Век неспокойного солнца. Часть 2

— Наслышан, наслышан. От Петра Васильевича о тебе — только хорошее. Он тебя ценит, переживает, что засиделся ты на бумажной работе.

Васильчиков умолчал о настоящих словах Викентьева, сказанных несколько дней назад при личной встрече:

— Я тебе, Саша, подкину одного работника, из своих. Звезд с неба не хватает, инициативы от него не дождешься, разве что дурацкой — но исполнитель почти идеальный. Если вцепится — то как бульдог, не оторвешь. Достаточно глуп, чтобы не задавать лишних вопросов, и достаточно жесток, чтобы работать без лишних сантиментов. Активный педераст, со склонностью к садизму, но это нам пока без надобности. Аналитических склонностей никаких — зато прирожденный ведомый. В умелых руках способен на многое. Приглядись и используй. Не пожалеешь.

И Васильчиков пригляделся. Он поднял личное дело Петрова, оценил сеть осведомителей, которая до сих пор не развалилась, хотя ситуация в стране этому способствовала, тщательно проверил все связи Константина и пришел к выводу, что таким кадром пренебрегать не стоит.

Петров взялся за новое дело с жаром — у него вдруг снова появилась цель, позволяющая забыть о личных неприятностях. Он засадил за работу несколько молодых стажеров, которые принялись переворачивать сотни подшивок открытой прессы в поисках "жемчужных зерен". В ход шло все — сексуальные скандалы, обвинения в воровстве, незаконная покупка недвижимости, спекуляции ваучерами, внебрачные дети. Информация проверялась тщательно и негласно, в особо интересных случаях профи конторы устанавливали за "клиентами" слежку — от топтунов до жучков в квартирах и свежеприобретенных офисах.

К лету Петров вел троих депутатов Городской Думы и с десяток "новых русских". Он не задумывался, куда и к кому уходит собираемая им по крупинкам информация — он был загружен работой под завязку и просто не успевал поразмышлять о чем-то другом. Даже воспоминания о Денисе постепенно отошли на задний план.

Он снова сошелся с Викентьевым, ездил к нему отчитываться о работе — ну не отчитываться, а просто поделиться проблемами или загвоздками. Жизнь постепенно входила в налаженную колею, и теперь Косте даже казалось странным, что он столько времени провел, тоскуя о каком-то мальчишке.

И вдруг все рухнуло — в один миг, стремительно.

Тринадцатый отдел, в котором работал Петров, лихорадило почти год — поговаривали о сокращении, реорганизации служб, слиянии или, наоборот, размежевании с другими отделами. Костя пропускал разговоры мимо ушей, полностью сосредоточившись на работе. И увольнение свалилось ему на голову подобно сосульке, рухнувшей с крыши на макушку неосторожного пешехода. В полном ступоре Петров сдал дела, оформил обходной лист...Единственное, что он сообразил сделать — зайти перед уходом к Васильчикову. Тот сочувственно поцокал языком и намекнул, что Косте неплохо бы заехать к Викентьеву.

Петров помчался к Петру Васильевичу на всех парах. Уже в дороге он сообразил, что ни увольнение из органов, ни совет Васильчикова не могут быть случайными. Велась какая-то игра, в которой он, Константин Петров, был пешкой — но пешкой нужной и, чем черт ни шутит, даже проходной.

Викентьев встретил Костю со всем радушием.

— Знаю, все знаю, но не сочувствую. Такие специалисты, как ты, в отставке долго без дела не сидят. Так что слушай и мотай на ус.

— Петр Васильевич...

