Весь этот пафосный монолог, я растерянно слушал, не понимая, чем вызвала моя скромная персона такое внимание этих, безусловно наделенных властью людей. И что, в конце концов, им нужно от меня. Лишь одно я понимал отчетливо, то куда я попал, скорее всего, не рай, потому что рай этот какой-то неправильный. Вообще, мне в те минуты было трудно что-либо понять, и то, что я принял единственно верное на тот момент решение, было сродни чуду. Найдя взглядом Романа, первого в этом мире встреченного мной человека, я, взяв его за руку, тихо сказал:
— Можно я с тобой, пока? — и окинув взглядом притихших девушек, черных здоровяков, полукругом стоявших за спиной юноши в красном, а также толпу одетых в белое, я добавил чуть громче: — Спасибо вам всем за теплый прием и за добрые слова. Только я действительно неважно себя чувствую, а для принятия каких-то решений, и вообще, осознания всего, что со мной произошло, нужно время. Я думаю, не много позже, вы согласитесь мне помочь, и объясните бедному младенцу, прежде всего, где я, а так же что такие как я должны делать, дабы не нарушить принятых у вас обычаев и правил. Спасибо еще раз за теплый прием!
По расслабившимся, после этих слов, и снисходительно улыбающимся лицам. А также ободряюще сжавшей мою ладонь, руке романа, я понял, что не промахнулся. Все это сказанное мной, с таким трудом, сквозь туман в сознании, оказалось действительно единственно верным, и как я впоследствии убедился, сыграло не маловажную роль в моей дальнейшей судьбе. Все вокруг зашевелились, задвигались. Нимфы и одетые в белое юноши и девушки, веселой толпой сопровождая нас, направились к тому самому, увиденному мной ранее зеркальному зданию. И вот, сквозь высоко нависающие над дорожкой ветви деревьев, постепенно стали проступать его огромные, уступом поднимающиеся ввысь стены, похожее на очень вытянутую вверх пирамиду. Сверкающее своими зеркальными гранями, оно производило впечатление какой-то неестественной легкости, и казалось ненастоящим. Верхушку его украшал такой же зеркальный купол со шпилем. По сторонам от дорожки, тут и там, попадались различные декоративного вида строения; беседки без крыш, белые, увитые растениями, вымощенные такими же белыми плитами площадки, на которых виднелись непривычных форм столы и стулья, окаймленные яркими клумбами. Различные скульптурные композиции, скамьи, фонтаны, так же самых удивительных форм и расцветок. И многое другое, что вначале показалось мне каким-то вычурным и аляповатым. Ступая босыми ногами по прохладным, слегка шероховатым плитам, сопровождаемый веселым и разномастным эскортом, я с любопытством разглядывал все попадающееся нам на пути, и только сейчас обратил внимание на то, что присутствие рядом со мной такого количества народа, не мешает мне видеть все вокруг. Приглядевшись, я понял, что был выше многих, по крайней мере, на голову, и что мой рост здесь, наверное, является редкостью. Это напомнило мне почему-то тех черных воинов сопровождавших верховного. И мысль о том, что за сила сковала меня там, отвлекла от благостных картин. Нужно было срочно собраться, и быть готовым к любым неожиданностям.
2
Мое настроение, если конечно в том состоянии у меня вообще могло быть нечто подобное, постепенно портилось. А может мне действительно стоит отдохнуть немного. Но тогда, невзирая на все мои усилия собрать разбегающиеся мысли, в сознании по-прежнему клубился туман из каких-то образов и обрывков фраз. Я попытался вспомнить, что говорил мне юноша в красном, явно наделенный здесь какой-то властью, и с нехорошим предчувствием начал понимать: 'весь его сдержанный монолог был одной сплошной угрозой'. Поэтому, первое что я должен сделать, после того как не много прийду в себя, это узнать кто он, и что за смысл таится в его словах. А пока, нужно сохранять нечто вроде нейтралитета. Как можно больше узнать о том, что это за место, и как я здесь оказался. Кто все эти люди. Как мне вести себя с ними, из-за чего вокруг моего появления здесь, такой ажиотаж и вообще, я еще много чего должен, но тут столько всего необычного, и в тоже время, столь оглушающе странного, что нормально соображать, просто невозможно. В голове происходит нечто неописуемое. То с огромной скоростью проносятся мысли о нереальности всего происходящего. 