Не выходите замуж на спор (Хелька-1)

— Уф. До чего же опасный был блеф...

Как только стало ясно, что новоявленный муж не вернется, я тут же скинула с себя маску унылой обреченности и, торопливо бухнувшись на колени, обеими руками ухватилась за цепь. Металл оказался магически усиленным и при малейшей попытке его снять превращал жизнь обраслеченного в сущий ад. Он полностью исключал возможность использования пространственной магии. Не поддавался разрушающим чарам и был предназначен для того, чтобы удерживать жертву в плену у демона вечно.

Но я не собиралась быть жертвой. И оставаться здесь дольше необходимого не планировала. Поэтому прикоснулась к браслетам и, постаравшись до краев наполниться неземной благостью, с чувством произнесла:

— Благословляю меня отпустить!

Благословение — это не магия. Его очень трудно измерить и почти невозможно объяснить. Благословить кого-то — означает подарить часть себя... безвозмездно отдать кусочек благодати, которая иногда посещает любую душу. При этом стремление поделиться ею должно быть достаточно сильно, чтобы она смогла воплотиться во что-то реальное... в какое-то действие... страстно ожидаемое, самое нужное именно в этот момент изменение или просто в хорошее настроение, если тебе его отчаянно не хватает.

Для "темных" это умение практически недостижимо — мы слишком жадны, самолюбивы и горды, чтобы распахивать перед кем-то душу. Мы плохо умеем отдавать. Да и принимаем далеко не все. Потому-то искреннее благословение для нас так опасно.

Но бывают и исключения, когда слабенький Свет, прячущийся где-то глубоко во Тьме, спасает от распада душу какой-нибудь полукровки. Забирает на себя обжигающую благодать и позволяет грешнице и дальше ютиться во Тьме. По этой причине благословлять... так, потихоньку... я все-таки могу и даже не болею при этом. Да и на многое другое способна, если, конечно, сумею правильно настроиться.

Под действием благословения демонические браслеты зашипели, словно разъяренные гадюки, а мне пришлось стиснуть зубы, чтобы не заорать. Проклятые кандалы вместо того, чтобы просто разомкнуться, неохотно плавились, с отвратительным звуком пузырясь на стыках и истончаясь с одной стороны — как раз там, где я прикасалась. Раскалившийся металл обжигал так, что на моей коже вспухали огромные волдыри. Но проклятые браслеты все-таки сползали. Нарочито медленно, плавно, как издеваясь. И оставляя на моей коже глубокие, мерзко воняющие ожоги.

Наконец, они с лязгом рухнули на багряно-красный ковер, смотрясь на нем, как свившиеся в брачном танце змеи. А я вытерла невольно выступившие слезы и снова призвала в себя Свет, надеясь, что не откину копыта, когда сделаю то, что задумала. Уложив брачные оковы на постель так, чтобы они с цепью приняли форму сердца, я оскалилась.

— Теперь тебе скучать точно не придется, муженек!

После чего решительно возложила на собственную голову источающие Свет ладони и торжественно возвестила:

— Благословляю себя вернуться в УННУН!

Глава 2

Тянуть себя из глубины Преисподней оказалось тяжело — думала, что помру, пока поднимусь. Но Света, примерно вдвое усиленного благословением, как раз хватило, чтобы я в окружении сияющей белой сферы дотащилась до знакомой комнаты и, возникнув посреди обгорелой проплешины ковра, обессиленно грохнулась на пол.

— Х-хелька... — потрясенно прошептала баньши, когда я с кряхтением поднялась. — Наша Хелька вернулась!

Сохранить лицо в такой момент было делом чести, поэтому, поднявшись, я брезгливо отряхнула дымящуюся юбку, пригладила вставшие дыбом волосы и надменным взором обвела комнату.

— А что? Кто-то сомневался?

Затем отыскала сидящего на подоконнике фея, на побелевшей физиономии которого можно было рисовать всякие скабрезности, и процедила:

— Уговор выполнен. Князь женился.

