Смотритель

Около приемника меня поджидали два человека в темных плащах. Я пошел к ним с приветственным жестом поднятой вверх правой руки, но был остановлен коротким как выстрел словом:

— Пароль!

— Какой пароль? — засмеялся я. — Я посланец Председателя и вы должны подчиняться мне.

— Пароль, — снова требовательно сказал один из незнакомцев, а второй навел на меня палку, на конце которой сверкнуло что-то стеклянное.

— Легкомыслие может дорого стоить, — подумал я, — хотя пароль мне сообщали, но я совершенно выпустил его из вида и забыл о нем. Причем, мне сообщили три пароля, по времени и месту моего следующего прибытия. Что делать, что делать? Скажи я не тот пароль, у этого в черной хламиде рука не дрогнет Ему один хрен, что абориген, что посланник Председателя. Не возвращаться же мне назад, чтобы уточнить пароль. И на бумаге ничего не напишешь, потому что бумагу еще не изобрели, а клочок бумаги может навести на изобретение ее раньше времени. Вы даже представить себе не можете, во что может вылиться преждевременное изобретение бумаги. Политики начнут читать речи по бумажке, писатели появятся, начнут записывать все, что происходит и уже не будет возможности наврать соплеменникам с три короба, чтобы тебя избрали новым вождем. Но ведь можно и на бумаге наврать с три короба и тогда, сколько ни говори правды, никто не поверит, ни единому слову и не изберут тебя вождем, и даже Председателю не удастся вразумить тех, кого он создал по образу своему и подобию, кроме как наслать на них стихи или болезни.

И тут я вспомнил пароль.

— Содом.

— Гоморра, — ответил человек в темной одежде и поклонился, — добро пожаловать, брат, давно тебя ждем.

Он схватил меня за плечи и стал радостно трясти, как будто любимого родственника, которого не видел лет сто, а, может и больше и приезда которого ждал с нетерпением.

— Просыпайся, — Василь Василич тряс меня за плечи и смеялся, — ну и рыбак, три часа просидел и ни одной рыбы не поймал, да еще заснул. А тут у тебя уютно, как в экзотическом номере самой дорогой гостиницы, приближенной к природе и естественной жизни. Зато я рыбы наловил. Пойдем готовить обед, покушаем, а потом будем готовиться к вечернему лову.

Княгиня

Солнце было еще высоко, но уже клонилось к закату, увеличивая тени от деревьев и умиротворяя все вокруг. Птицы отдыхали в своих гнездах и даже комары куда-то попрятались, готовясь к ночным вылетам за дурной кровью рыбаков и охотников.

Приготовление ухи дело в общем-то простое. Василь Василич поймал довольно крупных окуньков и двух судачков. Чисто для ухи. Как будто выбирал, какую ему рыбу ловить. Окуньки были по пять рублей и весом грамм по восемьсот, судачки под стать им чуть поболее килограмма каждый. Можно, конечно, было их выпустить, как намекают рыбаки в телевизионных передачах, но зачем тогда ездить на рыбалку и ловить рыбу. Рыба — это пропитание человека, и он должен ее ловить на потребление сразу или для заготовки на будущее. Иначе и на рыбалку нечего ходить.

Пока Василь Василич потрошил рыбу, я начистил картофель, порезал лук и приготовил заправку из сушеной моркови, перца, соли и различных травок.

Вдвоем работа спорится и уже веселый котелок с картофелем сказал нам о том, что пора запускать рыбу. Уха сварилась довольно быстро. В котелок плеснули грамм пятьдесят водки и затушили головешку, чтобы отбить тинный привкус от речной рыбы.

Обедать пошли в мой естественный шалаш, где я проспал всю рыбалку. Вечером еще предстояла рыбалка, поэтому и обеденная уха нами потреблялась как рыбный суп.

