| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Стараясь быть терпеливым, подсказываю:
— «Катынь» — это какая-то дыра где-то под нашим Смоленском, где находится (или до весны 1940-го года находился) лагерь для военнопленных польских офицеров. Что Вам по этому поводу известно, товарищ Влодзимирский?
Тот, вижу — тоже стараясь быть терпеливым, объясняет:
— Мне известно, товарищ Сталин, что для содержания пленных поляков осенью 1939-го были устроены три лагеря польских военнопленных. Но ни о каких расстрелах поляков в какой-то Катыни и тем более — массовых, мне ничего не известно.
Чешу недоумённо в затылке:
— И что? Так до сих пор и сидят они в тех трёх лагерях?
— Почему же? Военнопленных украинцев, белорусов и других национальностей, Родина которых на территории Западной Украины и Западной Белоруссии — уже весной прошлого года распустили по домам… Тех из поляков, кто согласился выехать на территорию отошедшую Германии, отправили туда.
С надеждой:
— А всех остальных ведь расстреляли, да?
Не сумев скрыть раздражения, тот восклицает:
— Да, нет же, товарищ Сталин!
Разочарованно бурчу:
— Скажите ещё, что отпустили предварительно хорошо накормив и погладив по попке…
— Нет, не отпустили. Польских генералов, чиновников и вообще всех офицеров — разместили в лагере близ Старобельска, что в Харьковской области. Враждебно настроенных к Светской власти поляков, а так же разведчиков, контрразведчиков, жандармов, полицейских и тюремщиков — в Осташковском лагере близ Калинина. Кроме этого, туда перевели немало польских граждан русского происхождения, до войны состоящих в Русской фашисткой партии или же состоящих в белогвардейских организациях и принимавших участие в террористической деятельности.
Жестом заострив моё внимание, Влодзимирский:
— Вот из числа этого контингента военнопленных, решением Особого совещания НКВД — около тысячи человек было оформлено «по восьмой категории».
Кивком давая понять, что понял что это за «восьмая категория» такая, спрашиваю:
— Всего «около тысячи»? Хорошо, но мало! А с рядовыми то поляками, что произошло?
— Простые пленные польские солдаты и унтер-офицеры, родом из немецкой части Польши, которые отказались туда возвращаться — содержатся в Козельском лагере Смоленской области и Путивльском лагере Сумской области.
Озадаченно переспрашиваю:
— Так, что? Польских офицеров на западе СССР нет?
— Нет, товарищ Сталин — только рядовые солдаты и унтер-офицеры.
Не сумев сдержаться, удивлённо восклицаю:
— Так откуда они там взялись?!
Все трое на меня уставились:
— Вы это про что, товарищ Сталин?
Отмахиваюсь:
— Так, мысли вслух… Не берите в голову, товарищи.
«Ларчик» открывается очень просто: польские историки — такие же бестыже-безнравственные шлюхи на службе у политики, как и их советско-российские коллеги. Правда, у этих есть одно оправдание: они проституируют во благо национальных интересов своего Отечества. У наших же профессиональных шалав с учёными званиями, даже такой отмазки нет.
* * *
Никаких «братских» чувств, ни к западным — ни к южным, или ещё каким славянам — я не питаю и отлично знаю — что это взаимно. Поляки в качестве врага обходятся на порядок дешевле, чем в качестве союзника.
Поэтому никаких «армий» — ни Крайёвой, не Людовой… Ни генерала Андерса, ни Берлинга…
Никаких «Трёх танкистов с собакою3»!
Поляки вообще — извечный, ещё со времён как бы не Рюрика и наизлейший враг Государства Российского. Что там не говори, фашистам не удалось взять, разрушить и сжечь Москву. Французам это удалось, да и только.
Чёртовы ляхи же, не только захватили и сожгли Первопрестольную во времена Смутного времени — но и больше года в ней сидели. Даже не пытаясь управлять завоёванной страной — а откровенно грабя и опустошая её… И, делали это они так основательно, что долго ещё словами Нестора-борзопица:
«Тогда по Руской земли ретко ратаеве кикахуть,
нъ часто врани граяхуть,
трупиа себе деляче,
а галици свою речь говоряхуть,
хотять полетети на уедие».
«Татары», «Батый», «Иго», «Золотая Орда»?
Три раза: ХАХАХА!!!
И пламенный привет составителям ЕГЭ.
Для меня татары — первые (и возможно единственные) в это части Галактике союзники для русских, а Батый — кто угодно, но только не монгол. Трёхсотлетнее Иго, в истории страны было только одно и, было оно отнюдь не «монголо-татарским» — а романовским. Золотая Орда же — великая евроазиатская империя, в которую Московия входила как государство-вассал…
Средневековый феодализм, мать его!
В своё время и, кстати — это было не так уж и давно, Пруссия была вассалом Ржечи Посполитной и что?
Хоть кого-то из современных германцев это напрягает?
Так что для меня что фашист, что поляк — понятия практически равнозначные. То, что они в данный момент сцепились меж собой — так это явление случайное и обусловленное двумя субъективными факторами: польской спесью и германской самовлюблённой тупостью.
И была бы у меня такая возможность (а может всё же появится?) я бы обе эти нации переселил бы подальше от наших границ…
Куда-нибудь за Атлантический океан!
Однако, бодливому попаданцу, Бог (или кто там так «играется»?) Бог рогов не даёт!
Однако, появилась проблема: до сих пор ещё живые поляки на подотчётной мне территории… Недоработал Реципиент, а мне теперь парь мозги — как будто больше их парить нечем.
Я б конечно, их всех загнал в овраг и не разбирая — кто там офицер, кто рядовой — из пулемёта…
Сам бы за «Максим» встал.
Однако, политика!
Чтоб добрый дядюшка Рузвельт подгонял мне «ништяки» и Черчиллю это делать советовал — резкие движения противопоказаны.
Поэтому, мы пойдём другим путём!
* * *
Кой-какие неясные моменты в этой истории остались, поэтому спрашиваю:
— Товарищи! А почему эти поляки считаются военнопленными? Насколько я знаю, ни СССР, ни канувшая «в лету» Польская Республика — войну друг другу не объявляли?
По наступившему молчанию, я понял что ляпнул какую-то — то ли откровенную глупость, то ли вопиющую бестактность.
— Хм, гкхм…
Изрядно покраснев за меня, Мехлис прокашлялся и извиняющим тоном, то и дело поворачиваясь к чекистам с выражением: «Ну, что поделаешь… Старость!», объяснил весь наш с клятыми ляхами расклад:
— Польское правительство Сикорского, ещё находясь во французском Анже, 18 декабря 1939-го года объявила войну… СССР. И не только на словах! Во время советско-финской кампании оно собрало сто тысяч добровольцев для участия на стороне Маннергейма. Правда, те собирались слишком долго и до окончания конфликта на фронте так и появились.
Мехлис замолчал, глядя на меня с видом:
«Ну что ж ты так лоханулся, а? У нас это каждому школьнику известно…».
Влодзимирский же, обменявшись взглядом с Пономаренко:
— Правительство Сикорского воюет с нами не на словах а на деле. Подчиняющейся ему «Союз вооружённой борьбы4», организовал в прошлом году сто с лишним терактов на Западной Украине, во время которых было убито и ранено немало советских граждан — советских и партийных работников, бойцов и командиров Красной Армии.
Чувствуя себя крайне неловко — как будто в битком набитом лифте пёрнул, я тем не менее довольно бодро:
— Так, значит между СССР и Польшей вполне себе объявленная война? Отлично! Будем геноцидить этих пшекских курв, везде где только их встретим…
Сделав таинственно-заговорщический вид:
— …Но сперва — пропагандисткая подготовка, в которой Вы — Товарищ Мехлис, будете играть первую скрипку.
Но прежде — совсем немного, основательно забытой моими современниками истории…
* * *
В результате Первой мировой войны обретя независимость, Польша тут же начала войны против окружавших её как старых — типа Германии и России, так и против новообразовавшихся стран — вроде Литвы у которой оттяпала Вильно и Украинской Народной Республики (УНР) — которую поглотила полностью.
«Гиена Европы», словами сэра Черчилля — совершенно точное определение!
В результате ещё до взятия Пилсудским Киева, ответного наступления Красной Армии и её разгрома под стенами Варшавы, в плену оказалось свыше 200 тысяч человек: военных и гражданских лиц, большевиков и белогвардейцев, бойцов антибольшевистских и националистических (украинских и белорусских) формирований.
Абсолютное большинство из них — порядка 150 тысяч, были красноармейцами.
Чтоб содержать такое великое множество народу, Речь Посполитая создала огромный — раскинувшийся на территории Польши, Белоруссии, Украины и Литвы «архипелаг» из десятков концентрационных лагерей. Самые известные из них: Стшалково, Шиптюрно, Ланьцут, Тухоле — даже тогдашней европейской прессой назывались «лагерями смерти».
Рисунок 54. Польский лагерь смерти для пленных красноармейцев. 1920 год.
Кто угадает, из какого времени эти строки?
«Из всего состава (пленено было около 1000 человек), выбрали коммунистов, комсостав, комиссаров и евреев, причем тут же на глазах всех красноармейцев один комиссар-еврей был избит и потом расстрелян».
Ни дать, ни взять — сорок первый год, да?
Зверства гитлеровцев-фашистов, зондер-команды, пресловутый «Закон о комиссарах» — что ж ещё…
А вот и не угадали!
Это показания бежавшего из плена красноармейца Валуева В.В., попавшего в плен полякам 18 августа 1919-го года под Новоминском.
Нечеловеческие зверства начинались на поле боя, в ближнем тылу и продолжались на всём этапе следования в лагерь смерти.
Из показаний красноармейца Михаила Ильичева, взятого в плен на территории Белоруссии:
«...Осенью 1920-го нас везли в вагонах, наполовину заполненных углем. Теснота была адова, не доезжая станции высадки, шесть человек скончались. Потом сутки нас мариновали в каком-то болотце — это чтобы мы не могли лечь на землю и спать. Потом погнали под конвоем до места. Один раненый не мог идти, мы по очереди тащили его, чем сбивали шаг колонны. Конвою это надоело, и они забили его прикладами. Стало ясно — долго мы так не протянем, а когда увидели гнилые бараки и наших, бродивших за колючкой в чем мать родила, реальность скорой смерти сделалась очевидной».
Но это ещё не ад, это только его преддверие. Настоящий ад начинается за колючей проволокой.
Из заявления вернувшего из плена красноармейца Мицкевича А. П. 5 марта 1920 года:
«По прибытии в лагерь нас поместили в холодный барак вместе с другими военнопленными. В бараке нас окружила толпа голых, оборванных и совершенно изголодавшихся людей, похожих на скелеты, с просьбой — нет ли у кого из нас, прибывших, хлеба. Немного позже выяснилось, что пища в лагерях выдаётся такая, что ни один самый здоровый человек не сумеет просуществовать более или менее продолжительное время. Состоит она из небольшой порции чёрного хлеба, весом около 1/2 фунта, одного черепка в день супа. Похожего скорее на помои, чем на суп, и кипятку. В большинстве случаев эти помои, имеющие название супа, выдаются несолёные. На почве голода и холода заболевания доходят до невероятных размеров. Медицинской помощи никакой… Десятки людей помирают ежедневно…».
Из заявления бежавшего из плена Фридкина М., взятого в плен 5 марта 1919-го года (ещё задолго до неудачливого наступления Тухачевского на Варшаву):
«Как только нас привели туда, комендант обратился к нам с такой речью: „Вы, большевики, хотели отобрать наши земли у нас, — хорошо, я вам дам землю. Убивать вас я не имею права, но я буду так кормить, что вы сами подохнете“. И действительно, несмотря на то, что мы до этого двое суток хлеба не получали, мы и в тот же день такого не получили, мы питались только картофельной шелухой, продавали последние рубахи за кусок хлеба, легионеры нас за это преследовали и, видя, как собирают или варят ту шелуху, разгоняли нагайками, а те, которые из-за слабости не убегали вовремя, бывали избиваемы до полусмерти.
13 дней мы хлеба не получали, на 14-й день, это было в конце августа, мы получили около 4 фунтов хлеба, но очень гнилого, заплесненного; все на него, конечно, с жадностью набросились, и заболевания, бывшие и до этого времени, но не в большом количестве, усилились (с 7000 пленных невозможно было найти санитаров), больных не лечили, и они умирали десятками. В сентябре 1919 г. умирало до 180 человек в день, никакой медицинской помощи нам не оказывали… В последнее время (около ноября) приезжала комиссия, но это тоже оказало мало помощи…».
Злодеяния «братьев-славян» зафиксированы вполне официально. Из доклада Е. Аболтина — председателя Российско-Украинской делегации Смешанной советско-польской комиссии по делам военнопленных, беженцев и заложников подготовленного в феврале 1923-го года:
«Может быть, ввиду исторической ненависти поляков к русским или по другим экономическим и политическим причинам военнопленные в Польше не рассматривались как безоружные солдаты противника, а как бесправные рабы... Пища выдавалась негодная для потребления и ниже всякого прожиточного минимума. При попадании в плен с военнопленного снимали все годное к носке обмундирование, и военнопленные оставались очень часто в одном нижнем белье, в каком и жили за лагерной проволокой... поляки обращались с ними не как с людьми равной расы, а как с рабами. Избиения военнопленных практиковались на каждом шагу5».
Сколько людей всего погибло в польских лагеря смерти, точно неизвестно. По некоторым данным, из взятых в плен с 13 февраля 1919-го года по 18 октября 1920-го, порядком 207 тысяч человек — домой вернулись около 76 тысяч военнопленных.
Процент сгинувших в польском плену советских граждан, вполне совпадает с таковым же — уничтоженных спустя двадцать лет в концлагерях Третьего Рейха. И вот теперь скажите мне: какая разница между фашистом в рогатой каске и с поляком в конфедератке?
Да, никакой!
Официальные советско-российские историки про это стараются не вспоминать. Европейские правозащитники — в упор не видят…
Но я то помню!
И как написано в библии:
«Мне отмщение и Аз воздам!».
* * *
Рассказав всё это Мехлису, Пономаренко и Влодзимирскому — сами они имели довольно смутные познания — слава интернациональной политике нашей партии, продолжаю:
— Через Верховный Совет СССР, в сжатые сроки скоро будут введены поправки в Уголовный кодекс, принят закон «об «военных преступлениях» или ещё лучше — «преступлениях против человечности». Это — я беру на себя, как Председатель Президиума Верховного Совета.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
