Дэвид Вебер "Первая победа" (Миры Хонор 7)

Несмотря на близость Беовульфа к Звездному королевству, Эллисон знала очень мало — практически ничего — о сфинксианских древесных котах или их приемных связях с людьми. Она, конечно, не знала, что самая первая Харрингтон, выросшая на Сфинксе, была первооткрывательницей древесных котов, когда она была всего лишь ребенком. Или что юная Стефани Харрингтон была первым человеком, принятым древесным котом. Или что она яростно защищала их всю оставшуюся часть своей долгой жизни. Или что дама Стефани Харрингтон стала командовать Лесной службой Сфинкса и на самом деле разработала Девятую поправку к Конституции Звездного королевства, признающую и защищающую древесных котов как коренной разумный вид Сфинкса.

Возможно, она не возглавляла экспедицию по спасению Старой Земли от нанесенной самой себе травмы Последней войны и не помогала основать Солнечную лигу или писать Конвенцию Червелла. Эллисон была уверена, что ее мать в любом случае обратила бы на это внимание. Но Стефани, вполне возможно, спасла разумный вид от вымирания, и она, безусловно, сохранила притязания этого вида на его собственный родной мир. Эллисон испытывала странное, глубокое удовлетворение от осознания того, что она вышла замуж за потомка этой замечательной молодой женщины.

Конечно, она получила еще большее удовлетворение от того факта, что Эллисон Харрингтон не была Эллисон Карменой Инес Еленой Региной Бентон-Рамирес-и-Чоу. Или даже Эллисон Чоу-Харрингтон. Альфреда полностью устраивала практика Беовульфа писать фамилии замужних женщин через дефис; Эллисон — нет. Открытие, что муж Стефани Харрингтон, человек, от которого произошел Альфред, сменил свою фамилию на Харрингтон, потому что, как записала Стефани в своих дневниках, "Он говорит, что на Сфинксе всегда должны быть Харрингтоны", вызвало у нее еще один глубокий отклик, но она отказалась от дефиса еще до того, как узнала кое-что о Стефани Харрингтон или Карле Зивонике.

Эллисон Харрингтон. Она повторила это имя в глубине своего сознания и почти замурлыкала от глубокого удовлетворения. Будь ее воля, никто в Звездном королевстве Мантикора никогда бы не узнал, какой была ее полная девичья фамилия. Было так здорово быть просто "доктором" Харрингтон, самым новым интерном в больнице королевы Элизабет, а не каким-то олицетворением унаследованного веками величия.

Ее беспокоило — иногда немного, — что фамилия Альфреда стала частью ее... камуфляжа. Она глубоко любила его, и его родители приветствовали ее как четвертую дочь, но она не могла притворяться, что прятаться за фамилией Харрингтон не было частью ее побега из Беовульфа. Слава Богу, какая бы связь их ни соединяла, это означало, что Альфред точно понимал, как это работает, и что это никогда не могло означать, будто она любила его на йоту меньше.

— Итак, если не ветер заманил сюда молодого Альфреда, то что же? — спросила она, снова поворачиваясь к океану в кольце его объятий.

— Отчасти из-за вида. — Он наклонился достаточно далеко, чтобы положить подбородок ей на макушку, что потребовало некоторого изгиба, учитывая разницу в росте. — Отчасти потому, что каждый Харрингтон растет, читая дневники Стефани, и она описывает это место с такой любовью и подробностями. Я думаю, что все мы приходим сюда в какой-то момент в качестве некоего обряда посвящения. И отчасти из-за того, как сильно я всегда любил горы Копперуолл. Когда я был ребенком, то проводил каждый свободный час либо на охоте в буше, либо на скалолазании. И это отличное место, чтобы прийти, если у вас что-то на уме. Это, — он махнул рукой в сторону захватывающей панорамы, — всегда позволяет увидеть вещи в перспективе. — Он пожал плечами и снова обнял ее обеими руками. — Так что это было своего рода естественным местом притяжения для меня по многим причинам.