Но Шмуль не был бы Шмулем, если бы даже в такой ситуации... насмерть перепугавшись и уже решив, что меня пора хоронить... не поджал трясущиеся губы и не выдавил упрямо:

— Докажи!

Я молча показала предплечья, где красовались симметричные, точно повторяющие очертания браслетов ожоги со вдавленными в остатки кожи демоническими письменами. После чего обвела высокомерным взглядом притихших одногруппников, в глазах которых читался суеверный ужас, удовлетворенно кивнула и в полной тишине вышла, надеясь, что они не видели моих дрожащих коленок.

Только оказавшись в нашей с Улькой комнате, я с размаху плюхнулась на стул и устало обмякла.

Ладно. Клятва дана — клятва исполнена: я теперь замужем и Тьма мне не страшна. Ну а то, что муж у меня Темный Князь... подумаешь! Кому-то и ангелы достаются.

Разумеется, муженек придет в бешенство, когда обнаружит, что я сбежала. Но если о свадебном обряде станет известно кому-то еще...

Я зябко передернула плечами, представив, КАК взбеленится маменька, если узнает, что я натворила. Но в УННУНЕ мне опасаться нечего: высшим сущностям... что "темным", что "светлым"... нет хода в этот мир. Да и Князь не захочет потерять лицо, признавшись кому-то, что его всего за полчаса окрутила какая-то суккуба. Я тоже промолчу, потому что мне жить охота. А друзья постараются об этом не вспоминать. На крайний случай, если кто-то все же прознает, то Князей в Преисподней много, кого именно я обхитрила — выяснить невозможно. Браслеты мои остались внизу, муженек свои обязательно спрячет... так что никто и никогда не узнает, что мы женаты.

Ну а то, что он еще долго будет кидаться на стены — пустяки. Может, ему под руку демон какой попадется, и мир станет чуточку лучше. Я ему не раба, без браслетов призвать меня он не сможет, постель мы с ним тоже делить не клялись. Я ведь лишь пообещала развеять его скуку и ни в чем не солгала: безудержное веселье... в смысле, непроходящее бешенство вкупе с бесплотными попытками меня найти... займут его мысли о-очень надолго.

Я усмехнулась и подошла к зеркалу, чтобы взглянуть, чем пришлось заплатить за этот триумф. Но цена оказалась приемлемой — я почти не изменилась, если не считать немного подтянувшейся фигуры, чуточку подправленных черт лица да слегка потемневших глаз и волос.

Это — еще одна особенность нашей расы: пока суккуба не надела брачные браслеты, она абсолютно свободна в выборе облика. Однако замужество ограничивает нас желаниями мужа. Мечтал он с отрочества жить с шикарной блондинкой — в суккубе закрепится именно этот образ; хотел заполучить в постель демонессу с крылышками — пожалуйста, только скажи. Наш дар, к сожалению, имеет и оборотную сторону, поэтому-то суккубы и хороши в роли жен. Но какой женщине понравится, если ее внешность будет зависеть от мужчины?

Мне, к счастью, повезло — муженек оказался непривередливым, и его безразличие дважды сыграло мне на руку: я не только выжила, но и осталась прежней. И до тех пор, пока мы не разделим постель, а на мои руки не вернутся брачные браслеты, я смогу меняться, как захочу.

— Хелька-а-а... — вдруг тихонько провыл кто-то под окном, заставив меня с усмешкой отойти от зеркала. — Хель, ты еще не спишь?

Выглянув в окно, я с удивлением обнаружила там нашего медведеобразного оборотня — наполовину обернувшийся, обросший по самое не могу Василек зачем-то топтался на драгоценном газоне директрисы и с надеждой смотрел в мое окно.

— Хе-е-ель? Ты там живая?

— Чего надо? — толкнув створки, я по пояс высунулась наружу. — До весны еще далеко, так что зелье против гона тебе не нужно. Или мухоморовки не хватило? За новой порцией пришел? Тогда это не ко мне — у Шмуля спрашивай. Мою заначку вы еще на прошлой неделе распотрошили.

Васек, по обыкновению вышедший на ночную прогулку в одних только трусах, мотнул головой и беспокойно почесался.