'Это или бред сумасшедшего, или невероятный, невозможный розыгрыш'. То медленно, словно из холодной туманной дали, проступает осознание чего-то грандиозного и страшно важного. Но вот ухватить это ускользающее нечто просто нет сил. Рядом со мной, и спереди, и сзади, едва не наступая мне на пятки, весело переговариваясь и непрестанно оглядываясь на меня, очаровательно улыбаясь и откровенно строя глазки, шумной компанией следовали чудесные создания. Эти дивные существа, грациозно ступая босыми ножками по белым плитам, являли собой просто воплощение красоты и совершенства. Распущенные волосы, идеальные фигурки, удивительно правильные черты лица. И как мне показалось тогда, каждая из них это личность, абсолютно гармоничная и самодостаточная. Я понял это, когда заглянул в восхитительные зеленые глаза одной такой личности, и споткнувшись, едва не повалил впереди идущих, вызвав при этом бурю восклицаний, понимающих улыбок и смеха. Оглянувшись, и поискав глазами Романа, я заметил, что он и его помощники тоже вовсю веселятся, но почему-то на девушек глядят как-то равнодушно, словно такая картина здесь, элемент привычного и давно устоявшегося быта. Также я заметил что за нами чуть отстав следовала толпа молодых людей в белых одеяниях, но ни юноши в красном, ни того со стеклянным посохом нигде не было видно. Мы продолжали двигаться в том же направлении, когда неожиданно деревья расступились и впереди открылся ошеломляющий вид на то самое, огромное здание, уходящее вверх, на неимоверную высоту. Больше всего оно походило на гигантскую вытянутую пирамиду, стены которой были сделаны из какого-то зеркального материала. Разделенные на правильные многоугольники, расположенные в странной манере, будто строители его всячески давали понять, что все это грандиозное сооружение не имеет ничего общего с окружающим его пространством. Словно обычные законы вселенной не властны над ним. И еще, в общем рисунке этих зеркал, отражающих под разными углами, то бирюзовое небо, то высокие раскидистые деревья, то прилегающую площадь с толпой собравшихся на ней, угадывалось нечто очень знакомое, но в тоже время таинственное и непонятное. Разглядывая это здание, я впал в какой-то ступор, и лишь чье-то похлопывание по спине привело меня в чувство. Оглянувшись, я увидел Романа, который стоя позади меня, растерянно выглядывал кого-то из толпы. Только тут я понял, что раскрыв рот, стою посреди огромной площади, а вокруг, расступившись, собралось не меньше тысячи народу. Здесь были юноши и девушки, одетые совершенно по-разному. Яркие, цветастые какие-то накидки, непонятного покроя платья, в общем, все здесь выглядели так пестро и празднично, что на их фоне в своем казенного вида серо-голубом мешке я казался себе смешным.
Но вопреки моим едва возникшим опасениям, никто не смеялся. Да, улыбки на лицах собравшихся присутствовали, но в основном открытые, добрые и даже ободряющие. Так что, захлопнув рот, я успокоился.
Возглавлял процессию, высокий, крепкий на вид молодой человек, серебристые в позументах одеяния которого, выдавали его принадлежность к службе патруля. На его левой груди была уже знакомая, только ярко зеленая шестиконечная звезда, в обрамлении молний, с изображением серебристого, не то диска, не то шара. А на голове у него красовался зелёного металла обруч, с зеркально отблескивающим камнем в центре лба. Темный ежик волос, пристальный, изучающий, слегка насмешливый взгляд серых глаз, прямой нос, плотно сжатые губы, волевой подбородок, говорили о великой силе и твердости характера этого субъекта. В руке он держал какой-то предмет, напоминающий короткий жезл из голубоватого металла. Приблизившись, он направил его на меня, а затем, слегка кивнул, как бы с чем-то соглашаясь. После чего стоявшие позади него тоже подошли к нам, и окружив стали молча, как показалось, настороженно разглядывать меня.
Среди них были мужчины и женщины. Нет, скорее парни и девушки. Причем совершенно юные. Поскольку до сих пор я не видел ни одного ребенка или старца, возраст всех кого я успел здесь встретить, по крайней мере, внешне не превышал восемнадцать-двадцать, а некоторым из них я не дал бы и пятнадцати. Например, вот этому чуду в розовой тунике со звездой молочно белого цвета на левой груди, и таким же белым обручем с бледно-розовым камешком в центре, охватывающим ее прекрасную головку. Длинные светлые волосы, нежные, почти детские черты лица, тонкая, вся какая-то хрупкая, она не отрываясь, внимательно изучала мое лицо, и этот взгляд ее ярко голубых влажно поблескивающих глаз, казалось; проникал в самое сердце. В нем читалась какая-то не ясная тревога и волнение, которые тут же передались и мне. Обернувшись, и найдя взглядом Романа, я еще больше встревожился. Мой провожатый неожиданно изменился, и выглядел откровенно напуганным. Его бледное лицо все было в бисеринках пота, а выпученные глаза едва не выскакивали из орбит. Проследив за его взглядом, я понял на кого, точнее, на что он так таращится. Это был тот самый жезл, что держал в руке, между прочим, до сих пор целя в меня, здоровяк в серебристой хламиде.
Не знаю, сколько это все продолжалось, но вот медленно, словно с усилием, глава процессии опустил непонятную игрушку, после чего коротко пробасил:
— Полноценен.
Тут же находящиеся рядом, все разом загомонили, наперебой пытаясь не то сказать, не то спросить меня о чем-то. На их лицах снова появились улыбки и, даже казавшийся до этого, холодным и неприступным обладатель странного жезла, зеленой звезды и по всей видимости, серьезных полномочий, попытался изобразить нечто вроде приветливой гримасы.
Тут я почувствовал, что кто-то настойчиво теребит меня за руку, и наклонившись, увидел прямо перед собой то, самое голубоглазое чудо.