— Я это вижу, — кивнула она. — И не могу винить тебя за то, что тебе здесь нравится, даже если это довольно долгая прогулка.

— Что ж, в следующий раз, полагаю, ты можешь просто включить антиграв и позволить мне отбуксировать тебя. Или, если ты действительно хочешь схитрить, мы могли бы полететь. К югу отсюда есть достаточно большая поляна, где можно посадить аэрокар. Конечно, все прошлые поколения Харрингтонов смотрели бы свысока на такое изнеженное уклонение от ответственности перед фамилией!

— Да, конечно! — Она не слишком мягко ткнула его локтем в живот. — Послушай, о Гора, некоторые из нас выросли не в условиях гравитации Сфинкса. Если уж на то пошло, у некоторых из нас также нет модов Мейердала. Так что не смей смотреть на меня свысока из-за моей антигравитации, Карл Альфред Харрингтон!

— Думаю, это справедливо, — признал он со смешком.

— Чертовски верно.

Они стояли в уютной тишине, глядя на океан, и Эллисон чувствовала, как холодная, суровая красота ее нового дома проникает в ее поры.

Они с Альфредом переехали в Звездное королевство три стандартных месяца назад, как только он закончил свою стажировку. В следующем месяце он начнет свою официальную ординатуру в медицинском центре Бэссингфорд, главном госпитале королевского флота на Мантикоре, и Эллисон была не совсем довольна этим. У Бэссингфорда была первоклассная — и хорошо заработанная — репутация, и военный флот всегда намеревался назначить туда Альфреда, но, хотя Эллисон и была супругой флотского врача, но сама была гражданским лицом. Это означало, что она начнет свою стажировку в клинике королевы Элизабет примерно через месяц после того, как Альфред предстанет перед Бэссингфордом. Бэссингфорд и клиника королевы Элизабет находились по соседству, но в то же время это были совершенно разные кампусы, а она была дочерью врачей. Она знала, сколь долгих часов требуют от любого стажера или ординатора, и поскольку они оба находились в двух разных кампусах, им предстояло очень мало видеться друг с другом в течение своих рабочих дней.

По крайней мере, они будут вместе в течение любого времени, которое смогут выкроить. Но они также будут на Мантикоре, а не на Сфинксе, что было одной из причин, по которой она хотела приехать сюда и насладиться красотой гор детства Альфреда. И почему она хотела проводить как можно больше времени с Алексом и Ребеккой Харрингтон.

Она гораздо больше поняла о внутренней силе Альфреда теперь, когда познакомилась с замечательными мужчиной и женщиной, которые его вырастили. Она знала, что Дженнифер Бентон-Рамирес-и-Чоу глубоко любила ее, но она даже представить себе не могла такого ожесточенного столкновения характеров с Ребеккой Харрингтон. Ребекке никогда бы не пришло в голову — ни за что на свете — сказать кому-либо из своих детей, кем он или она "должны были стать". Именно так Альфред стал морским пехотинцем, а теперь и флотским врачом. Его старшая сестра Джессика была доктором-акушером с оживленной практикой в Явата Кроссинг, учитывая размер семей на Сфинксе. Кларисса, средняя сестра, была замужем за капитаном торгового судна. Она служила казначеем на его корабле, сопровождая его в плаваниях, и тоже жила в Явата Кроссинг, когда бывала дома, в то время как Доминик, младшая сестра — на два стандартных года моложе Альфреда — была главой администрации мэра Явата Кроссинг. Ричард, самый младший в семье, пошел по стопам первых Харрингтонов на Сфинксе, стал ксеноветеринаром и поступил работать в Лесную службу Сфинкса. Он также был единственным из братьев и сестер Альфреда, кто не жил в Явата Кроссинг, поскольку в настоящее время находился в Карсонз Холлоу, на другом конце планеты. Это была гораздо большая семья, чем обычно бывает на Беовульфе, и все они приняли ее близко к сердцу с самого первого ее визита.

