Маг. Новая реальность

Оп, что за...? Открывается дверь. Интересно, шагов по коридору не было слышно. В дверь просачивается гость... гостья. Девушка, на вид лет двадцати пяти, рост метр семьдесят, на поясе небольшие ножны, другого оружия не видно, одета во что-то рабочее — штаны и куртка, волосы длинное каре, блондинка. Фигура интересная, стройная, но грудь маленькая, талия почти как у меня, да и двигается она слишком плавно. Не хотел бы я с такой драться...

А придется! Она спокойно и быстро подошла ко мне, и сходу ткнула в солнечное. Лицо при этом не выражало никакой агрессии и вообще ничего не выражало. Ладно, задумка твоя ясна. Птица повыше, чем служки и стража, желает сразу указать сверчку на его место. Умом понимаю, но вот не люблю я этого. Ударила она, кстати, красиво, очень резко и правильно, однако я уже скручивал корпус, превращая вышибающий дыхание удар в безвредное скольжение. А кулачки у нее острые. По ходу движения двоечку навстречу, тоже в корпус. Не прошли, блок и отход. Ну и ладно.

Что теперь? А, хоть какое-то выражение на чистом симметричном лице. В иное время я бы, пожалуй, засмотрелся. Злится. Не привыкла, чтоб ей перечили. Дочь местного начальника? Сейчас прыгнет. Что, поднимем ставки? Поднимем.

Ох, и быстра же ты, девица. И ловка, и умела... Отбиваться я, в общем, успеваю, но без встречки не самое легкое дело, особенно учитывая состояние моего организма. Может, хватит? Нет. А вот это уже серьезней... Она разозлилась, что все усилия пока пропадают втуне, и поперла уже по-настоящему. Раз калечащий удар, два, три, оп, уже потенциально смертельный — в горло... Хорош. Играешь в мужские игры — отвечай тоже серьезно. В искусстве состязаться с ней не стану, незачем. Достанет простой силы. Проворот, перехват за запястье... и это конец. Сжимаю ладонь, трещат ломающиеся кости, захват за пояс, и я просто прыгаю вперед, на нее, и всей массой обрушиваюсь сверху. Теперь пару раз лбом в нос, чтобы ослепла, не дать ударить в пах, но это уже трепыхания, драться в партере явно не умеет, кулаком слева в висок, еще раз, еще, приподняться на коленях и два мощных удара в грудь. Все.

Опять приходится рвать одеяло. Связать, снять пояс, снять обувь — нечто вроде мокасин без всяких украшений, вывернуть карманы. Да, у нее на одежде есть карманы, много. А вот барахла в них мало. Короткий прямой кинжал с пояса, пара монет светлого металла с чьим-то носатым профилем, двадцать медяшек, кожаный шнурок, сломанная деревянная расческа. Расческа с секретом, внутри длинная игла, видимо, закаленная стальная, поскольку тоже сломана нашей борьбой.

Проверяю состояние пленной — живет, дышит, только как-то нехорошо. Разбитые нос и губы кровят, на руке лучезапястный перелом со смещением, но это все ерунда, хрипы в груди и частое поверхностное дыхание гораздо хуже, как бы не внутряк. Придется поработать Доктором Азбукой*. Привожу девушку в полусидячее положение, оперев спиной на малую лавку, которую, в свою очередь, одним концом кладу на кровать, привязываю руки к туловищу, обматываю ее одеялом вместе с лавкой. Все, больше я сделать ничего не могу. Пора идти сдаваться. Опоясываюсь ремнем с кинжалом, вздыхаю и иду в коридор. Вернее, хочу идти, так как, развернувшись, вижу нацеленный на меня арбалет, а над ним — уже знакомый глаз, тот же, что давеча подглядывал в дверь. Приехали.

__________________________________________

* Доктор Азбука — Dr. ABC, англоязычная формула оказания первой медицинской помощи. Полностью выглядит как DRABC, где D — danger (опасность), R — reaction or response (реакция), A — airway (дыхательные пути), В — breathing (дыхание), С — circulation (циркуляция крови).

__________________________________________

* * *

— Маний, я тебя не узнаю в последнее время. Сдаешь, что ли?

— У него были слишком дерзкие глаза, шун Торр.

— Девка — дура, это ей не козочек беспомощных в партии бить! Что мэтр говорит?

