Доля попаданская

— Фи, отец, я надеялся, что это будет хотя бы идоллийка. Пусть и немолодая. Но из уважения к тебе я стерпел бы её в своём доме. А это грязное нечто откуда?

— Хватит ерничать, сын!

Тонкие прохладные пальцы пробежались по контуру лица, зарылись в волосы, больно сжали грудь.

— Да на неё противно смотреть! И запах не лучше! — потихоньку поднимаю глаза, чтобы рассмотреть нахала, посмевшего оскорбить меня подобным образом.

Ну что сказать?

Видали мы мужчин и лучше. Судя по внешнему виду, мой ровесник. Абсолютно лыс. Тоненькая полоска усов над верхней губой слегка смягчает суровый облик. Лицо словно вылеплено скульптором — от чётких дуг бровей и римского носа, которым позавидовала бы любая женщина, до точёного подбородка, без всяких дефектов в виде ямочек и тяжестей, присущих брутальным мужчинам. Чётко очерченные скулы довершали облик. Глаза скрыты за тёмными стёклами очков. Но узкие губы кривит презрительная улыбка. Короче, тот тип мужчин, от которых нужно держаться подальше: весь из себя утончённый аристократ против дикой плебейки меня.

— Она здесь для других целей, сын.

— Цели я определю сам, цендераль Огорро. Но передачу рабыни в мою собственность лучше произвести сейчас. Я надеюсь, ты уже торопишься домой? Постарайся выбрать форму собственности как можно проще. Думаю, устный договор дарения подойдёт более всего.

— Нет, Илай, Муарри останется в моей собственности. Тебе она передаётся во временное пользование до момента выздоровления. Дальнейшую её судьбу я определю сам.

— О — о — о — тец? Неужели тебя чем — то зацепила эта лахудра? — в голосе сына явно слышалось удивление, которое тут же сменил приказной тон. — Слушай приказ, рабыня! Обед из четырёх блюд через два часа.

— Но я не знаю местной кухни...

— Вон!!! Так и быть, побалуй нас туземной. А Сандор проследит, чтобы она оказалась съедобной!

Осознание своей беспомощности выводило из состояния равновесия, вынуждая огрызаться по любому поводу, а положение никчемной рабыни заставляло сердце рваться на части, ведь краешком разума я была уверена в нереальности происходящего. Мысли о детях задвинула в самый дальний уголок своей души, до одури боясь, что произошедшее со мной может случиться однажды и с ними.

— Я бы хотела принять ...

— Пошла вон на кухню!

В шоке я рассматривала своего нового хозяина, ещё не осознавая до конца весь кошмар своего нынешнего положения и наивно надеясь на чудо.

— Ведите себя прилично, компандарус Огорро! — а вот и папенька изволили сделать замечание своему сыночку и тут же обратился ко мне, — Муарри, я тоже остаюсь на обед.

— Ты серьёзно, отец? Что на тебя сегодня нашло? Рабыня зацепила? Пусть поскорее убирается с глаз моих подальше! Терпения не хватает выносить её беспросветную тупость и нахальство, — и уже обращаясь ко мне, добавил, — если мне не понравится обед — будешь наказана!

— Сожалею, господа, — пришлось мигом вспоминать всё, что знала о светском этикете и чопорно кланяться, — но я не знаю, где находится кухня.

— Сан! — рёву мужчины мог бы позавидовать африканский бабуин. — Забери эту малахольную и проводи на кухню, да присмотри, чтоб она нас не отравила ненароком!

Ага, щаз! Мне моя жизнь ещё дорога. Будет вам обед, будет, уважаемые инопланетяне. Я не враг сама себе.

Всё успела приготовить вовремя, хотя к концу работы меня изрядно покачивало — сказывалась усталость и стрессы последних дней. Хвала всем богам, незнакомых продуктов почти не было, и наличествовали они в огромных количествах. А денщик вообще оказался кладезем полезных знаний и умений.