В чем отличие ухи от рыбного супа? Очень просто. Если перед потреблением рыбного супа выпить рюмку водки, то получается уха. Если рюмки не будет, то в любых условиях и с любой рыбой это будет рыбный суп.

После еды мы прилегли на лежанки из сена и закурили. Вот что значит эйфория, когда плотно кушаешь на свежем воздухе и вытянешься на пахучем сене в непосредственной близости от реки.

— Василь Василич. — спросил я, — а вы когда-нибудь любили? Чтобы вот так, по-простецки, грабить так банк, а спать так с королевой?

Молчание моего спутника было длительным. Мне даже показалось, что он вообще не будет отвечать на мой вопрос, а возможно, попросту уснул, разморенный едой. Все-таки немолодой человек. Устал. А тут такая расслабляющая обстановка.

— Любил, — вдруг сказал Василь Василич. — но это было так давно и кажется, что этого вообще никогда не было. С другой стороны, за это нужно сказать спасибо революции. Если бы ее не было, то и у меня не было бы никаких воспоминаний, которые можно писать на розовой бумаге.

— А революция здесь при чем? — спросил я. — В революцию вам было лет намного меньше, чем мне сейчас.

— Это вы сейчас равноправие воспринимаете как нечто собой разумеющееся. — сказал мой собеседник. — хотя и сейчас сословные различия есть и никуда не делись, но это все завуалировано, а раньше это было ярко выражено. Мои предки из крестьян. После отмены крепостного права перебрались в город и устроились работать на мануфактуру. Я был уже вторым городским поколением, но только после революции мы перебрались из тесных общаг, потеснив буржуев в многокомнатных квартирах.

Я хмыкнул, представляя, как это все происходило, основываясь на описаниях этого процесса оставшимися в живых писателями и теми, кто сгинул в лагерях, но написанное ими так и не смогло быть уничтоженным, несмотря на все усилия ВЧК. Как живой стоит перед глазами профессор Преображенский и домком товарищ Швондер с группой товарищей.

— Я знаю, почему ты хмыкнул, — сказал Василь Василич. — Всякое бывало. Только квартиры к моей истории отношения не имеют. Мы, дети рабочих и крестьян, получили такие же гражданские права, как и все. Но для этого многие люди должны были поступиться своими исключительными правами, дававшимися им по праву рождения или, были заслужены предками. Я тоже слышал красивые сказки про декабристов, которые боролись за то, чтобы всех людей сделать богатыми или чтобы все люди были дворянами. Но такого не бывает и быть не может даже в сказках. А ты знаешь, что когда проводилось следствие по восстанию на Сенатской площади, то начальник Охранного отделения генерал-адъютант Бенкендорф Александр Христофорович сказал руководителям восстания:

— Господа, вы заявляете, что боролись за свободу крепостных крестьян. Поднимите руку, кто из вас освободил своих крестьян. И в отношении него сразу будет прекращено дело.

Ни один не поднял руку. Да и как бы господа смирились с тем, что рядом с ними будут новые господа из вчерашних крестьян или ремесленников? Только что человека пороли на конюшне за мелкую провинность или брали его невесту на пробу по праву первой ночи, и вдруг он в благородном собрании с тросточкой, и она в кринолине? Не смешите меня. Такое неравенство стирается только кровью. Химики не придумали ничего другого. Тут только смена режима в стране и Конституция, которая уравнивает в правах все население страны. Иного пока не придумано. Даже в той стране, где есть Конституция и в ней записаны права граждан, нельзя давать гражданам проявлять эти права. Начнется восстание и уравнивание прав будет проведено кровавым путем. Если власть будет соблюдать Конституцию, допускать смену выборной власти и готовить граждан в выборные органы для управления государством, то такая страна имеет перспективы на долгое и мирное развитие и превращение ее в страну, ценности которой являются примером для других стран.