— Молчи, я тебе сказал. Все вопросы потом будешь задавать. "Техно-Банк" знаешь? Солидное заведение, основная сфера деятельности — инвестиции в научно-технические разработки. Говоря без обиняков — в наши разработки. А то пока будем от нынешних хозяев жизни ждать содействия — отстанем от всего мира. Начальник службы безопасности там — Олег Ковров. Да-да, ты вместе с ним учился, он потом в Москве работал, а сейчас вернулся назад. Олегу нужен заместитель, курирующий службу защиты информации. Не в плане компьютеров — а в плане проверки благонадежности сотрудников. Ну это ты знаешь — кто с кем встречается, кто кого трахает, куда отдыхать ездит и на какие шиши. Я порекомендовал тебя. Олег тебя прекрасно помнит и знает, что на твои профессиональные качества можно положиться. Так что завтра прямо с утра поезжай туда и оформляйся на работу. Вот адрес. Вопросы есть? Нет. Тогда извини — у меня еще много дел.

Весь вечер Константин провел в задумчивости. Не обладая острым умом аналитика, он, тем не менее, умел делать правильные выводы интуитивно. ФСБ негласно создавала какие-то параллельные конторы, на первый взгляд, негосударственные, коммерческие, но поддерживаемые мощью ее аппарата. Именно туда уходила собираемая некоторыми отделами информация, именно туда направлялись уволенные сотрудники — специалисты, много лет занимавшиеся сбором данных, анализом, дезинформацией, умевшие действовать где шантажом, где подкупом, знающие, как устроить неугодным несчастный случай. У этих специалистов были связи и осведомители во всех слоях общества — от интеллектуальной и политической элиты до криминальной шантрапы, повылезавшей изо всех углов в последние годы. Создавался плацдарм для захвата власти в будущем — захвата невидимого, скрытого от посторонних глаз, когда реальными хозяевами страны станут те, в чьих руках окажутся сосредоточены не только национальные богатства страны, но и тайные досье на ее потенциальных лидеров.

Петров не сомневался в том, что к дележу пирога и на милю не подпустят таких, как он. Слишком незначителен был Константин Петров для сильных мира сего, слишком незаметен. Ему до пенсии будет суждено таскать каштаны из огня для других, собирая и складывая в папки данные наружных наблюдений, доносы осведомителей, расшифровки прослушек. Но и на этом месте, которое плохо видно с вершин власти, можно было отлично устроиться — иметь немаленький счет в банке, ездить отдыхать на престижные курорты, удовлетворять любые желания.

А можно....Костя даже похолодел от мысли, нежданно-негаданно явившейся в голову. Можно накопить денег и рвануть заграницу. Такие, как он, везде в цене. Петров представил броские заголовки американских газет:"Бывший подполковник ФСБ разоблачает заговор против власти", "Новая книга подполковника Петрова — "ФСБ против России"".

Костя потряс головой. Глупости это все. Ничего он толком не знает, и никаких доказательств каких-то заговоров у него нет и никогда не будет. Вполне вероятно, что и заговора-то нет — ведь все его размышления строятся на допущениях, не подтвержденных ничем. Надо следовать приницпу Оккама и не умножать лишние сущности. Легко может оказаться, что отставные офицеры ФСБ высшего ранга просто решили делать деньги, а это в условиях нынешней разрухи доступно людям с головой. В конце концов, именно деньги определяют место человека в современном обществе. И Викентьев всего лишь опирается в своей деятельности на тех, кого знает и кому привык доверять. Он, Костя, со времен своего голодного детства хотел жить в роскоши — и сейчас имеет полную возможность начать осуществлять свою мечту. У него есть шанс, и этот шанс должно использовать с умом. Заработать денег, купить родителям хорошую большую квартиру, подкидывать им по чуть-чуть, чтобы старики ни в чем себе не отказывали, себе найти хороший дом в ближнем пригороде и ездить туда отдыхать...с Денисом.

Неожиданно мысли Константина свернули совсем в другую сторону. Он представил себе двухэтажный особнячок из красного и белого кирпича, небольшой, но уютный — в окружении сосен. Цветник перед входом в дом, высокий плотный забор, за который не проникают любопытные взгляды. Пару шезлонгов в тени цветущей сирени, дымящийся мангал, на котором аппетитно шкворчит шашлык, запотевшую бутылку, которую вот только что вынули из морозильника и принесли на стол...