— Ничего особенного, шун, рука, три ребра и селезенка. Через неделю будет снова скакать.

— Две. Две недели как минимум, скажешь Лирию. Это надо же додуматься! Никто не знает, что в голове у чужака, как еще не убил дуру. Когда-нибудь она нарвется окончательно. Кто теперь будет учить его языку людей?

— Мисина, шун.

— М-м, хорошо, пусть попробует. А вообще, как тебе гость?

— Головы не потерял, сбежать не пробовал, убить Ланку тоже не старался — наоборот, оказал ей помощь. Мэтр говорит, довольно правильно.

Сухой смешок:

— Три ребра — не старался?

— Ничуть, просто так рисунок боя сложился. Вон, Мишан с Кочуматом тоже — люди говорят, лучше пусть саблей рубанут, чем кулаком вдарят, так хоть какой-то шанс будет. Да и вы сами...

— Мда... Что там с Ланкиным кинжалом?

— Да вот...

* * *

Меня опять не убили. Выносившие девицу воины так зыркали в мою сторону, что становилось ясно, что они прямо-таки мечтают о любом сопротивлении. И дождались. Кинжал я не отдал. Что с бою взято, то свято. Со стороны это смотрелось смешно — босой человек в портках с одним коротким ножиком против четырех крепких мужиков в сплошном железе, вооруженных дубинками, короткими мечами и арбалетом. Но тут выбирать не приходилось. Согнешься сейчас — так оно дальше и будет. В итоге можно и до сверленых ложек докатиться.

Старший из воинов прогудел что-то в усы, в смысле — "мужик, не дури, давай сюда, а то порежешься", и протянул широкую ладонь. Я криво улыбнулся, перехватил железку обратным хватом в дальней руке и стукнул себя в грудь кулаком. Мое. Тот прогудел еще раз, уже жестче — "давай сюда, а то сам возьму". Пришлось скривить улыбку еще больше. Удар в воздух и снова в грудь — "я взял, мое". При этом я старательно кособочился, якобы от боли в ребрах. Воин покачал головой, коротко бросил что-то остальным, и к нему присоединился еще один. Они шагнули вперед...

Когда я смог, наконец, подняться с пола, кинжал лежал не там, куда я бросил его в начале сшибки, не в углу под лавкой, а торчал в центре стола. Хорошо так торчал, душевно — могучим ударом он был вбит в столешницу по рукоять, пробив толстенную доску насквозь. А с понятием тут ребята, и нравы не слишком от наших отличаются. Надо понимать, и порядок навели, и кто тут хозяин продемонстрировали, и гостя уважили. Били со знанием дела, но беззлобно, для порядка. Кстати, натурные испытания показали, что голыми руками драться с людьми в кольчугах с гамбизонами, поножах из толстенной кожи и кожаных же сапогах с подошвой в два пальца, по разрушительному воздействию ничуть не уступающих хорошим берцам, практически бесполезно. Только пальцы обдирать. Единственным более-менее уязвимым местом оставалась голова, но кто ж даст в нее ударить? Уж явно не эти мОлодцы в сварных кольчугах индивидуальной подгонки.

С трудом вытащив кинжал из стола, я занялся его осмотром. Непростой ножичек-то. Прямой полуторалезвийный однодольный цельнометаллический, обмотаная шнуром рукоять, выгнутая вперед крестовина. Заточен правильно и на совесть, с упором на протыкание, в наше время такое редко встретишь. Ну да, раз они тут на холодняке сражаются, значит, дело жизни и смерти, а с этим не шутят. Металл обычного серого цвета, без единого пятнышка ржавчины, возле крестовины клеймо — кружок с ноготь, в нем два стилизованных молота параллельно друг другу, концами в разные стороны. Ба, да кружок-то травленый! И только в нем проглядывает настоящая душа этого клинка — мелкие волнистые извивы и крапинки золотисто-коричневого цвета. Я аж крякнул.

От разглядывания дива дивного меня отвлекла вновь открывшаяся дверь. Пришел парень-служка, другой, но примерно того же возраста, что и давешний пакостник. Принес поесть, шустро сгрузил большую миску, кружку и кувшин на стол и ушел, только раз стрельнув в меня любопытным глазом. В миске оказалось что-то вроде жидкого пюре, щедро сдобренного белым порошком, по вкусу и запаху — толченой яичной скорлупой, в кувшине — чистая прохладная вода. Самое то для моих горящих огнем челюстей.

