорожнике и о чистых бинтах, не были крайне и решительно необходимы. Впрочем, тетушка наверняка считала, что ее советы тоже крайне и решительно необходимы тем, кому они адресовались.

— Да я сам толком не знаю, куда я иду, — сказал Филипп расслабившись и как будто обмякнув на траве. — Мне главное — никому не попасться на глаза и убраться от замка лорда Освальда подальше, пока меня не поймали.

— Ну, с таким подходом ты далеко не уйдешь, — возразил Ричард. — Вот что. У меня есть карта, и я помогу тебе покинуть земли лорда Освальда самым кратким путем. Но, если ты хочешь, чтобы я тебе помог, я должен знать подробности. Почему тебя ищут? На арендатора, который задолжал хозяину земли, ты не похож. Так почему тебя должны ловить и возвращать назад?

Филипп немного помолчал.

— Меня отдали лорду за долги, — сказал он, наконец. — У нас так часто делают. Какая-то семья берет у сэра Освальда зерно, чтобы засеять поле, или инструмент, или пару мешков муки, потом не может вернуть вовремя, долги растут... Тогда управляющий предлагает подписать контракт, что их сын или дочь будут работать в доме лорда. Вроде бы как обучаться полезному ремеслу. Ходить за лошадьми и за собаками, ухаживать за садом, помогать на кухне — в замке всегда дел невпроворот. Контракт, как положено, на десять лет, больше нельзя. А в качестве оплаты за его работу семья по контракту получает от лорда некую сумму. Но чаще всего получается, что живых денег им на руки никто не дает, поскольку все тут же идет на погашение их долга. А ты поступаешь в полное распоряжение управляющего, и с этой минуты должен делать все, что он прикажет. Нет никаких правил — сколько ты должен работать, как, когда... То есть, не знаю, может быть, и есть, если спросить судейских, но для нас всегда был один закон — что тебе скажут, то и делаешь. Если поднимут среди ночи, значит, так и надо. У наемных батраков хотя бы есть возможность отдохнуть. А я туда попал совсем мальчишкой, мне тогда было двенадцать лет или вроде того. И с того дня только и слышал — ты бездельник, ты и так ни черта не работаешь, а только трешься в комнатах, или в кухне возле еды, или на огороде набиваешь себе брюхо, так с чего тебе устать? Какого тебе еще нужно отдыха? И остальным, кто был вроде меня, тоже лишний раз присесть не приходилось. И колотят тебя постоянно — это не так сделал, то разбил, здесь не так быстро прибежал, когда позвали... Лет восемь я так продержался, а потом сказал себе — да гори оно все огнем! Ни черт, ни дьявол меня больше не заставят этого терпеть! Ну и сбежал.

— Мерзость какая, — с чувством сказал Ричард. — А семья твоя? С нее не спросят за то, что ты сбежал?

Филипп поморщился.

— Тоже, нашлась "семья". Дальняя дядина родня. Своих детей не захотели отдавать, решили, что убьют двух зайцев — и свои дела поправят, и от нахлебника избавятся. Я с детства сирота. Кто был, все умерли — холера тогда была, что ли, или лихорадка... ну, словом, какая-то заразная болезнь. У нас от нее полдеревни вымерло.

— Понятно, — сказал Ричард. В жизни он видел не так уж много человеческого горя, и всю силу сопереживания обращал чаще всего на героев книг и песен, будь то древние поэмы, жития святых, рыцарские романы или старые баллады. Но история Филиппа тронула его всерьез. Нет, ну какой все-таки негодяй этот сэр Освальд... И какое счастье, что он не поддался слабости и не завернул в его замок. Еще не хватало сидеть с бесстыжим старым обжорой за одним столом, пока прислуга Освальда, которая, если верить Филиппу, больше походила на рабов, чем на кого-то вроде Мэри или Дика, будет готовить ему еду и отмывать его рубашки!

— Полезай-ка ты на лошадь, — хмуро сказал он Филиппу. — Дай ноге немного отдохнуть.

— А вы?.. — оторопел беглец. — Или он может нести сразу двоих? — он опасливо посмотрел на Турна, который, действительно, возвышался над сидевшим на траве Филиппом, как скала.

— Нести сразу двоих он может. Даже вместе с остальной поклажей, — сказал Ричард. — Это боевой рыцарский конь, и выдержать он может очень многое. Но это еще не причина лишний раз его перетруждать. Так что ехать будем по очереди.

— Может, все-таки проедемся немного вместе, сэр? Выйдет быстрее... — рискнул предложить Филипп, которого явно не покидали мысли о погоне. Но Ричард покачал головой. Он мог понять испуг Филиппа, который всю жизнь жил в страхе перед лордом Освальдом, но не считал, что стоит из-за этого испуга утомлять коня. Кто станет всерьез искать беглого слугу, который и так отработал восемь лет из десяти положенных, и выполнял при этом только черную работу, то есть был на побегушках у кого ни попадя? Хороший конюший или сокольничий, умелый повар или, например, седельник — это еще ладно, но поднимать шум из-за такого, как Филипп? Овчинка явно не стоила выделки. Так что Ричард не сомневался в том, что за Филиппом никто не погонится. А если даже Освальд и пошлет кого-то из своих людей, чтобы вернуть его назад, то, найдя беглеца в компании кого-то вроде Ричарда, посланец лорда Освальда несолоно хлебавши уберется восвояси.