Мне же просто удалось на некоторое время представить, что сегодня выходной, и я жду с тренировки или из очередного турпохода своих детей, студентов — первокурсников. Повязав длинный, до самого пола, фартук, покрепче сцепила зубы, чтобы, не дай Бог, не заплакать. И встала к плите. Молча. Как подводник на боевое дежурство.

Поэтому суп с домашней лапшой, гора отбивных с жареной картошкой, салат и огромный кувшин местного чая с чем-то похожим на лимон были готовы в срок. Плюс разнообразные соленья, добавленные к столу щедрой рукой моего помощника. Плюс ко всему подогретый в духовке до нужной кондиции хлеб, сразу создавший своим ароматом знакомый уют и тепло.

Самого денщика я накормила под предлогом дегустации, а двум мужчинам наготовленного должно хватить за глаза.

В хладнике уже ждали своего часа две отварные птицы и тесто для блинов с мясом на ужин.

Но на этом мой энтузиазм закончился. Накрывать на стол я категорически отказалась — просто не было сил.

— Сандор, вы не подскажете, где я буду жить?

— Прости, Муарри, но это, как хозяин скажет, — денщик оказался очень деликатным и немногословным мужчиной, и мы быстро нашли общий язык.

Вот и славно, в закутке возле кладовки я заприметила что — то похожее на широкую лавку или нары. Там и прилягу, раз меня приставили к кухне. Чан горячей воды для мытья посуды я согрела, прибавив пару вёдер для себя любимой — кто знает, как у них тут с удобствами, а кучу тазов самых разных размеров обнаружила в кладовке. Думаю, если я быстренько ополоснусь, пока народ обедает, большого греха не совершу.

Да и надо бы снять, наконец, с себя тряпки непонятного цвета и формы, в которые обрядил меня щедрый работорговец.

Вылив на голову первый ковш воды, я потерялась во времени и пространстве. Как мало надо человеку, чтобы испытать истинное счастье: пару недель без мыла, душа и ванны и потом даже самая маленькая плошка горячей воды будет восприниматься поистине подарком богов.

Мурлыча под нос простенькую песенку про оттепель, смывала с себя пыль, грязь, горе горькое, страх и ужас последних дней, тоску по детям, неопределённость в настоящем и неуверенность в будущем. Потом старательно намыливала волосы средством для мытья посуды и плакала. Яростно, но молча, как делала это всю жизнь — я панически боялась, что дети или муж, разочаруются в своей слабой и плаксивой матери и жене.

Сандор Айакаттау, бессменный на протяжении уже многих лет денщик компандаруса Огорро, торопился выполнить приказ хозяина и пригласить в столовую новую рабыню Муарри. Обед понравился обоим господам, и они пожелали выразить благодарность новому повару. Но, как ни странно, в кухне её не оказалось. Куда она могла деться? Разве сбежать? А смысл? Куда может деться в Ластурикане иномирянка? До столицы не один час полёта на воздушном тауссе — взять его ей негде, ближайший городок в нескольких часах пешего пути — но дорогу туда она знать не может.

Да и рабыня показалась ему благоразумной женщиной, осознающей своё положение, чтобы просто так сбежать, куда глаза глядят.

Но факт оставался фактом — Муарри исчезла, о чём необходимо было срочно поставить в известность господ.

— Даль Огорро, рабыня пропала!

— Что-о-о? Как пропала? — благодушное настроение, так редко появляющееся в последнее время у компандаруса, слетело, как шелуха со спелого ускайского ореха.

— Её нигде нет... Правда, она спрашивала, где будет жить, но я без вас такие вопросы не решаю...

— Бедная девочка, — быстро поднимаясь из — за стола и стремительно направляясь в сторону кухни, пробормотал старший тан Огорро.

— Прекрати, отец, где ты там видел девочку? И мне совершенно непонятна твоя столь пристальная забота о простой рабыне... Поверь, в случае побега от заслуженного наказания её не спасёт даже твоё покровительство.

— Помолчи, сын! — резко затормозив посреди кухни, шёпотом бросил он. — Тихо, оба! — и прислушиваясь к чему — то, направился в сторону кладовой.

У закутка, в котором раньше ночевал истопник, он остановился и, приложив палец к губам, призвал мужчин к молчанию.

Белоснежная влажная кожа обнажённой женщины мерцала в полумраке, светилась и переливалась дивной заморской драгоценностью, подсвеченная одиноким лучом света из крошечного оконца у самого потолка. Она стояла на пальчиках, вытянувшись струной, перебирала ногами от холода и, пожимая плечами, пыталась стряхнуть со спины капельки воды, одновременно с этим стараясь отжать волосы.

Идеальные линии тела, скрытые ранее мешковатой одеждой, длинные точёные ноги, красивые покатые плечи. Тонкая талия и, как ни странно, идеальные бёдра, по виду ни разу не рожавшей женщины. Хотя она утверждала, что где — то там, в своём мире, является матерью двоих взрослых детей.

И лишь один момент врывался диссонансом в картину происходящего — Муарри при этом мелко вздрагивала всем телом, время от времени кулаком вытирая глаза. Только этим можно было объяснить её непростительную беспечность. Не заметить у себя за спиной нежданных гостей было довольно таки сложно.

— Думаю, моя бабушка и в страшном сне представить не могла, что в её любимом тазу для варки варенья будет мыться грязная чужеземная рабыня! — ледяной голос компандаруса нарушил идиллию происходящего, заставив Марью дёрнуться, как от удара. Но к безмерному удивлению мужчин, ни криков, ни визгов, ни обмороков не последовало. Она лишь повернулась вполоборота, спешно вытирая заплаканные глаза и удивлённо рассматривая посетителей. Тяжёлая грудь плавно колыхнулась, но ни грамма стыда или смущения даже не промелькнуло в её взгляде, что вызвало некоторое недоумение у присутствующих.

— Шлюха, хоть и не молодая. Но при случае сгодится, — решил сын и зло сплюнул на пол...

— Замечательно... Опытная женщина — это то, что необходимо для моего сына, — сделал вывод отец...

— Красавица, какая красавица! Жаль, что не для меня..., — вздыхая, восхитился денщик. Но, тем не менее, улыбаясь, они переглянулись с таном Огорро и развели руками. Дескать, 'нам не понять современную молодёжь'.

Я рвала и метала, но вынуждена была молчать и делать вид, что ничего не произошло. Чёрт принёс этих мужиков, я отвлеклась и не успела простирнуть свои тряпки. И теперь стою нагая, как грешница перед Страшным судом, решающим мою будущую судьбу.

— Я могу одеться? — зубы сводит от желания завизжать или хотя бы как следует всем нахамить. Впрочем, ждать милостей от природы не приходится и я, удивляя саму себя, в считанные мгновенья влетаю в свои джинсы и майку. Чувство самосохранения пищит от ужаса, но деваться мне некуда — двое из трёх присутствующих здесь мужчин мои хозяева.

Одетая, чувствую себя более уверенно, словно кто — то прикрыл защитным пологом, но для мужчин моя земная одежда является культурным шоком, и они не торопятся делать какие — то заявления, жадно разглядывая меня во все глаза.

Первой отмираю я. Одета, но взвинчена, как пружина. А усталый организм требует компенсации в виде сна и не хочет более никаких отговорок.

— Вы меня искали с какой — то целью или просто полюбопытствовать пришли? — скромно шиплю я маленькой рассерженной коброчкой.

— Это что на тебе надето, рабыня? — кто бы сомневался, первым пришёл в себя молодой хозяин.

— Повседневная одежда из моего мира...

Ни спорить, ни отстаивать свои права я уже не в состоянии.

— Это? Одежда?

— Сожалею, мой остальной гардероб потерялся при доставке..., — знаю, что нарываюсь на скандал, но силы покидают меня с каждой минутой. — Простите, господа...

К счастью, благословенная темнота принимает меня в свои ласковые объятья.