Я смотрел на Василь Василича и удивлялся трезвому уму и знанию всего и обо всем. Я не сомневаюсь, что если бы я завел вопрос о космогонии, то и здесь мой собеседник блеснул бы познаниями в области мироздания и даже предложил бы что-то новое, свое, что, возможно, было бы спорным, не тем не менее.

— В середине тридцатых меня по комсомольской путевке направили в органы ВЧК. Тогда это было ОГПУ (Объединенное государственное политическое управление) и в этом же году его переименовали в НКВД. Народный комиссариат внутренних дел. Послужил я немного в пограничниках на дальневосточной границе. А потом меня направили на учебу в школу разведки. Была такая сто первая школа. Поэтому я участия в массовых репрессиях не принимал, да и обращение с нами было не такое, как в школах контрразведки, где учили ломать людей. Представь себе, что костолом поедет за границу в разведку. Да у него на лбу написано, кто он такой. Кто-то про Сталина или Берию плохое скажет, а он уже в драку за них полез. И кончилась работа. Ты вот слышал где-нибудь, чтобы выпускники разведшколы где-то в числе оголтелых чекистов числились? Чтобы они возглавляли черносотенные шествия и вгоняли иголки под ногти своим бывшим коллегам, чтобы выпытать у них, что они замышляли в плане перестройки и демократизации нашей страны? То-то и оно.

Вот и мы были такие, учили иностранные языки, политес и не хлебали первое, второе и третье из одной чашки и одной ложкой. Не сморкались при помощи зажимания одной ноздри, а пользовались платочками, умели танцевать и были обходительными во всем. При случае могли и рожу любому начистить. Парни были хоть куда. И вот в 1937 году уже перед последним годом обучения получил я путевку в наш санаторий в Ялте. Женщин в санатории было предостаточно и все они были проверенные в идеологическом и медицинском отношении, так чтобы не заразили сотрудников чуждой идеологией или нехорошими болезнями. Но у меня не было желания получить в личное дело запись о курортном романе, что я говорю в любовном экстазе и как в сексуальном плане я выгляжу в чужих местах. Я обошел все библиотеки и все места, связанные с культурой. А таких мест и до сегодняшнего дня достаточно, и там я познакомился с одной девушкой. С богиней. И как ты можешь догадаться, ее звали именно Дианой. А сейчас давай ухи поедим. проголодался я что-то.

Первая командировка (продолжение)

Радостная встреча продолжалась недолго. Несколько мгновений. Люди соскучились по встрече с равным. Но быстро насытились общением и перешли к делу.

— Слушаем тебя, брат наш, — и склонили головы в темных капюшонах.

— Как там у нас Авраамом и с племенем его? — как-то устало спросил я, как будто мне уже надоело ездить по всем сторонам света и инспектировать все ранее начатое.

— Трудно вот так в двух словах ответить, — сказал старший из смотрящих. — Сначала Авраам вместе со своим отцом жили в городке Ур, что в Южной Месопотамии, а затем переехал с семьей в город Харран в Северной Месопотамии, где и умер от старости.

Мы передали Аврааму приказ Председателя, чтобы он продолжил дело своего отца и нашел дорогу в Ханаан, а за это из его потомков будет создан великий народ, в котором людей будет столько, сколько песчинок на земле и сколько звезд на небе и который будет владеть всей землей Ханаанской.

Авраам удивительно послушный человек и он, взяв с собою жену Сарру, племянника Лота и слуг своих вместе со стадами последовал в Ханаан, но не остался там, прошел до Египта и там тоже не остался.

В пути из Египта пастухи Авраама и Лота поссорились из-за пастбищ и колодцев, и Авраам с Лотом тоже отделились друг от друга. Пастухи Лота говорили, что вся земля Ханаанская будет принадлежать им, а Аврааму следовало бы убраться куда-нибудь подальше. Авраам устроился неподалеку от города Хеврона, а Лот стал жить в городе Содоме.