В комнате я просидел еще неделю. Выходить никуда не хотелось, да и сил не было. Стремительно вырастающие зубы отнимали у организма все ресурсы, нестерпимый зуд и жжение сопровождались субфебрильной температурой, вдобавок доставшиеся мне за последнее время тычки и сотрясения вкупе с многочисленными потерями сознания никак не способствовали хорошему самочувствию. Так что мои маршруты были простыми, лавка — стол — туалет — лавка. Пюре-кашица было очень сытным, помимо растительности в нем чувствовалась хорошая доля мяса, да и волоконца нет-нет да попадались. Все было перетерто настолько тщательно, что я даже посочувствовал местным поварам. Впрочем, наверняка это они мне сочувствовали. Если Делирий так обходится с каждым... К примеру, у приносившего еду мальчишки не было трех зубов, из чего я сделал вывод, что мэтр либо не хочет, либо не может выращивать зубы по отдельности, а только лишь всем скопом. Тогда неудивительно, я бы тоже предпочел терпеть до последнего, попросту вышибая пораженные кариозными монстрами зубы. К тому же, я сомневался, что у местных тут сладкая жизнь. В смысле, это мы, испорченные дети цивилизации, регулярно раскисляем свою эмаль всякими шоколадками да карамельками, прямо как в песне поется — "над шестою частью суши гордо реет "Марс" противный", а вот еще в позапрошлом веке кариес был признаком весьма обеспеченных семей. Доходило до того, что некоторые дамочки специально чернили зубки — примерно так же, как век спустя люди потели в жару в черных машинах с наглухо закрытыми окнами.

К исходу четырнадцатого дня огонь в челюстях пошел на убыль. Опухшее лицо, напоминавшее свекольного цвета подушку спало и приняло более естественную форму, близкую к изначальной. Я наконец-то смог прикоснуться ко рту и ощупать свои новые зубы. Да, все, как на подбор, даже зубы мудрости, которым раньше не хватало места на челюсти, отчего они причиняли массу неудобств каждую весну. Прикус идеальный, все настолько ровно и красиво, причем без всяких скобок, что хоть на выставку достижений стоматологии. А потом кое-что произошло.

Я в тысячный раз ощупывал языком зубы, как вдруг ощутил, что надоевший до смерти зуд прекратился. Наногномы прекратили ковырять остеоны, побросали свои кирки и пошли на перекур. И ощутилось это настолько четко и ясно, как будто где-то далеко лопнула тонюсенькая ниточка. Даже не знаю, какую аналогию подобрать — ну, словно сперва ревел ураган, потом он превратился в шторм, в тяжелую зыбь... а затем ее выключили. Вот просто так, был ветер — раз, и нет его, полный штиль. Это что же, я... почувствовал? В смысле, раз Пендальф замагичил мне зубы, значит, я сейчас каким-то местом зафиксировал прекращение действия его... ну, заклятия, что ли. Выходит...

Почти неосознанным жестом я вытянул руку в направлении окна, и... другой отвесил себе хороший подзатыльник. Вот идиот ведь, а? Что, когда учили водить технику, тоже газ сразу в пол до упора вжимал? Нет? А какого демона тогда сейчас выделываюсь? Может, это просто возможность ощущать, а не Дар. Или вообще глюк от радости, или ощущение не собственно магии, а реакций более не подгоняемого тела, да мало ли что еще. Так, срочно лечь на лавку, руки вдоль туловища, дышим, дышим... "Ом, ом, вэнитэ эн-соф", три раза с полной концентрацией, теперь "Аум — кассийяна — хара — шанатар-р"... "До — ин — сан — тан — ал — ва — ро — ам — си — та — роа"...

И только теперь, успокоившись — смотрю на перышко на полу в трех шагах от лавки, тихонько дую на него и одновременно делаю некое странное усилие внутри себя, словно бы пытаюсь пошевелить хвостом, который у меня был всегда, но только все время находился под действием анестезии. И перышко шевельнулось...

Я быстро закрыл глаза, как захлопнул заслонки амбразур в ДОТе, максимально расслабил мышцы — оказывается, все они были страшно напряжены и зажаты, будто я в одиночку разгружал вагон с чугунием, и принялся думать. Вернее, честно старался хотя бы не слишком обалдевать. Потребовалось больше часа и множество мантр, чтобы более-менее придти в себя, после чего я стал рассматривать ситуацию под разными углами. "Кто виноват" — вопрос не стоял, так что оставалось только извечное "что делать".