Дальнейшее не помню, ибо проснулась, как уверил меня тан Сандор, спустя сутки.

Маленькая светлая комнатка с кроватью и самодельным комодом, белёными стенами, деревянными полами и кружевными занавесками на окне вызвала улыбку — она почти в точности повторяла мою комнату в бабушкином доме. Я даже зажмурилась. Если на полу сейчас окажется домотканый разноцветный половичок, то я опять разревусь. А воспоминания мне сейчас крайне противопоказаны.

Вышивки в рамочках на стенах, вешалка для одежды на внутренней стороне двери, старое кресло с маленьким столиком у окна да потёртый ковёр — вот и весь интерьер моего нового жилища. Но я посчитала и это истинным подарком судьбы, ведь хозяева могли оставить меня жить в каморке у кладовки.

Стук в дверь и вошедший через мгновение денщик, ускорили пробуждение.

— Через час тан компандарус требует обед. Успеешь? Мясной взвар я уже сделал, мясо для жаркого приготовил, овощей начистил.

— Бегу, Сандор, бегу, один момент — только умоюсь.

И понеслось....

День за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем. Кухня, стирка, глажка и уборка. Всё то же, что и дома, только изрядно приправлено немалой долей страха — я не без причин подозревала, что за малейшую провинность буду наказана.

Поэтому с хозяином старалась не пересекаться, по дому перемещалась крадучись, в основном на цыпочках, но и он, кажется, не горел желанием видеться со мной, что меня вполне устраивало. Мы с Сандором договорились, что убираться в комнатах компандаруса я буду в те моменты, когда самого хозяина нет в доме, и денщик, молча принявший в моей партизанской деятельности нужную сторону, загодя сообщал мне об отлучках благородного тана. В общем, жили по принципу: кто предупреждён, тот вооружён.

Да и основную уборку по дому я старалась делать рано утром, когда хозяин ещё досматривал последние сны. И поэтому мне никто не мешал. На кухне он так не появился ни разу за время моего пребывания в поместье. Хотя, со слов денщика, был неизменно доволен завтраками, обедами и ужинами в моём исполнении.

Время от времени наезжали лекари. Их полагалось принимать, внимательно выслушивать и угощать, но это была прерогатива денщика, и я в это дело не вмешивалась...

А в редкие свободные минуты уходила к маленькому пруду за домом и на берегу тихо плакала в своё удовольствие — всё это время безумно тосковала по детям.

Но однажды мне подумалось, что если такова и есть жизнь в рабстве, то само оно не так страшно. Глупая, наивная попаданка, я не видела ещё и сотой доли настоящей жизни в Ластурикане.

Вот только снились ночами мои дети Данька с Танькой. Звали меня, а я, в тщетной надежде, что услышат, кричала им в ответ, что жива, но очень далеко, что всё будет хорошо и, как говорил дед, 'туман будет — прорвёмся'.

Просыпалась среди ночи в слезах и потом долго не могла прийти в себя, с трудом засыпая под утро.

Но однажды проснулась среди ночи от криков хозяина. Удивилась — это было впервые.

Завернувшись от ушей и до пяток в огромный тёплый халат моей предшественницы, выскочила в коридор.

Глухие удары, тихие стоны сквозь сжатые губы, свист кнута или нагайки раздавались из нижнего холла.

В темноте, едва освещаемой светом лампы, стоящей на каминной полке, я не сразу рассмотрела происходящее, но злой голос хозяина развеял все мои сомнения.

— Ты, жалкий тупица! Сколько раз я выбивал из тебя твоё упрямство! Сколько раз объяснял, почему надо прислушиваться к тому, что я говорю? — слова сопровождались ударами. — Совсем страх потерял, старик? Выгоню к демонам и живи под забором!

Сандор молчал, сжавшись на полу в клубок, лишь время от времени судорожно вздыхая.

Мать моя, женщина! Это что же, компандарус бьёт своего денщика? Так он же не раб? И, кажется, служит хозяину много лет? Ах, он скотина!