У Авраама сейчас проблема, он хочет иметь наследника от жены своей Сарры, но ему уже больше ста лет и жена его не первой молодости и они не могут зачать ребенка. Сарра уже водила в шатер к Аврааму свою служанку по имени Агарь, и она родила от Авраама сына по имени Измаил, а Сарра прогнала их, и они живут в сторонке.

— Хорошо, — сказал я, хотя ничего хорошего в этом рассказе не было, — пойдем сейчас к Аврааму и на месте решим, как быть дальше и что нам нужно сделать, чтобы заветы нашего Председателя неукоснительно выполнялись.

Мы встали и пошли в восточную сторону. Перевалив через холм, мы увидели шатры и загоны для овец, а также увидели Авраама, старца с седой бородой, сидевшего у очага.

Авраам приветливо принял нас, угостил всем, что есть в его селении и отвечал на все наши вопросы, понимая, что имеет дело с посланцами Председателя, которые прибыли сюда не просто так.

В неторопливой беседе он рассказал нам, как участвовал в войне против четырех царей, которые захватили Содом и пленили его племянника Лота. Царь Нимрод вместе со своими троими приятелями разграбил город Содом и захватил в плен Лота. А так как Лот был очень похож на Авраама, то его посадили в клетку и стали насмехаться над ним, что, мол, не придется тебе вести свой род для заселения земель Ханаанских, а Председатель его, который им управляет, даже пальцем не шевелит, чтобы спасти своего наперсника. Тогда Авраам вооружил мечами триста восемнадцать своих воинов и заставил бежать войска всех четырех царей, освободив племянника Лота.

Сейчас у Авраама все хорошо, да только Сарра не может родить ему сына и, вероятно, не сбудутся предсказания Председателя о том, что от колена его будет создан многочисленный народ.

Авраам говорил, а теплый ветер пустыни развевал его седую бороду, унося обрывки слов, отчего его речь становилась не везде понятной, но смысл можно было понять.

Мы в школе учили все существующие наречия и с восторгом вспоминали те времена, когда сущим языком был один, на котором разговаривали все наплодившиеся на земле люди. С помощью одного языка они знали секреты друг друга и могли договариваться. Они даже договорились до того, что решили построить высокую башню и посмотреть, кто там сверху кидает им камни с начертанными задачами и потребовать, что прежде, чем кидать эти камни, он должен посоветоваться с ними о том, согласны ли они с этим приказом и желают ли они ему подчиняться. Одним словом, решили на земле установить демократию. Но наш Председатель не признает никаких демократий. Шаг влево, шаг вправо — попытка к бегству, прыжок на месте — провокация, и он одним махом разрушил стоэтажную башню вблизи города Вавилона и перемешал все языки, вследствие чего люди разбрелись в разные стороны туда, где жили говорящие на таких же языках люди. От добра добра не ищут.

— Успокойся, Авраам, — сказал я, — Председатель не оставил тебя милостью своею. Вот тебе порошок, выпей его и иди к Сарре, а через год у тебя родится сын и назовешь ты его Исаак.

_ Да как же это возможно, — запричитал Авраам, — ведь я старый и Сарра моя старая, откуда у нас появятся дети?

_ Слушай, что я тебе говорю и делай все так, как велит Председатель, — сказал я, — а сейчас поведай о том, как живет племянник твой Лот и не нужно ли ему помочь вернуться к своему дяде, чтобы умножить число потомков ваших.

— Плохо моему племяннику Лоту, — с горечью поведал нам Авраам. — После того, как я освободил город от врагов, а Лота от плена, народ там испортился окончательно. Вместо того, чтобы плодиться и умножать богатства свои, люди там занялись грехами. Мужчины там сожительствуют с мужчинами, женщины с женщинами. А тем, кому не хватило пар, нападают на другие пары или прибегают к помощи животных для удовлетворения своих низменных похотей, и этих животных после совокупления с ними они пускают в пищу, распространяя грех скотоложства по всей округе.