Шипы

Полковник Тодгард предпочитал жизнь подальше от урбанистических благ цивилизации. Лет десять назад ему посчастливилось купить небольшой домик за пределами мегаполиса, и с тех пор он мог пребывать только в двух местах: на тренировочной базе "Каракатица", которой он командовал, и у себя дома. Он называл свой дом Лавендер-Холл, потому что на клумбах у его стен, благодаря специальной технологии с искусственным подогревом, круглый год росла лаванда.

Едва вдохнув ее холодный горьковатый аромат, Лоуренс мгновенно успокоился. Знакомый с детства запах ассоциировался у него с чувством абсолютной защищенности, любви и заботы. С ним просто не могло произойти ничего плохого там, где пахло лавандой. Невольно Лоуренс закрыл глаза, и ему показалось, что он дома и что сейчас он услышит голос матери и ощутит прикосновение ее нежных рук.

— Рад видеть вас, мальчики. Спасибо, что приехали меня навестить.

Полковник вышел им навстречу, сияя белозубой улыбкой. На нем были джинсы, казаки и замшевая куртка. Намного больше он походил на крепкого зажиточного фермера, чем на профессионального солдата. И таким знали его немногие. После смерти жены, которая не оставила ему наследников и так и не успела увидеть Лавендер-Холл, Тодгард с болезненным упорством оберегал свою частную жизнь. Вот и сейчас... Каждый из троих молодых мужчин, которых он когда-то обучал, был по-своему близок полковнику. Но только Ли, его приемный сын, бывал здесь и раньше. И если бы не особые обстоятельства, то полковник Тодгард предпочел бы встретиться с ними на "Каракатице".

Он пожал руки всем троим и каждому тепло улыбнулся, но только Ли заставил растаять льдинки в его глазах.

— Пойдем на веранду — с нее открывается прекрасный вид на закат.

Четыре кресла, расставленные вокруг низкого столика, четыре стакана, окружившие графин с вином, и легкие закуски яснее слов говорили, что Тодгард ожидал их визита. Ли, знавший полковника лучше других, не удивился его гостеприимству, но Галлахер и Лоуренс решили, что дело серьезнее, чем они предполагали. Однако, тактично промолчали.

— Прошу.

Полковник Тодгард, а сейчас просто радушный хозяин, сделал приглашающий жест, и они расселись по креслам.

Закат действительно был прекрасен. По западному краю неба вытянулась широкая алая полоса, похожая на атласную ленту. Серо-голубые облака выстроились в причудливые башенки, растения и островки. Казалось, что там, на другом конце неба открылась Дверь, и кусочек совсем иной реальности случайно проник в наш мир. Постепенно Солнце садилось все ниже, тени удлинялись, краски блекли. Дверь исчезала, чтобы никогда больше не являть другой мир и другую жизнь.

Наблюдая закат и медленно потягивая вино, четверо мужчин вели разговор, такой же неспешный и неторопливый. Полковник исподволь расспрашивал их о прошедших трех годах и незаметно вытянул полную информацию о том, как обстояли их дела сейчас. Он проделал это настолько аккуратно, что даже Ли, молчавший по своему обыкновению большую часть времени, ничего не заметил. Дело, которое Тодгард, остававшийся полковником в любой ситуации, имел к своим бывшим подчиненным, было настолько щекотливым и горячим, что ошибиться было никак нельзя.

Наконец, настал момент, который полковник счел подходящим для начала серьезного разговора, ради которого все и затевалось. Последний час они просто трепались ни о чем, и как раз образовалась пауза. Как можно естественнее Тодгард сказал:

— Думаю, что могу вам помочь. Если, конечно, у вас нет других планов на ближайшие месяцы.

От его внимания не ускользнуло то, как троица переглянулась между собой, и Тодгард мысленно усмехнулся. Он сам обучал этих ребят и знал, на что они способны. Вероятно, Ли пересказал их разговор по телефону, и Лоуренс переварил эти жалкие крохи информации и сделал свои выводы. Что ж, посмотрим, насколько он ошибся.