Кстати, а как магичил Делирий? Он ведь тоже не произносил никаких слов, не делал жестов и не чертил рисунков. Просто смотрел. Это хорошо, поскольку я всегда с подозрением относился ко всяким вербально-ритуальным и жестовым магическим системам в различных художественных произведениях. Ну не лежала душа к ним, смешными казались выкрики "Экспекто патронум" или дирижирование палочкой оливкового дерева. Почему тогда чучело на поле или жестяной рупор не колдуют? Конечно, есть концепции спускового крючка или мэтровские "звуки имени Бога"... но, по моему мнению, это все паллиативы. А вот магия, приводимая в действие усилием воли, мыслью — гораздо более интересный вариант. Физическая реализация... ну, оставим ее пока. В моем-то мире магии нет точно, иначе эксперименты на ускорителях давно бы ее уже засекли, там просто страшные цифры после запятой.

С другой стороны, скажем, чтобы научиться сносно "двигать хвостом", ученик сперва морщит лоб и делает пассы руками, да еще помогает себе произнесением затверженных звуковых последовательностей. Потом, с ростом умения отбрасываются внешние проявления, пока не останется чистое мыследействие. Как гипотеза пойдет — одна из многих.

По ряду косвенных признаков ясно, что Делирий здесь единственный маг, и подчиняется напрямую местному руководству. Отсюда следует, что магов в этом мире вообще не так уж много, и занятие это должно изрядно повышать социальный статус... Хм-м, вообще-то, шатко — я навскидку могу привести массу контраргументов...

И таким вот манером я обсасывал имеющиеся сведения почти до ночи. Особо выдающихся умозаключений не сделал, но хотя бы привел их в систему. Стало ясно, где и какие имеются белые пятна, хотя, если честно, пока было с точностью до наоборот — ровный фон "тумана войны" кое-где освещали редкие точки света. По ним не получалось не то что определить намерения противника, но даже толком представить себе рельеф местности.

А ночью пришла Мисина. Это я выяснил утром, в темноте же она была просто теплой и ласковой незнакомкой. Никаких анатомических отличий от земных женщин у нее не имелось, а пахла она просто умопомрачительно — чистой кожей, чистой, продутой морозными горными ветрами одеждой, корицей и медом и чем-то незнакомым, терпким и волнующе-загадочным. Кстати, она была первой, кто удосужился поинтересоваться моим именем. Этот странный выверт поведения местных как-то прошел мимо сознания, а теперь заставил не на шутку напрячься. Вдруг меня прочат на роль будущей жертвы, главного блюда на званом обеде или чего-то подобного? Мы же не спрашиваем у утки, как ее зовут, берем и фаршируем... Проверки ради, я назвал Мисине свой ролевой псевдоним — Рэндом.

Теперь, когда старый враг уже век, как вплавлен в камень своей Каледонии, люди стали более терпимо относиться к когда-то ненавистным звукам чужой речи. Слышал, кое-где даже появились общества реконструкторов, изучающих полузабытый язык высокомерных наглов и декламирующих творчество потрясателя копьем в оригинале. Власть, в том числе и Сам, смотрели на это дело с отеческой усмешкой. Отчего бы и не поплясать на костях, когда враг повержен во прах, и оный прах уже перестал светиться по ночам. Однако от деда-ветерана, понтонера 5-й ПОМБр*, лично мочившегося в Канал, я знал о масштабах и накале тех боев, и презрительных шуточек насчет наглов себе не позволял никогда. Ходил в наше местечковое общество в основном потому, что там седоусый дядька обучал всех желающих бою на холодном оружии. Майор в отставке Грязнов считал, что в жизни есть четыре стоящих штуки — конь, шашка, автомат и женщина. Ничему особенно крутому я так и не научился, это удел спецов, меняющих свое время на навык, однако хотя бы не опасался порезаться каким-нибудь кинжалом. Кстати, такие капитаны и майоры, к восторгу ребятни, были при каждом ДДТ**, ролевом обществе, в каждой школе внештатниками НВП**, ну и так далее. Император серьезно относился к вопросу преемственности поколений.