Она улыбнулась этому воспоминанию, но затем ее улыбка погасла. Отец и мать Альфреда были старше ее родителей, и ни один из них не получил пролонга. Возраст отнимал у них силы, и было горько несправедливо, что она должна была потерять пришедшихся по сердцу новых родных столь чертовски молодыми.

— Ты ведь знаешь, что твоя мама хочет внуков — или, скорее, еще больше внуков, не так ли? — спросила она.

— Извини? — Она почувствовала удивление Альфреда через их связь. — Откуда именно это взялось? Она ни словом не обмолвилась об этом. Или, во всяком случае, не при мне.

— На самом деле она мне тоже не говорила этого, — призналась она. — Но она хочет. Я могу сказать. Отчасти из-за того, что наблюдала за ней с ее племянницами. Но она также потратила много времени, показывая мне твои детские фотографии.

— О, боже мой! Только не это — пожалуйста!

— Эй, они не так уж плохи! Во всяком случае, после того, как ты позволил своим волосам отрасти над ушами, — рассудительно добавила она.

— О, спасибо тебе!

— Не за что. — Она похлопала по одной из рук, обхвативших ее. — Но ей бы очень, очень хотелось, чтобы был еще один маленький мальчик или девочка, в которых она бы души не чаяла. Она бы никогда не заставила нас произвести на свет упомянутого маленького мальчика или девочку, но она хочет одного. И я тоже это понимаю.

— Ты понимаешь, не так ли? — сказал он, наклоняясь к их узам. — Тогда, наверное, это тоже хорошо, что я так поступаю. Но ты пробудешь в клинике королевы Элизабет по крайней мере пару лет, и мы оба знаем, насколько это будет требовательно. Итак, ты подумываешь о том, чтобы дорастить ребенка?

— Нет. — Резкость ответа Эллисон немного удивила ее саму.

— Почему нет? — мягко спросил он, и она хмуро посмотрела на горизонт.

Это был обоснованный вопрос. Фактически, доращивание ребенка — доведение оплодотворенной зиготы до срока в искусственной утробе — было нормой на Беовульфе. Если уж на то пошло, это был широко распространенный вариант в большинстве центральных миров, потому что в нем было так много смысла. За ребенком можно было более внимательно наблюдать во время беременности; это физически отделяло ребенка от матери, поэтому не было необходимости беспокоиться о случайных падениях, диете или любых других проблемах со здоровьем матери; и это освобождало мать не только от дискомфорта и ограничений беременности, но и от любого воздействия на ее профессиональную жизнь.

Но...?

— Мы с мамой во многом расходимся во мнениях, — сказала она наконец, — но не в этом. Она выносила нас с Жаком до конца "старомодным" способом и сказала мне, что никогда об этом не жалела. Конечно, у женщин в моей семье беременность всегда протекала легко. Ее ни разу не тошнило по утрам! Но она также сказала мне кое-что, чего я никогда не забуду.

— Что? — Его голос стал еще мягче, и она снова похлопала его по руке.

— Она сказала мне, что так лучше для ребенка, потому что, помним мы это позже или нет, то, что мы переживаем в утробе матери, имеет огромное значение для формирования нашей способности общаться с окружающими нас людьми и, особенно, с нашими родителями и семьей. Мы учимся распознавать голоса людей, которые любят нас, которые ждут нас. Движения наших матерей, побочные движения, которые мы испытываем, тоже являются частью этого. О, очевидно, что это может быть и негативным опытом. Если у матери плохие личные отношения, если голоса, которые мы слышим, сердитые или напряженные, это тоже может отразиться на нас, и не в лучшую сторону. И если беременная мать не следит за своим здоровьем, это может иметь самые разные негативные последствия.