Ли осторожно произнес:

— Мы готовы выслушать тебя, отец.

Галлахер и Лоуренс мгновенно заткнулись. По негласному уговору оба они признавали лидерство Ли, и с самого начала подразумевалось, что вести переговоры будет именно он.

— Дело-то в общем пустяковое, выеденного яйца не стоит. Нужно просто слетать в одно место, посмотреть, что там да как, и вернуться обратно. Как раз по вам.

Весь тон и вид полковника говорили, что речь идет не больше, чем об увеселительной прогулке. Он улыбался, обнажив ровные белые зубы, а бокал с вином в его руке только усиливал впечатление простоты и легкости. Но вот он встретился взглядом с миндалевидными глазами Ли, и отчетливо понял, что прием не сработал.

— А что там случилось, в этом "одном месте"?

Полковник поставил бокал на столик и перестал улыбаться. Игры кончились.

— Две недели назад один из наших кораблей возвращался домой из рейда. Еще за пределами Солнечной системы он получил повреждения и совершил вынужденную посадку на ближайшую подходящую планету. Они успели позвать на помощь, а потом ничего. От вас требуется узнать, что там произошло и эвакуировать экипаж, если будет необходимость.

— Что это был за корабль?

Полковник вздохнул.

— "Линкольн". Это был обычный учебный рейд и вот...

Глаза Галлахера перестали излучать счастье и потухли. "Абрахам Линкольн" был одним из учебных кораблей "Каракатицы", на котором будущие пилоты тренировались и проходили стажировку под руководством постоянного экипажа. В отличие от Лоуренса и Ли, Галлахер близко знал всех этих ребят, потому что тоже стажировался на "Линкольне". Он сглотнул застрявший в горле ком и одним глотком осушил свой бокал. Его слова прозвучали тщетной надеждой на чудо:

— Может быть, у них просто нет связи?

Тодгард покачал головой.

— Мне очень жаль, Джин. Они пропустили уже все мыслимые и немыслимые сроки. Это значит, что корабль разрушен настолько, что вышли из строя все дублирующие системы, либо... Ты сам знаешь.

Галлахер знал. Либо все мертвы, и поэтому некому выйти на связь.

Полковник сделал паузу, давая им время придти в себя. Они ведь так и оставались солдатами и лучше других понимали неизбежность Смерти.

— Почему именно мы? — внезапно спросил Лоуренс, до сих пор хранивший молчание, — Насколько я знаю, гражданские лица не допускаются к участию в военных операциях. Кроме того, у нас нет подходящего для эвакуации корабля.

— Ты прав, Хэнк, гражданские лица, каковыми вы сейчас являетесь, не могут участвовать в военных операциях. Но, когда я говорил, что они позвали на помощь, это не было простой аллегорией. С "Линкольна" был отправлен сигнал SOS, а это значит, что теперь им вправе помочь любой, кто услышал его. Наши люди перехватили сигнал на Нинье и пока что об этом не знает никто. Что же до корабля, то...

— "Наши люди"? — перебил его Ли, проявляя удивительную для азиата непочтительность, — Карты на стол, полковник. "Наши люди" это разведка? Почему не пошлете еще один корабль с "Каракатицы"? Почему перехватили сигнал? Почему именно мы?

Вопросов было слишком много. У полковника Тодгарда был приказ: как можно меньше информации. Но люди, отдававшие этот приказ, не знали его питомцев, его мальчиков так, как он. Они вцеплялись мертвой хваткой и не отпускали до тех пор, пока не добивались своего, — его школа. Либо он расскажет им все, как есть, либо ничего не добьется. Тодгард помолчал, собираясь с мыслями и пронаблюдав, как Солнце полностью упало за горизонт.