"Я мещанин, — Подумал Костя, — А что, разве это плохо — быть мещанином? Работать не ради каких-то неведомых высоких или не очень высоких целей, а просто для того, чтобы зарабатывать деньги. Чтобы в выходной день наслаждаться покоем и тишиной, вкусно есть, проводить время с любимым человеком, от души радоваться жизни. Да любой этого хочет, все к этому и стремятся — хорошо жить. Власть? На черта мне власть? Я не человек власти, мне непонятны их желания и цели. Да, можно сидеть на самом верху, мелькать каждый день в программах новостей, определять политику огромной страны — и нести при этом страшную, неподъемную ответственность за все происходящее. Чтобы те, кто придут после меня, обхаяли и обругали все, мною сделанное и несделанное. Чтобы выставили меня негодяем, дураком, пьяницей, развратником — да кем угодно. В нашей стране иначе не бывает. Никогда еще ни одному руководителю не сказали "спасибо" — наоборот, каждого поливали грязью и помоями, под микроскопом рассматривая его жизнь, копаясь в грязном белье, вытаскивая на свет Божий каждый комок засохшего дерьма. Я готов быть винтиком в Системе — но дорогим, высокооплачиваемым винтиком этой проклятой машины, которая почти семьдесят лет перемалывает в муку целую страну. Да мне плевать на страну — я хочу САМ жить в свое удовольствие, не отказывая себе в приятных мелочах и не только в мелочах. Отправить родителей отдыхать куда-нибудь на Кипр или в Тенерифе, купить Любке норковую шубу и подарить ее не на день рождения, а просто так — потому что захотелось сделать сестре приятное. Выбрать в автосалоне любую машину, хоть мерина, хоть джип — и махнуть на ней куда-нибудь в Карелию, в тишину, и чтобы рядом Денис, чтобы в душе покой и счастье, чтобы за окном — лес, озеро, запах травы...Я ведь ни дня в своей жизни не был счастлив."

На следующее утро Константин оформил документы и поступил на работу в Техно-Банк заместителем начальника службы безопасности. А еще через несколько дней, сняв со своего счета в Сбербанке все, до последней копейки, купил в Ольгино старый дом с участком. С веранды открывался вид на Финский залив, а вокруг дома молчаливыми сторожами стояли вековые сосны.

Глава 13.

До двенадцати лет Алеша Коноваленко жил в небольшой деревеньке под Липецком. Свое детство он помнил не очень отчетливо. Запомнилась только вечно нетрезвая мать, постоянное чувство голода, да учительница в средней школе, подкармливавшая бледного худого мальчишку бутербродами с плавленым сырком "Дружба".

Однажды в очень холодную зимнюю ночь Алешка ушел ночевать в баньку — подальше от матери и двух ее собутыльников — тракториста Гришки Пенькова и агронома Фурмана. На Лешкино несчастье Гришка пошел отлить как раз в тот момент, когда закутавшийся в одеяло мальчик выходил из дома. Пеньков, вернувшись в комнату, обнаружил, что собутыльник уже завалил мало что соображающую Татьяну на кровать и вовсю пыхтит на ней. Сексуальная энергия тридцатилетнего тракториста требовала, тем не менее, немедленного выхода. Пьяный до невозможности Пеньков вспомнил про Лешу и пошел следом за ним в баньку. Мальчик уже засыпал, когда Гришка ввалился в темное помещение, наощупь нашел лавку, где пристроился Алеша, завернул ему на голову одеяло, содрал старенькие ситцевые трусики и со всей дури здорового взрослого мужика вломился в беспомощное тело.

Никто не слышал отчаянных криков мальчика.

Поздно ночью, когда в деревне все уже спали, кроме лениво брехавших собак, Алешка пробрался в дом. Корчась от невыносимой боли между ягодицами, он добрел до кухни. В печке все еще весело полыхал огонь, мать с агрономом храпели на кровати. Гришка заснул там же, где присел после возвращения из бани — за столом, уронив нечесанную голову между грязных тарелок.

Кочергой Алешка выгреб непрогоревшие угли из печи прямо на пол, к сложенным небрежной горкой дровам. Накидал сверху старых газет, какое-то тряпье и ушел назад в баньку.

Дом заполыхал минут через двадцать. Сжавшийся в комок Алешка не плакал — а только мелко трясся всем телом, видя, как от жара лопаются окна в его убежище.

Через несколько дней осиротевшего мальчишку отправили в детский дом. Никому не пришло в голову подозревать его в убийстве троих человек — пожар объявили результатом несчастного случая.

В детдоме Алешка мать не вспоминал, пережитым ни с кем не делился, держался особняком.

В шестнадцать лет он попался на краже продуктов из ларька — вечно голодные детдомовцы регулярно устраивали подобные "экспроприации". Добыча Алеши была невелика — несколько пачек печенья, консервы и сигареты. Но следователь, обрадованный появлением такого удобного обвиняемого, каким оказался несовершеннолетний детдомовец, повесил на паренька все нераскрытые кражи района. Где угрозами, где уговорами он заставил Лешу подписать признательные показания по нескольким "глухим" эпизодам. Судья тоже особо разбираться не стал, как не стал искать и смягчающие вину обстоятельства. И Лешка поехал в колонию на шесть долгих лет — по максимальному сроку, который предполагала его статья.

Для угрюмого замкнутого паренька колония мало чем отличалась от детского дома. Его точно так же били сильные, он точно так же отыгрывался на слабых. Строча в мастерской рабочие рукавицы, он ни о чем не думал, тупо отсчитывая в уме день за днем.

Отсидев четыре года, Алеша вышел по амнистии и оказался в Питере аккурат в дни августовского путча. Он бродил по городу, нимало не тронутый всеобщим возбуждением, безразличный ко всему, кроме собственного — уже который раз в жизни — пустого желудка. Полученные при расчете деньги были давно потрачены, устраиваться на работу Алеша не хотел, да и не мог. Ему не нужна была эта дурацкая свобода — гораздо проще он чувствовал себя в колонии, где кормили три раза в день и над головой была крыша.

Он обратил внимание на солидного полного мужчину, который рассчитывался за купленные газеты. Портмоне мужчины лежало на узеньком прилавке газетного киоска. Лешка рассчитывал схватить портмоне и сбежать, но в тот момент, когда он протянул руку к прилавку, его запястье оказалось цепко схвачено тем самым толстяком, которого Леша собирался ограбить.

— Эт-то что такое? — Удивленно сказал мужчина.

Лешка попытался вывернуться из жесткого захвата, но не тут-то было. От стоящей невдалеке "Волги" подбежал второй мужик и споро заломал парню вторую руку за спину.

Так Лешка познакомился с Викентьевым.

Петр Васильевич не сдал парня с рук на руки первому попавшемуся милиционеру. Совсем наоборот — накормил, поговорил, в тот же день помог Лешке оформить документы и пристроил его кочегаром в студенческое общежитие, моментально обговорив для него там же небольшую комнатку.

Это было первое собственное Лешкино жилье. В комнате умещалась кровать, тумбочка, старенький шифоньер и крохотный столик.

Леша был счастлив. Но Викентьев и после всех своих благодеяний не оставил "крестника" — помог поступить в автошколу и пообещал после ее окончания взять к себе на работу.

Через семь месяцев Леша уже сидел за рулем Викентьевской машины. И пусть он поначалу только замещал заболевшего шофера, пусть путался в названиях улиц, плутал по закоулкам Питера — душа его уже накрепко прикипела к веселому грубоватому "Хозяину".