— Знаю, что искусственные матки обеспечивают слуховой стимул, и лучшие врачи также следят за тем, чтобы они имитировали нормальные движения матери. Но мама была убеждена — и думаю, она права, — что никакая симуляция не сравнится с реальностью. Может быть, это иррационально, но так оно и есть. Мы обе так думаем. Но настоящая причина, по которой она вынашивала нас до конца?

Она повернула голову и снова посмотрела на него снизу вверх, ее взгляд был мягким.

— Настоящая причина заключалась в том, что она отказалась делиться опытом с каким-либо оборудованием, каким бы хорошим оно ни было. Она могла бы сделать все голосовые записи, выбрать музыку, которую мы слушали, контролировать каждый аспект нашей беременности и родов, но она бы этого не сделала. Это было бы чертовски удобнее для нее, но ей было все равно. Потому что все те месяцы, что мы слушали ее голос, она чувствовала, как мы растем в ее сердце. Чувствуя, как мы готовимся к появлению на свет. Ожидая первого момента, когда она почувствовала, что мы двигаемся, когда она впервые прижала стетоскоп к своему животу и услышала, как бьются наши сердца внутри нее. Я тоже этого хочу, Альфред. Особенно с нашим первым ребенком. И я хочу, чтобы этот ребенок родился здесь — на Сфинксе.

— Милая, ты уверена в этом? Знаю, что дразню тебя насчет антигравитации, но гравитация Сфинкса действительно на тридцать процентов выше, чем у Беовульфа. Это может быть тяжело для беременных матерей. Даже тех, что с модами Мейердала.

— Я совершенно уверена, — сказала она ему. — Теперь я сфинксианка, и мой ребенок будет сфинксианским с момента своего рождения. — Она улыбнулась ему с вызовом. — Не шути со мной в этом вопросе, Харрингтон!

— Я что, выгляжу глупо, женщина? — Он покачал головой. — Если это то, чего ты хочешь, это то, что ты получишь. Но нам определенно придется подождать, пока ты не получишь разрешение на проживание. Поверь мне, эти часы будут достаточно тяжелыми для того, кто не беременен!

— Ну, конечно, нам придется подождать. Но хорошая новость заключается в том, что кампус королевы Элизабет и Бэссингфорд находятся прямо здесь, в Лэндинге, так что, как только мы найдем квартиру, у нас будет масса возможностей попрактиковаться в предварительной фазе, скажем так, процесса размножения!

Башня Эмерэлд Хайтс,

город Лэндинг,

планета Мантикора,

Звездное королевство Мантикора,

двойная система Мантикоры,

апрель 1851 года п.в.

Несмотря на все отчуждение между его сестрой и матерью, размышлял Жак Бентон-Рамирес-и-Чоу, их родство было определенным. Они могли выглядеть пресловутой непреодолимой силой и неподвижным объектом, но внутри...?

Он сидел за маленьким столиком на кухне, наблюдая, как Эллисон тщательно проверяет духовку. Как и их мать, она презирала первоклассного автоповара, находившегося в одном из углов. Без сомнения, она использовала его... возможно, на завтрак или в другие моменты, когда они с Альфредом слишком торопились готовить. Но при более спокойных обстоятельствах? Никогда! Для нее приготовление пищи было такой же терапией, как и средством по-настоящему накормить людей, и Альфред был почти таким же несносным. На самом деле, он потратил последние пару лет, знакомя ее — основательно — с кухней Звездного королевства. Однако сегодня в честь Жака она выбрала жареного моллюска с Беовульфа, и он с удовольствием вдохнул его аромат, когда она закрыла дверцу духовки.

— Как вкусно пахнет, Элли!

— Верно, не так ли? — Она улыбнулась ему. — Знаешь, если бы ты приходил в гости чаще, чем раз в девять или десять стандартных месяцев, то мог бы чувствовать этот запах чаще.

— Виновен по всем пунктам, — признал он. — Просто в последнее время мой график такой чертовски сумасшедший. Знаю, это не слишком подходящее оправдание, учитывая, что Беовульф находится прямо по другую сторону туннеля, но лучшее, что у меня есть.