— На "Линкольне" были мнемоник и его охрана. Его решили перебросить с учебным рейдом, чтобы не привлекать лишнее внимание, но информация, которую он вез, была слишком важна. Разведка решила, что так будет проще: просто обычный рейд и обычный военный мнемоник. Никто не ожидал, что корабль потерпит бедствие и попросит о помощи. Даже капитан не знал, какого рода информацию он везет. Ты прав, Айк, самым естественным было бы послать корабль с "Каракатицы", но разведка не хочет рисковать и снова посылать стажеров. Снарядить другой корабль означало бы привлечь ненужное внимание. А так... сейчас любой может лететь им на помощь, но сигнал перехватили, и теперь "любым" можете быть вы.

— В чем заключается ДЕЙСТВИТЕЛЬНАЯ задача?

— Вы должны разобраться, в чем там дело, и эвакуировать экипаж, но в первую очередь вы должны взять на борт мнемоника.

Всегда, во все времена самым ценным в мире было не золото, не вода и не нефть, самой ценной была информация. Постепенно, с развитием науки и техники, ее объем увеличивался, и скоро актуальной стала не только сама информация, но и ее носители и защита. Последнее в сочетании с развитием высоких технологий породило мнемоников — людей, способных запоминать, сохранять и воспроизводить объемы информации, на несколько порядком превосходящие обычную человеческую норму. Название было дано по аналогии с романом Гибсона, когда-то описавшего мнемоника по имени Джонни, хотя сами механизмы расширения объема долговременной памяти были совершенно другими.

Естественно, в полный рост встал вопрос защиты. Мнемоник получал информацию в состоянии глубинного транса и в зашифрованном виде, и обычно сам не знал, что именно он везет — список гостей и меню предстоящей вечеринки или план захвата Вселенной. Извлечь информацию мог только специалист, знавший коды расшифровки. В случае несанкционированного доступа срабатывала система защиты, поставленная вместе с загрузкой информации. Как правило, подчиняясь заложенной программе, мнемоник совершал мгновенное самоубийство, или полностью выжигались нейронные сети коры головного мозга, но в любом случае это означало гибель. Это давало относительно надежную защиту информации, если, конечно, абстрагироваться от возможности ее потери.

В отличие от Галлахера и Ли, Лоуренс изучал этот вопрос среди многих других, и он был единственным, кто понял, что присутствие на "Линкольне" армейского мнемоника из разведки может в разы осложнить всю операцию. В задумчивости он свел руки шатром, соединив кончики пальцев, что сделало его похожим на иезуита, а потом задал новый вопрос:

— Означает ли это, что мнемоник имеет приоритет и перед нами тоже?

Тодгард и бровью не повел и стойко выдержал его пристальный взгляд:

— Да. Видите, я честен с вами.

— Что будет, если мы откажемся?

— Думаю, что ничего, но, как ты понимаешь, я не могу ничего гарантировать.

— Хорошо, — непонятно ответил Лоуренс и снова погрузился в молчание.

Быстро стемнело, что означало наступление комендантского часа в мегаполисе, но сейчас это никого не волновало. Вместе с сумерками пришла и ночная прохлада. По предложению радушного хозяина все четверо перешли в гостиную, где Галлахер коснулся вопроса, касавшегося непосредственно его самого:

— А корабль?

— Будет. Если вы согласитесь, корабль будет.

Ли философски заметил:

— Должно быть, разведчики очень сильно хотят узнать, что там произошло.

Полковник промолчал, но и так было ясно, что — сильно хотят. Галлахер, усердно уделявший внимание не только беседе, но и вину, но, тем не менее, не пьяневший, с сожалением посмотрел на опустевшую бутылку и задал следующий животрепещущий вопрос:

— А наш гонорар?

Тодгард назвал цифру — столько они обычно брали за обычный рейд — и добавил:

— Каждому. Плюс премия за спасение корабля и экипажа.

Все трое переглянулись, и Ли спросил:

— Мы можем подумать?

— Вы должны дать ответ сегодня. Я сейчас пойду в библиотеку, а вы можете здесь посовещаться.

Они остались одни. Галлахер снова заглянул на дно пустой бутылки и озвучил их общую мысль:

— Не нравится мне все это.

Ли упрямо повторил:

— Я полечу в любом случае.

Лоуренс по-прежнему сидел молча, сведя вместе руки и скрестив ноги.

— А на гонорар сходим в бордель с невесомостью, — добавил Галлахер и мечтательно закатил глаза. Он был оптимистом, и на его губах снова была улыбка.

— Точно, у тебя только одно на уме.

— Эй, Ло, хватит думать, лучше скажи, сколько нам причитается "за спасение корабля и экипажа"?

Лоуренс вздрогнул, вынутый из потока своих мыслей. Тем не менее, он сразу назвал сумму, и прозвучавшая цифра заставила Галлахера уже серьезно обратиться к Ли:

— Знаешь, я, пожалуй, составлю тебе компанию в этой увеселительной прогулке.

Лоуренс по очереди посмотрел на них обоих. Он готов был отказаться, но в последний момент карма повернула в другую сторону. Он подавил в себе страх и дурные предчувствия и принудил себя улыбнуться.

— ОК, прилетели-увидели-победили.

— Дайте мне цель...

Галлахер сложил руки пистолетом и прицелился в глаз Лоуренса. Тот оттолкнул его руку, и Галлахер чуть не свалился с кресла.

Пока они резвились, Ли прошел в библиотеку. Тодгард смотрел толстый старинный фолиант, но его взгляд был устремлен в никуда, и полковнику понадобилось некоторое усилие, чтобы сосредоточиться на вошедшем.

Сдает старик, внезапно подумал Ли, и эта мысль вызвала у него тревожную смесь жалости и острой сыновней любви. Все же сдает и теряет форму.

— Что вы решили?

— Мы согласны, отец.

— Я рад, что не ошибся в вас. Спасибо, сынок.

— Когда отлет?

— Чем быстрее, тем лучше. Время уже не ждет.

С кораблем все устроилось легко. Через цепь подставных лиц Лоуренс приобрел по цене металлолома списанный военный корабль "Ричард Плантагенет". Док, в котором Галлахер держал свой корабль до этого злосчастного последнего рейда, был все еще за ним, хотя корабль и пришлось продать. "Ричарда" перегнали со стоянки, и вся троица занялась тестированием оборудования. То есть основную часть работы делал, конечно, Галлахер, а Ли и Лоуренс выполняли роль мальчиков на побегушках. Такое положение дел доставляло Галлахеру немало удовольствия, и он гонял своих "лошадок" и в хвост, и в гриву. Ни тот, ни другой ни разу не видели живых лошадей, но понимали, что им приходится туго.

К немалому удивлению Галлахера внутри "Ричард" оказался куда новее, чем снаружи. Он был оснащен по последнему писку новейших технологий, а все системы великолепно работали. Внимательно изучив внешнюю обшивку, Галлахер обнаружил мощную сегментарную броню, которую искусственно состарили и придали ей вид полусгнившей развалины. Пораскинув на эту тему мозгами, Галлахер решил ничего не менять.

Так же быстро, словно по мановению волшебной палочки, решился и вопрос со снаряжением.

"Ричард Плантагенет" относился к среднему классу армейских кораблей. Он не был десантным и не предназначался для транспортировки большого количества людей, и Галлахер заранее представлял себе ту тесноту, которая неизбежно возникнет, когда они возьмут на борт экипаж "Линкольна". С другой стороны некоторая сумма денег, выплаченная авансом, привела Галлахера в благодушное настроение и заставляла мириться с предстоящими неудобствами. Через две недели, когда корабль был полностью готов, Галлахер перегнал его на стартовую позицию.

За девять часов до старта он был разбужен звонком. Не открывая глаз, Галлахер дотянулся до будильника и нажал отбой, но душераздирающий звонок от этого не умолк. Со стоном разочарования Галлахер перевернулся на другой бок, раздвинул веки на пару миллиметров и посмотрел на телефон, но и не он оказался источником раздражения. Стон перешел в ругательство. По личному времени Галлахера сейчас была глубокая ночь. Несмотря на это, пришлось ему сползать с кровати и топать к двери. Он включил обратную связь и поинтересовался: