| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
В общем, моё признание в попаданстве и в этот раз было каким-то скомканным, хотя водку вроде не пил и к артисткам лёгкого поведения ехать не призывал…
И как это у других получается?
Пришёл и, только сказал: «Я из будущего» — как все тебе тут же начинают жоппу шершавыми языками лизать…
Чёрной завистью завидую, блин.
* * *
Когда обратно привели педагога-новатора, народ (да и я признаться) уже немного успокоился и уже не только с недоумением, страхом или ненавистью посматривал на меня… Но и с изрядным любопытством.
Поинтересовавшись здоровьем Сороки-Росинского и Мехлиса и, получив от последнего сквозь зубы что-то вроде «не дождёшься, вражина», я начал:
— Товарищи! Если бы я был иностранным шпионом, или вообще — врагом Советской власти — разве я бы сделал заявление, что я не Сталин? Наоборот, я бы изо всех сил старался «косить» на него… Сами то подумайте!
Не услышав возражений — по крайней мере вслух, продолжил:
— Давайте работать в таком формате: я расскажу вам про будущее, отвечу на интересующие вас вопросы по нему, а потом сделаю каждому из вас предложение — от которого уверен, вы не сможете отказаться.
Спустя какое-то время Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич, обращаясь к профессору Виноградову:
— А что говорит в этом случае медицина?
Тот с полным понимаем озабоченности, уверенно отвечает:
— Если Вы про психиатрию, то Иосиф Виссарионович абсолютно здоров и находится в твёрдом уме и ясной памяти. Хотя и перенёс совсем недавно мини-инсульт.
Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич:
— Товарищи! Давайте, наконец его выслушаем… Может тогда поймём в чём дело.
После этих слов все пятеро уставились на меня, а Розалия Самойловна, с холодной усмешкой:
— Ну, товарищ Сталин или как там тебя… Рассказывай про будущее! Только правду и только правду: я брехню за версту чую.
Не отводя взгляда от её колдовски-чёрных — отнюдь не поблекших с возрастом глаз, отвечаю:
— Всё как есть расскажу, кроме моих настоящих фамилии, имени, отчества и дат ваших смертей, конечно…
Стараясь не смотреть в сторону Мехлиса — который в «моей» истории умер немногим раньше Реципиента, тыкаю большим пальцем себя в грудь:
— Поверьте на слово: очень тяжело жить, считая каждый прожитый день… Гитлеру не пожелаешь!
Землячка перебив:
— А когда ты сам умрёшь?
Не люблю таких вопросов, ибо знаю одну историческую байку, в которой вслед за ним — «предсказателю» прилетело топором в лоб и ехидное: «А вот и неправда — ты умер сегодня, прямо сейчас!».
Личное оружие в комнате охраны забрали, но даже мужиков не обыскивали и, тем более — не залазили под юбку единственной даме…
Держась настороже, кивнув на портрет на стене, требую уточнить:
— Я, или товарищ Сталин?
Та смешавшись:
— Ээээ… Товарищ Сталин.
На автомате выдаю:
— В «реальной истории» товарищ Сталин скончается пятого марта 1953-го года.
Та, помедлив:
— А ты?
— Второго октября 20…-го года.
Мехлис, скривившись как от зубной боли:
— Бред!
Но на него зашикали оба Бонч-Бруевича разом:
— Пусть расскажет! А там будет понятно — бред это или нет.
Ставлю условие, глядя в упор на Мехлиса:
— Чур, только не перебивать. Выслушайте и потом можете задавать любые интересующие вас вопросы… Договорились?
Любопытство не порок, а присущая всему живому функция организма — способствующая выживанию… Правда не всегда. Очень часто — совсем наоборот, но тем не менее… А высшая форма организма — к коей относится каждый человек, смерть как хочет узнать «что там за горизонтом» — про будущее то есть.
Поэтому тот даже с нетерпением:
— Договорились… Начинайте уже!
Избегая что-либо упоминать про лично свою — бурную событиями и нелицеприятными фактами биографию, я начал вкратце — очень вкратце рассказывать дальнейшую историю, вплоть до момента своего переноса:
— Итак, товарищи: 22 июня, ровно в четыре утра…
* * *
Уже в первой половине моего рассказа о грядущем, Лев Захарович уронил голову на подставленные ладони… Мне даже показалось, что он плачет и невольно вспомнился Маяковский:
«Если бы
выставить в музее
плачущего большевика,
весь день бы
в музее
торчали ротозеи.
Еще бы — такое не увидишь и в века!».
Сказать по правде и мне пока в диковинку.
Как будто на полжизни постаревшая, Землячка сидела неестественно прямо, неподвижно, плотно сжав губы, остекленевшими глазами глядя в какую-то невидимую точку прямо перед собой… Как окаменевшая Лотта — увидевшая творившееся в родном Содоме и Гоморре безобразия.
Остальные впрочем — немногим лучше, особенно Сорока-Росинский — услышавший число жертв ленинградской Блокады…
Мне их стало жалко: а не перестарался ли я?
Но я всё-таки продолжал и закончил такими словами:
— …Таким образом, товарищи, две крупнейшие республики бывшего СССР — сцепились с собой в многолетней кровопролитной войне, на потеху всему прогрессивному и не совсем человечеству. У меня всё: чем закончился этот самый большой цирк под открытым небом и куда уехали главные клоуны — я без понятия.
Закончив, я при полном молчании, прямо с горлышка жадно допил остатки воды в графине и, напророчил:
— Уверен не ошибусь, если предугадаю что первым будет вопрос про меня. Точнее, как мой разум оказался в теле товарища Сталина… Так ведь?
Кржижановский, первым придя в себя:
— Конечно, так!
Не став особо мудрить, я бесхитростно ответил:
— Я по этому поводу ничего сказать не могу, ибо сам не знаю. Сидел за компом и вдруг, бац… Я — СТАЛИН!!!
Поскрёбышев подтвердил:
— Я в этот момент находился рядом и могу подтвердить: случившееся было полной неожиданностью для… Для…
Кржижановский подсказал:
— Для человека из будущего.
Кивнув благодарно, Поскрёбышев продолжил:
— Он выглядел растерянным, не понимающим где находится и как сюда попал…
Украдкой бросив на меня взгляд:
— …Правда, довольно быстро освоился.
Я согласился:
— Было такое дело — не знал что и подумать и, чувствовал себя в Генштабе — как Миклухо-Маклай среди папуасов… Потом смотрю: а они все в синих штанах… Значит, свои.
Тот продолжил:
— Я и погибший совсем недавно товарищ Власик сразу заметили: хоть голос — всё тот же и, даже наличтвует характерный акцент — построение фраз совершенно другое, как и применение отдельных слов и их сочетаний. Ну, а потом он нам признался и привёл неопровержимые доказательства…
Про тот, что это «признание» было в ресторане и совершенно мной по-пьяни, Александр Николаевич политкоррентно промолчал.
Кржижановский, недоумённо оглядывая всех и задержав пристально-недоверчивый взгляд на мне:
— Невероятно! Я достаточно легко могу поверить в способность человеческого разума путешествовать в пространстве и времени и, вселяться в кого угодно… Но то, что он случайно выбрал именно товарища Сталина — который один на всю планету, а не например — какого-нибудь китайца, коих на нашей планете большинство… Такого не может быть!
Посмотрев на потолок, решив не упоминать ни о каком «туннеле со светом в конце», ибо исключая Косынкина — здесь собрались сугубо одни атеисты-материалисты, я предположил пожав плечами:
— Возможно это был какой-то научный эксперимент, под который я случайно попал… Не знаю, в общем, а врать вам не хочу.
Не знаю чем бы всё это кончилось, ибо «ожившие» Мехлис и Землячка продолжали смотреть на меня откровенно враждебно. Да и оба Бонч-Бруевича поглядывали как-то подозрительно косо… Но положение спас Профессор Виноградов:
— Товарищи! Могу предположить, что какая-то группа учёных-коммунаров из будущего, сделав какое-то великое научное открытие — специально «переслала» нам его, чтоб всё исправить.
Естественно, появился вопрос:
— А почему он сразу не сказал это?
Тот, изрядно потея и промокая носовым платком лоб:
— Возможно из-за мини-инсульта — про который я рассказывал, он частично потерял память.
Вновь все вытаращились на меня, но уже совсем по другому… С надеждой, что ли.
Кржижановский задумчиво протянул:
— На данный момент, это единственная теория, которая хоть как-то, но всё объясняет…
Чуть не испортила всё Землячка, очковой коброй поблёскивая стёклышками очков:
— А может всё наоборот? В будущем была образована Всемирная Республика Советов, построен коммунизм… А группа уцелевших капиталистов на каком-нибудь острове, наняла продажных учёных, чтоб всё переиграть?
Как пишут в романах: «Нависла зловеще-звенящая тишина…».
Чуть приподнявшись, я пристально посмотрел в её глаза — та аж очки сняла:
— Розалия Самойловна! Так Вы стопроцентно уверенны, что в данный момент — в СССР строится коммунизм? А не что-нибудь другое?
Все и ахнуть не успели, а Косынкин дёрнулся было — да и застыл в этом положении… Как достав из кармана свой «ТК», сняв с предохранителя, передёрнув затвор, я приставил холодный ствол к виску:
— Скажите мне «да» и, я тут же «уйду» от вас. А вы продолжайте строить — флаг вам в руки и барабан на шею!
Странно, но никакого «биения током» я не почувствовал… Сняли со «строго поводка», что ли? Типа, я уже настолько изменил историю, что могу стреляться, вешаться или топиться — дело сделано?
Непонятно…
Землячка первой отведя глаза, с горечью сказав:
— Увы! Но я стопроцентно уверенна, что со строительством коммунизма мы идём куда-то не туда.
Поставив пистолет на предохранитель и спрятав его в карман, я оглядев всех и каждого:
— Товарищи! Что бы помешать строительству коммунизма, мне не надо было собирать вас всех здесь… Мне достаточно было просто ничего не делать, оставив всё как есть.
По ответным взглядам я понял, что переломил ситуацию на свою сторону и, с этой минуты начнётся конструктивный диалог.
— Сразу расставляю все точки над «ё», чтоб после не было непоняток между нами. Не знаю за каким хунтом меня к вам послали, но лично я никакими глобальными целями — типа построения коммунизма, не задаюсь! Ни на всём земном шаре, ни на всего лишь одной шестой части его поверхности. Лично моя цель: оптимизировать потери в будущей войне — снизив их хотя бы на пару миллионов и сделать так, чтоб нашей стране стало лучше жить… Хоть совсем на немного!
Не услышав возражений по «программе-минимум», сев на своё место во главе стола, я:
— Ну а теперь можете задавать вопросы. Только по очереди и на этот раз всего по одному: наговориться мы с вами ещё успеем.
Пока все пятеро «неофитов» переглядывались, профессор Виноградов поделился собственным опытом:
— Товарищи! Я убедился что этот человек говорит правду, задавая вопросы про современные ему медицину, наиболее распространённые болезни и лекарства. В частности, я спросил его: чем он болел в своих — довольно-таки преклонных по нашим меркам годах и чем его лечили мои коллеги из будущего…
Многозначительно помолчав, торжествующе:
— …Так вот: придумать специально такое нельзя — эти надо самому переболеть! Вы только почитайте фантастические романы: до чего же там всё убого — даже у такого писателя как Жюль Верн… А рассказ это человека — изобилует самыми мельчайшими подробностями, над которыми фантасты обычно не задумываются при написании своих опусов.
После него, первым с изрядной патетикой, меня спросил Мехлис:
— Как вы такое могли допустить?
Я ответил той же монетой:
— А как вы могли такое допустить? Вы — первые начали!
Хотя было похоже на сценку из детства: «Дурак! Сам дурак!», но подействовало — Лев Захарович заткнулся и задумался.
Глеб Максимилианович Кржижановский:
— Извините… Эээ…
— Иосиф Виссарионович, если забыли.
— А что такое «комп», Иосиф Виссарионович?
Я, буквально млея, едва не описцавшись лишь при одном упоминании:
— Ооо!!! «Комп» — народно-сокращённое от слова «компьютер», это… Это, товарищи, для моего современника…
— …ВСЁ!!!
* * *
Я тараторил не умолкая!
Мой рассказ про компьютеры, ноутбуки, айфоны, смартфоны, планшеты — плавно перетекший в повествование про Интернет, «Википедию», «игрушки», социальные сети, селфи и всё такое прочее — продолжался немногим меньше, наверное — чем про историю человечества с 1941-го по две тысячи …ой год.
Были и разумеется вопросы, с которыми меня перебивали:
— Сколько-сколько операций в секунду?
— Мой самый обычный, даже уже изрядно устаревший «Intel Pentium 4» мог обрабатывать до четырех миллиардов вычислений в секунду. А инженерные, так называемые — «большие» компьютеры — на порядок, а то и два больше. Сколько именно не знаю — не мой конёк, извините.
— Невероятно…
У Кржижановского, аж очки запотели!
— …Производительность самого лучшего арифмометра, выпускающегося ленинградским заводом — всего сто пятнадцать вычислений в секунду.
Усмехаюсь:
— Вы бы ещё про деревянные счёты вспомнили, Глеб Максимилианович.
А вот при просьбе рассказать про устройство всех этих «ништяков», я начал буксовать и даже включать заднюю:
— Не знаю! Всё что вспомню — запишу на отдельный листик и предоставлю Вам, а пока извините.
Тот в лютой непонятке:
— Как же так? Пользуетесь, а как устроено — не знаете?
— А вот так! В моё время даже автомобили выпускались с не открывающимися капотами: отъездил пару миллионов «кэмэ» и сдал её в утиль, после чего взял кредит и купил новую.
У того, аж очки на лоб полезли:
— «Пару миллионов километров»? Невероятно!
— Даже понятие такое появилось: «пользователи». Ну, чтоб Вам было понятно — это что-то вроде класса…
После недолгих раздумий:
— …Да-да, именно социальный класс! Ибо, в Интернете можно хорошо зарабатывать — что и делают или пытаются сделать десятки и сотни миллионов пользователей. И прям-таки по Марксу, Энгельсу и Ленину, во Всемирной сети тут же возник ещё один — эксплуататорский класс, отнимающий у пользователей часть прибавочной стоимости — «админы».
После этих слов, все так и оху…
«Ухи поели» и причём — досыта, до отрыжки.
После недолгого молчания, Глеб Максимилианович Кржижановский встал и торжественно заявил:
— Товарищи! Это человек говорит правду: ни в бреду, ни в здравом уме — такое специально придумать нельзя!
Профессор Виноградов торжествующе:
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