Ухватив своими тонкими пальчиками мое запястье и заглядывая мне в глаза, она, радостно улыбаясь, что-то лопотала, но сквозь общий гвалт я ничего не мог расслышать.
Со всех сторон доносились отдельные фразы:
— Поздравляем! С рождением! Как звать тебя красавчик? Мы все так ждали!
Когда я в конец одурев от этого шума, перестал что-либо соображать, а моя и без того переутомленная голова решила было взорваться, раздался громкий голос:
— Внимание!!!
И все вдруг как-то сразу затихли. Словно некто большой и сильный взял, и выключил звук.
Стало так тихо, что можно было расслышать собственное дыхание, и странную далекую мелодию, доносившуюся откуда-то сверху. Теперь все взгляды присутствующих были обращены к говорившему, а точнее к провозглашающему сероглазому патрульному.
— Все досточтимые жители подзаконных уровней! Все дошедшие и сохранившие достоинство счастливые обладатели статуса полноценных! Вы, познавшие свет новой жизни, познавшие радость и полноту бытия! В этот особенный, долгожданный день, с умилением и восторгом взираете на рожденного!
— Голос у него был невероятно мощный, словно усиленный в несколько раз и проникающий казалось во все закоулки моего, и без того утомленного разума. А вокруг, все будто впали в какой-то транс, внимая каждому слову этого громовержца.
— Каждый из вас сегодня, наверное, вспомнил свой приход в дом, в этот удивительный мир, полный жизни, ярких ощущений и пьянящих удовольствий. Мы хорошо помним, как нелегко было понять все, что встречалось нам здесь на пути. Как сложно было принять и усвоить все то новое, что раскрывали нам наши наставники, и учиться заново жить. Как словно утратившие рассудок от свободы и всего увиденного, мы носились взад и вперед, восхищаясь каждой мелочью, каждым кустиком, каждым цветком, каждой травинкой. Как приставали с расспросами к первому встречному. Как искали родных и знакомых. Как плакали по ночам, не найдя никого из них. Но, не утратив надежду, продолжали настойчиво искать, снова и снова выбегая на встречу с очередным новорожденным, мечтая увидеть знакомое, а может даже и родное лицо. Так продолжалось долго, очень долго. Но вот, прошли дни и десятилетия, каждый из нас постепенно определившись, выбрал свой путь, найдя свой особый смысл бытия. Присоединившись к таким же нашедшим понимание, начал жить по определенным правилам, достойным или не очень, пытаясь убедить в правильности своего выбора как можно большее количество жителей. И вот, когда свободных от собственных убеждений не осталось. Когда наш великолепный дом стали раздирать на куски жаждущие власти, когда начались раздоры и все те события, о которых многим из вас уверен, не хочется вспоминать, главной мишенью и главным объектом убеждения, стали наши новорожденные.
'Вот это уже интересно, — подумал я, — Видно действительно не все благополучно в тутошнем государстве'. А тем временем, здоровяк в серебристом продолжал:
— Когда в чьих-то светлых, в кавычках, умах, возникла идея об использование их первых семи дней в своих, безусловно, благородных целях, а методы убеждения и уговоров потеряли всякие границы. После рассмотрения многих, отвратительных по своей наглости и грубости случаев, так называемого добровольного перехода на сторону той или иной группы единомышленников, совет достойнейших постановил. Каждый рожденный, будь то девушка, или молодой человек, вроде нашего сегодняшнего юноши, которого, кстати, зовут Алекс, появившись здесь, попадает под мою опеку. Я Приторий, своей властью гарантирую им полную неприкосновенность. До тех пор пока каждый из них не разберется во всем том, что происходит здесь. И пока каждый из них сам, добровольно, подчеркиваю, добровольно не сделает свой выбор. Хочу напомнить вам всем собравшимся: Это постановление действует уже много лет, но так как достигших цели с каждым годом становится все меньше. Поскольку за предыдущие пятьдесят лет к нам дошло не более двух десятков рожденных. А три последних года вообще никто не появлялся. Кое-кто из особо ревностных за это время мог забыть о постановлении совета касающегося правил поведения с новенькими. Посему, еще раз напоминаю, каждому из нас стоит быть внимательными, и не нарушать правил. Что же касается дальнейшей судьбы Алекса, то все что вас интересует, вы можете узнать на моей информационной линейке. Так же, все ваши вопросы и пожелания можете оставлять на главной линейке совета. А теперь, прошу всех собравшихся еще раз громко поприветствовать нашего новорожденного.
Таким образом, этот парень решил совсем добить меня, потому что, после его команды раздался оглушительный рев:
— При-Вет!— Ству!— Ем!
Затем, зазвучали громкие аплодисменты, и в меня опять, как совсем недавно, полетели охапки цветов, от чего мне снова сделалось дурно. Голова моя закружилась, ноги подкосились, так что я вот-вот готов был рухнуть к прелестным сандалиям моих столь гостеприимных друзей.
Дальнейшее я помню плохо. Кажется, кто-то вел меня куда-то. Меня о чем-то спрашивали, и я что-то отвечал, но все было как в тумане.