— Да я вообще-то... прощения попросить зашел.

— Чего-о?

— Ну да, — виновато повторил он. — Если б не я, ты б этого фея придурковатого не послушала...

— Да живи уж, провокатор. Я больше не злюсь, — беззлобно откликнулась я, и он, снова яростно почесываясь, послушно отступил. — Чего скребешься? Опять блохи замучили?

— Они, проклятущие, — страдальчески протянул Васек, ожесточенно скребя медвежьими когтями бурый бок. — Как вылезет шерсть, так и заедают... к лету вообще никакого спасения нет. Откуда только берутся, сволочи?! Хель...слушай... а может, ты какое зелье от них знаешь?

Лохматая морда, на которой еще просматривались человеческие черты, умоляюще посмотрела снизу вверх.

— Сделай, а? Пожа-а-алуйста. Или у целителей выпроси, ты же можешь. А я тебе за это травок хороших принесу...

Я откровенно задумалась. Оборотень у нас, конечно, нестандартный — добрый, ласковый, как теленок... за что и вышибли из стаи... да и ходит до сих пор на двух ногах, даже когда обрастет по самые брови. Но с нюхом у него все в порядке, поэтому травы чует на раз. А некоторые из них можно удачно толкнуть на городском рынке, так что предложение определенно было выгодным.

— Качественного средства от блох у меня нет, — признала я, задумчиво присев на подоконник. А затем распахнула крылья и слетела вниз, благо тут всего-то третий этаж. — Рецепта не знаю, спросить не у кого — целители все на практику уехали — так что тебе помочь не могу. Разве что попробую благословить?

Василек вздрогнул и попятился.

— А что? — рассудила я, мысленно прикидывая, за сколько продам городской ведьме редкие травки. — Тьмы в тебе нет, следовательно и риска никакого...

— Да ты сама не знаешь, что у тебя в итоге выйдет, — откровенно занервничал медведь. — У тебя Свет нестабильный!

— У меня и с Тьмой не все в порядке, — "успокоила" его я. — Зато Свет не причиняет прямого вреда, так что, если благословение не получится, тебе ничего не грозит. Ты же не "темный", как Шмуль или Улька.

Медведь, неловко переступая обросшими ногами... в смысле, наполовину лапами, попятился еще дальше.

— Да? А когда ты мне лапу лечила, шерсть потом еще с полгода не росла...

— Это я просто перестаралась с наведением красоты.

— А когда цветы под окном растить пыталась — помнишь, что вышло?!

Я кинула задумчивый взгляд на густо зеленящийся невдалеке лес.

— Подумаешь, степени перепутала... но, если не хочешь благословляться, могу и проклясть.

— Да иди ты! — шарахнулся прочь оборотень, зачем-то испуганно прикрывая верхними лапами зад. — Твои опыты только Мартин спокойно переносит, и то потому, что ему уже ничто не навредит!

Я пожала плечами.

— Ну и ладно. Живи с блохами, и пусть они тебя сожрут окончательно.

Медведь вдруг переменился в морде лица.

— Хелечка... надеюсь, ты это не всерьез? Ты ведь не умеешь проклинать, правда?

Я хищно улыбнулась.

— А кто его знает? У меня дар — как маяк: то вспыхнет, то погаснет. Так что, если не хочешь сюрпризов...

— Тьма с тобой, чудовище, — страдальчески скривился Василек. — Давай, благословляй... только осторожно!

Я довольно потерла руки и простерла их над съежившимся медведем. Нет, ну а что? На ком прикажете тренироваться? "Светлые" от меня уже шарахаются, не без оснований воспринимая мои благословения за проклятия, а "темных" трогать мне категорически запретили. Причем запрет на убийство был выставлен суровой маменькой, а не Старой Жабой, поэтому нарушить его я не могла. Но надо же как-то выкручиваться?

С торжественным видом возложив ладони на лоб припавшего к земле оборотня, я сосредоточилась. Василек, напротив, зажмурился и на всякий случай закрыл лапами глаза. При этом бока его судорожно дергались — то ли от страха, а то ли блохи все же замучили беднягу до основания, а потом он и вовсе затрясся, как в лихорадке.

— Благословляю! — громким шепотом (ночь же на дворе!) произнесла я, ни фигаськи не зная, что в итоге получится.

Василек замер, лихорадочно пытаясь понять, чего лишился на этот раз. А через пару секунд неожиданно дернулся, высоко подпрыгнул и... так громко взвыл, что с крыши одной из башен с истеричными воплями взлетела стая ворон, а в комнатах студентов начал загораться свет.

— ХЕЛЬКА-А-А! Что ты натворила, ненормальная?!

— Что такое? — забеспокоилась я. — Вась, тебе больно?

— Ты зачем меня ВСЕГО благословила?! Вместе с блохами?! — заорал полу-медведь, юлой завертевшись на месте и пытаясь отчаянным рывком скинуть с себя что-то невидимое. — Они ж озверели совсем! Щас сожрут к такой-то матери!

— Хм, — задумалась я, когда он заметался перед нашим корпусом, как бешеный. — Это ты меня с мысли сбил, пока трясся. Но результат все равно интересный. Как считаешь, твоих блох теперь можно считать блаженными?

— ХЕЛЬКА!

— Да думаю я, думаю! — с досадой отозвалась я, на всякий случай отступив в сторонку, пока свалившийся на землю и яростно по ней катающийся медведь меня не зашиб. То-то была бы радость лешему, который сегодня остался без мухоморовки. — Но пока что-то в голову ничего не приходит... Вась, а давай я попробую благословить их еще раз, только теперь на смерть? Вдруг они издохнут? Тебя не заденет... я надеюсь... но если заденет, мы мертвологов позовем! Я их быстренько соблазню, и они поднимут тебя заново! Смерть, как они утверждают, это еще не конец!

— Убью! — внятно прорычал вставший на четвереньки оборотень, посмотрев на меня налитыми кровью глазами.

— А может, не надо? — с надеждой спросила я, когда он яростно царапнул землю заметно отросшими когтями и напружинился, как перед прыжком. — Вася... Васенька... Василечек ты мой мохнатый... знаешь, мне что-то не нравится зверское выражение на твоей морде...

— Хр-р-р! — свирепо выдохнул медведь... ой, кажется, оборотень у нас теперь полноценный. И злой, как ему положено, хотя это совсем не вовремя. — Ахр-р-ра!

— Драпать пора, — сообразила я и как можно быстрее поднялась. Вернее, свечой взлетела вверх, успев поджать под себя ноги. Невменяемый оборотень прямо с места подпрыгнул, но с обиженным ревом грохнулся обратно на землю, не дотянувшись до меня всего на ладонь. — Васенька, ты не буйствуй... люди все-таки спят... ах, уже не спят? Ну тем более. Зачем им смотреть, как под окнами носится здоровенный бурый медведь в красных труселях? Неужто тебе не стыдно?

Однако "Васенька" не смутился. Только следил за мной злыми глазами и остервенело чесался, явно не собираясь приходить в себя.

Задумчиво потерев пятую точку, я подлетела поближе, зависнув над головой угрожающе заворчавшего медведя, а потом вздохнула и простерла над ним сразу обе руки.

— Что ж, попробуем иначе... блохи! Силой, данной мне Светом, благословляю вас кусать только тех, кого я считаю врагом!

Вид моих поднятых ладоней явно напомнил оборотню о чем-то нехорошем, потому что он тут же закрыл пасть и, странно хрюкнув, попытался сбежать. Я, естественно, ринулась следом. Но возложить на него руки во второй раз никак не получалось, потому что дурной медведь начал вилять, словно я собиралась его подстрелить. А я очень хотела до него дотронуться. И совсем забыла, что творить благословение, находясь в "темной" ипостаси, более трех раз подряд чревато неприятностями. Поэтому, нагнав стремительно улепетывающего оборотня, внезапно обнаружила, что мои крылья дымятся, и, испуганно охнув: